ПАУТИНКА. Откуда мы взялись? Что все это значит? Почему стрекозы зеленые? Луна сегодня грустная?
ГОРОШИНА. Да, пытается во всем разобраться. Мотылек всегда порхает, ей сосредоточиться очень сложно, и вероятно, не потому, что ей свойственны такие глубокие мысли.
МОТЫЛЕК. Ты думаешь, у меня красивые ступни? Все говорят, что у меня красивые ступни, но, если по правде, насколько красивыми могут быть ступни? Они всего ли ступни.
ГОРОШИНА. Может, она просто не умна? Но она умнее, чем кажется со стороны. Должна быть умнее.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Иногда тебе наверняка хочется их помыть.
МОТЫЛЕК. Я мою свои стопы. Опускаю их в родниковые пруды.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Мы пьем из этих прудов.
МОТЫЛЕК. Я пью только нектар.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. У тебя грязные ногти.
ПАУТИНКА. Почему у нас ногти? Почему у нас пальцы? И почему Шекспир продолжает расширять мой текст, присылая новые реплики? И кто такой Шекспир? И что это значит – произносить реплики? Мы в какой-то пьесе? Это нормально?
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Господи! В этом она вся. Почему у нас это? Почему у нас то? Почему плесень растет в темноте? Разбудите меня, когда она закончит с вопросами.
ГОРОШИНА. Горчичному Семечку палец в рот не клади. Всегда критикует, но иногда выдвигает интересные версии. Говорит, что Пак пускает нам кровь, потому что его это сексуально возбуждает. Не уверена я, что это правда.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Сексуально его возбуждает все. И он всегда похваляется тем, что может сделать, и что знает, и что видел.
ПАК. Я видел смерть Великого бога Пана.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Ты его убил?
ГОРОШИНА. Большие стрекозы жужжат, влетают головой в доисторические деревья и падают, исчезая на клумбах с примулами. Везде светящиеся черви и зеленое жужжание.
ПАК. Нет. Я просто наблюдал.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Он предпочитает наблюдать. Извращенец.
ПАУТИНКА. Так от чего он умер?
МОТЫЛЕК. Ох! Комар укусил меня в зад. Вот за кем нужно наблюдать.
ПАК. Я наблюдал. Аппетитный у тебя зад. Хочешь, чтобы я высосал яд.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Боги не умирают.
ПАК. Боги умирают, если им не поклоняются, их не боятся или не любят. Но самое ужасное, что может быть – это призрак умершего бога. Великий бог Пан мертв, но он по-прежнему бродит по этому лесу. В сумерках я чувствую, что он где-то рядом. Он всегда вызывает зуд в моей голове. Пан был одним из самых безумных богов.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Ты – еще один.
ПАК. Ты думаешь – я бог?
ГОРОШИНА. Слушая тебя, Пак так склоняет голову, что создается ощущение, будто он белый и пушистый, тогда как на самом деле он наполовину лис, наполовину змей.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Может, маленький бог. Совсем крошечный. С крошечными органами. Отброшенный и забытый за ненадобностью фрагмент божественности, который утащила мышь.
ПАК (проводит рукой по ноге ГОРОШИНЫ). Мне нравятся твои ноги. У тебя красивые ноги.
ГОРШИНА (отодвигает ногу). Пожалуйста, не трогай мои ноги.
ПАК. Тебе нравится, когда я глажу твою ногу.
ГОРОШИНА. Нет, не нравится.
ПАК. Ты трепетала от наслаждения. Я это почувствовал.
ГОРОШИНА. Я не трепетала от наслаждения. Содрогалась от отвращения.
ПАК. Наслаждение и отвращение очень близки.
ГОРОШИНА. Разумеется, нет.
ПАУТИНКА. Он прав. Фрейд говорит…
МОТЫЛЕК. Кто?
ПАУТИНКА. Фрейд. «Толкование снов». Гермия оставила книгу в лесу.
ГОРОШИНА. Не знаю я никакого Фрейда.
ПАУТИНКА. Он еще не родился. Но в лесу сосуществуют все времена и места, включая и воображаемые.
ПАУТИНКА. И каких грибов ты наелась на этот раз?
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Пак из тех богов, которые едят мышей и ящериц. Злой маленький бог. Маленький сдувшийся божок. С маленькой болтающейся штучкой. Заблудшая маленькая штучка.
ПАК. Тогда мы все злые. И все заблудшие.
МОТЫЛЕК. Я не злая. Может, заблудшая, но не злая.
ПАК. Даже глупые могут быть злыми.
МОТЫЛЕК. Мы не злые, правда? Потому что нахожу очень тревожной даже саму мысль об этом. Как можно подумать, что мы злые?
ГОРОШИНА. Мотылек смотрит на Паутинку в надежде, что она ей ответит, но Паутинка не сводит глаз с большой коричневой сороконожки, которая проползает мимо и скрывается среди папоротников.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Не позволяй ему задеть тебя за живое. Он специально говорит так, чтобы нам стало не по себе.
ГОРОШИНА. Иногда я думаю, что мы, возможно, злые. Пак очень злой, а если он может быть злым, почему мы – нет?
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Иногда, Горошина, слыша от тебя такие глупости, я готова подумать, и, если бы хорошо тебя не знала, подумала бы, что ты – человек. Это люди глупые и злые.
МОТЫЛЕК. Это злость Пака укусила Горошину за сосок. Я бы никогда не укусила ее за сосок. Я бы никогда никого не укусила за сосок. Сосала бы с удовольствием, но не укусила. Из этого следует, как ночь – за днем, что я не злая. А еще у меня красивые локти. Видите?
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Видели мы твои локти.
МОТЫЛЕК. Но не оба сразу. Посмотрите на эти ямочки. У того, кто злой, ямочек на локтях быть не может.
ГОРОШИНА. Но среди сочной зелени полуденной тени и в лучах пробивающихся сквозь листву солнца, самые разные существа жужжат и пожирают друг дружку. Всем детям-эльфам говорят, если вы будете плохо себя вести, придет богомол и сожрет вас. Волшебный лес целиком зиждется на пожирании. Подменыши, бедные, потерянные, не рыба и не дичь, сидят и смотрят друг на дружку из маленьких нор. А в темной влажной чаще, среди теней, самые разные существа целуются, спариваются, убивают и поедают друг дружку. Ухают совы, и корни древних деревьев цепляются за сырую землю. И мы, четыре миниатюрные эльфийки, держимся вместе, расчесываем друг дружке волосы, вылавливаем вшей, давим их ногтями, сосем время от времени груди и пальцы той, что рядом, чтобы успокоиться и отогнать тревогу. Розовые бутоны едят черви, и много ужаса в этом лесу. И мы каким-то образом часть этого ужаса. Кто-то боится нас, кого-то боимся мы.
ПАК. Это не шутка, знаете ли. Так было не всегда. Когда-то мы были кем-то еще.
МОТЫЛЕК. Я никогда не была кем-то еще.
ГОРОШИНА. Мы всегда были такими, правда?
ПАК. Нет. Давным-давно мы были богами.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Никогда мы не были богами.
ПАК. Были. Ты не помнишь. Но где-то глубоко в голове мы все можем слышать призрака умершего бога Пана, шепчущего, что это правда.
МОТЫЛЕК. Я никого не слышу, кроме древесных лягушек.
ГОРОШИНА. Если мы были богами, тогда что с нами случилось?
ПАК. Нам как-то понизили статус, словно захиревшему дворянству. Мир невероятно древний, знаете ли. Когда-то были другие боги, а мы пришли и вытолкали их обратно в темноту. Потом появились новые боги и принялись выталкивать нас, вот мы и ретировались в этот лес. Оберон – пародия на то, кем мы были. Раздувшаяся насмешка над богом, псевдо-король.
ПАУТИНКА. Я думаю, Пак прав.
ГОРЧИЧНОЕ СЕМЕЧКО. Пак всегда неправ. Он противный, как козел.
ПАУТИНКА. Но иногда я думаю, находясь на грани сна, засыпая или просыпаясь, что я почти вспоминаю.
МОТЫЛЕК. Вспоминаешь что?
ПАУТИНКА. Что-то такое, что совсем рядом, но в руки не дается.
ПАК. Так возьми в руку это.
ГОРОШИНА. Как вульгарно. Стоит ли богу говорить такое?
ПАК. Пан говорил. Боги всегда были вульгарными. Они вырастают в темных, сырых местах, как плесень.
ГОРОШИНА. Но Пан мертв.
ПАК. Он мертв, но все еще бродит здесь. Когда я стою в лесу один, замирев, как изваяние, и смотрю на деревья на вершине холма, то вижу, как их кроны шевелятся, хотя нет ни малейшего ветерка, не чувствую я его, да и кроны других деревьев неподвижны, и я знаю, это он.
МОТЫЛЕК. Такое случилось со мной однажды. Я так испугалась, что описалась.
ПАК. Это Пан. Дыхание Пана, идущего меж деревьев. Поэтому паникой это и называется. Паника – твои ощущения, когда ты в лесу один, но внезапно осознаешь присутствие древнего бога. Он приходит, чтобы напомнить, что тебе суждено умереть.
