Едва водитель притормозил на нужной остановке, я под облегченный вздох попутчиков ужом выскользнула из пассажирского салона и бросилась бежать через двор.

– Скорее, ну, скорее же – что ты ползешь, как черепаха! – подгоняла я себя.

Перепрыгивая через две ступеньки сразу, поднялась на третий этаж и ввалилась в прихожую. Бесцеремонно вытащила за крыло ворона и потребовала:

– Выкладывай!

Обиженный неуважительным отношением ворон вспорхнул на полочку для головных уборов под самым потолком, откуда мне его было не достать, и обиженно нахохлился.

– Напррасно! Симуррг хорроший! – каркнул он и демонстративно отвернулся.

Пришлось сменить тактику.

– Конечно, ты хорроший, Симочка – золотой, изумррудный и даже, если хочешь знать, ррубиновый, – от нервного напряжения я тоже начала грассировать. – А княжна Леля – прросто изверг, инквизитор, узурпатор, диктатор и сатрап в одном лице. Прости меня, Симочка, ну прости – я переволновалась. Хочешь печеньице?

Ворон оживился, черные глазаки-бусинки алчно блеснули, и он решительно заявил:

– Коррмиться!

Я призвала себя к терпению, шикнула на распоясавшуюся тревогу и отправилась в кухню – раскрошила в блюдце печенье, налила в чашку молока, после чего исполненная достоинства птица соизволила сменить место дислокации и приступить к трапезе. Истребив угощение, ворон протянул мне лапу с привязанной толстой ниткой запиской. Дрожащими от волнения пальцами, я, казалось, целую вечность пыталась развязать неподатливый узелок.

– Осторрожно! Оторрвешь, изверргиня! – ежеминутно предупреждал сварливый пернатый почтальон.

Потеряв терпение, я сбегала за маникюрными ножницами, перерезала неподатливую нить, расправила снятую с птичьей лапы бумажную полоску и прочитала:

– Жду у Агаты в Кукареках, одежда – походная. Поторопись! Иван.

Я растерянно посмотрела на ворона.

– Объяснить не хочешь?

– Беррендеи дрремлют, – просветил «оракул».

Не успела я перевести дух и расслабиться (ну, отдыхают мои родители после трудов праведных – и слава Роду Милосердному!), как последовало шокирующее продолжение:

– Отрравлены! Вррагиней!

Я опустилась на пятую точку на том самом место, где только что стояла. Ненароком задетая табуретка перевернулась и стукнулась об пол. Мерзкий, как паутина, страх, облепил тело от пальцев ног до самой макушки, в глазах потемнело. Единственное, на что я оказалась способна в тот момент – дышать глубоко и размеренно, повторяя вслух:

– Вдох и выдох, вдох и выдох, вдох и выдох…

Это вернуло способность адекватно мыслить и различать слова, которые выкрикивал перепуганный птах. Перебегая с одного края стола на другой, он осипшим голосом каркал мне поочередно в левое, а потом в правое ухо:

– Погрружены в летаррргию! Дррремлют, дррремлют! Поторррапливайся!

Опираясь на все, что попалось под руку, я кое-как поднялась с пола, поставила табурет на ножки, присела и перевела дух. От вороньего крика звенело в ушах.

– Сейчас ты у меня тоже уснешь, милая птичка, причем навеки! – прорычала я, приходя в себя. – Рразве можно так пугать!

Ворон предусмотрительно перелетел на посудную полку – повыше и подальше! – и затараторил:

– Симуррг хорроший! Быстррый! Бесстррашный! Торропился!

– Да ладно уж! – Ворон-то и впрямь ни в чем не виноват. – Беру свои слова назад.

– Вперред! Пррямиком в Кукарреки! – Птица вылетела в коридор, демонстрируя полную боевую готовность.

– Но-но, не так быстро, мне еще собраться надо.

Это были самые стремительные сборы в дорогу за всю мою жизнь. В этот раз природная лень сыграла мне на руку – я так и не удосужилась разобрать походный рюкзак, а потому осталось лишь дополнить кладь запасными батарейками для фонарика и толстым мотком бечевки, блокнотом, твердыми и более надежными, чем шариковые ручки, простыми карандашами, точилкой, бутылкой минеральной воды и пачкой сухого печенья. Под руку случайно попалась подаренная мамой небольшая голубая сумочка для косметики, которую я поначалу отодвинула в сторону – вряд ли там, куда я собираюсь отправиться, мне пригодятся тушь для ресниц, помада тени и румяна.

Сменив босоножки на кроссовки, я накинула походную куртку-штормовку и в последний раз обвела взглядом квартиру: не забыла ли чего? А потом, повинуясь неосознанному побуждению, запихнула-таки в распухший вещмешок косметичку, посадила ворона на плечо и вышла за дверь.

Возле подъезда на лавочке сидел Влад – грустный, потерянный. Где-то в глубине моего охлажденного до состояния сухого льда сердца шевельнулось запоздалое раскаяние: совсем про него забыла.

Встрепенувшись при моем появлении, парень задал вполне закономерный вопрос:

– Лен, что происходит? Может быть, ты променяла меня на нового друга? – Он кивнул на ворона.

Симург немедленно приосанился и одобрительно каркнул, но я даже не улыбнулась шутке – мне было не до веселья.

– Твоя машина на ходу? – Он утвердительно кивнул, а я, удивляясь собственной черствости, приказала. – Отвезешь меня в Кукареки. – Но спохватилась и немного смягчила резкость: – Тебе ведь не трудно? Вот и хорошо.

К счастью, новенькая «Нива-Шевроле», гордость моего бывшего возлюбленного, была припаркована неподалеку. Влад помог мне сесть, аккуратно захлопнул дверь, занял водительское место и дождался, пока пассажирка пристегнет ремень. Когда я уже почти потеряла терпение, автомобиль наконец-то тронулся с места.

Парень всю дорогу косился на погруженную в собственные раздумья подругу и обиженно поджимал губы, ожидая объяснений, но мне не хотелось разговаривать.

Вот и знакомая площадь возле продмага. Влад галантно помог мне выйти, надеть рюкзак и попытался поцеловать, но я ловко увернулась, потрепала его по щеке, прощебетала: «Благодетель!» – и с чувством выполненного долга ретировалась.

Лишь отойдя на несколько метров, я осознала, в какой растерянности оставила приятеля. То-то он, бедняжечка, удивился: обычно поклонницы разговаривают с ним со-овсе-ем другим тоном. А ведь когда-то мне страшно льстило, что этот избалованный вниманием девушек молодой человек остановил свой выбор на мне, обычной девчонке. Нынче же, несмотря на все атрибуты успеха (эффектную внешность, собственный автомобиль, высокопоставленных родителей и радужные жизненные перспективы), он стал мне совершенно не интересен.

– Все течет, все изменяется! – машинально пробормотала я, с удивлением отметив, что не только запомнила, но и к месту употребила давно ставшие поговоркой слова древнегреческого философа Гераклита Эфесского, которого любит цитировать мой продвинутый братец. Недаром говорят: с кем поведешься, от того и наберешься.

Миновав открытое пространство, я перешла с быстрого шага на бег. Вот и знакомый домик – «весь в плюще», как описал его однажды знакомый дедушка-мотоциклист по имени Мотя. Тоскливо скрипнула калитка, но на ее зов никто не отозвался, и тетя не вышла на крылечко встретить меня.

* * *

В сенях я сняла и бросила на лавку рюкзак. Ворон устроился на подоконнике, с укоризной взглянул на пустое блюдце и принялся чистить перышки.

– Вань, я приехала!

В ответ – тишина, хотя отсутствие замка на входной двери указывало на чье-то присутствие, а своих или чужих – сейчас проверим.

Я прошла в комнату и остолбенела: Иван и Бай неподвижно сидели на диване, уставившись в одну точку – ни тот, ни другой не обратили на меня ни малейшего внимания.

Чтобы привести друзей в чувство, я пощелкала пальцами перед их носами, похлопала в ладоши и, наконец, громко потопала по полу – никакой реакции! Ладно, пусть пока все остается как есть. Отогнав усилием воли вновь подступившую панику, я присела рядом и откинулась на спинку дивана.

Хорошо тибетским монахам! У них с молодых ногтей воспитывают железную силу воли, учат в любой момент полностью абстрагироваться от внешнего мира и подчинять мысли единой цели. У меня же порой эмоции просто зашкаливают, и призвать их к порядку стоит огромных усилий. Может, стоит немного помедитировать в тишине, чтобы снять стресс? Недолго думая, я перебралась на коврик на полу, с трудом приняла непривычную позу «лотоса» и, сложив пальцы рук особым образом, принялась повторять: