– Значит, активной деятельностью не занимаетесь?

– А мне это ни к чему. В каждую минуту заснуть могу. Начну что-нибудь – засну, а когда проснусь, окажется, что не то и не так начинал. Да ещё так может случиться: усну где-нибудь в безлюдном месте, а собаки и вороньё по частям растащат. Сосед у меня есть – Михалыч. Так тот противоположность мне. Он после контузии с самой войны совсем не спит. Сторожует неподалёку каждую ночь. Заходит ко мне по стаканчику пропустить. Я с ним потому и связался, что боюсь один во сне остаться. Прошу его почаще заглядывать. Ставлю бутылку в прихожей, где ключ он – знает. Если усну – присмотрит. Так что мне нельзя наперёд загадывать. Буду жить как жил, спать как спал, а там, глядишь, и обновлённое общество появится.

Утром я попрощался с хозяином и пошёл к председателю правления. В правлении мне сообщили, что председатель сгорел в гостинице с любовницей. Можно было уезжать.

По дороге к автостанции мне пришла в голову мысль, что к жизни можно относиться как к чему-то одолженному тебе во временное пользование, но не каждый находит, куда бы её употребить, и обращается с ней, словно с вещью, просто сданной ему на хранение, и в этом-то и обнаруживает свой единственный смысл. Вот и всё, ребята.

– Классный рассказ! – зашумели пионеры.

– А Аввакум Силантьевич ваш – хамелеон!

– И в конце вы здорово философию ввернули. А у нас тоже философ есть. Он наш кружок историко-патриотический ведёт. Можем познакомить.

Философ налил водки. Пионеры ушли. Мы выпили не закусывая.

– Я патриот, – начал философ. – И, как всякий патриот, я должен думать, с чего начинается Родина. Она начинается с русской идеи, и ею же заканчивается, ибо русская идея в упадке. Я постоянно думаю, как её оживить и продвинуть. Моим предшественникам было куда легче – всем этим Розановым, Бердяевым. Что они знали? Православие, соборность, святая Русь, которую все обижали, – философ повернулся к большой карте Европы 1913 года, где почти всё было Россией. – Теперь из этого много не выжмешь. Что прикажете делать с модными учениями: психоанализом, экзистенциализмом, уймой других? А ведь без них русскую идею не продвинешь. И напрасно многие обеспокоены несовместимостью русской идеи с тем же психоанализом. Нужно только уметь сочетать, а главное – доходчиво. Например, тот же экзистенциализм слишком непонятен русскому человеку, не говоря уже о его произношении. Пришло время, когда понимание России необходимо подавать с умом. Вот здесь-то и кроется самая большая трудность. Моим предшественникам было всё же легче. Что такое русская идея по Достоевскому, если популярно? Это когда мир делится на русских и нерусских. Или когда весь мир – славяне, а остальные – сволочи, и нам должны. Запад уродлив. Католики не люди. Чем занимался Бердяев в Париже и Берлине? Объяснял Западу, что русская идея – это не так, как на Западе, и что Западу кранты. Всё просто и патриотично, но слишком старо. Современный патриотизм опустился до бытового уровня: квас или пепси, дирол или жменя семян. Слишком узко для русской идеи! Но у нас есть фундамент – те же мои предшественники. Нужно только их развить и дополнить в новом свете. Конечно, основа новой русской идеи, по-прежнему, – противостояние Западу. Что в России может быть конкурентоспособным? Прежде всего, природа. Как увязать это с Фрейдом? Нужно использовать иррационализм русского менталитета. Вспомните самую известную работу Фрейда «Толкование сновидений». Так вот, Россию нужно представить как сон – сон преображения, куда сначала выплёскивается неудовлетворённость, страх, пьянство, раздражение, но затем всё это преображается в высокий помысел, которому присуща интуиция всеединства и идеальное состояние абсолютной Всечеловечности. Ведь Русский человек, по Достоевскому, – Всечеловек. Его всеотзывчивость – это свойство впитанной им матушки-природы, матери земли русской. Помните, Розанов представляет Россию женским, а Европу мужским началом? Ещё он говорит, что русские имеют свойство отдаваться беззаветно чужим влияниям, как невеста и жена мужу, но таинственным образом, чем эта отдача беззаветнее и чище, тем она сильнее действует на того, кому была отдача. Фрейд утверждал, что многие ландшафты, где есть мосты или горы, поросшие лесом, пересечённая местность – большей частью половые органы. Возьмите сибирскую тайгу. Как говаривал Ломоносов: «Русь Сибирью прирастать будет». Тайга, поросшая лесом, – это вагина, дающая плод и продолжение. Европейское влияние с его мужским началом – это не что иное, как введение мужского полового органа в вагину женской натуры Руси. Но вот вагина становится чёрной дырой, в которую проваливается европейский пенис, попадая в некий чёрный ящик, и там самым непостижимым образом происходит русификация европеизации России. И уже над всей Европой во всей своей космической неохватности нависает необъятная русская вагина.

Философ склонил косматую голову к карте 1913 года, и на Европу посыпалась перхоть. Затем он повернулся и неожиданно спросил:

– Вы знаете, отчего умер Фрейд?

– Ну, разве что, официальную версию.

– Вот именно. Я расскажу вам другое.

Философ приподнял карту Европы и вынул из встроенного в стену книжного шкафа большую кипу писем.

– Вы, должно быть, знаете, что в России психоанализ быстро вошёл в моду. Гораздо быстрее, чем в Штатах или Франции. В начале века его пытались использовать чуть ли не все, включая марксистов. Фрейд вёл активную переписку с русскими психоаналитиками. После революции он выражал обеспокоенность тем, что его идеи ставятся под сомнение в большевистской России. Вот письмо – ответ Фрейда двум русским психоаналитикам Зиновию Хряку и Осипу Каннибалу. Последний эмигрировал в Берлин и после войны написал скандально известный труд «Клинический нацизм как шоковая терапия для Европы». Фрейд пишет им: «Благодаря вашей корреспонденции я вполне ощущаю ваше историческое время и ценю, как вы верно заметили, «великомученичество русской мысли, высекающей искры гениальных прозрений под ударами молота беспринципных политических кампаний по наковальне зёрен познания, накопленных в сокровищнице мировой культуры». Я также благодарен вам за описание результатов наблюдений того весьма интересного пациента, Ивана Зудина. Они лягут в основу моей новой статьи.

С уважением, ваш Фрейд».

Иван Зудин ещё мальчиком подхватил грипп в тяжёлой форме, который дал осложнение на мозг. Он испытывал острые продолжительные боли не только в мозгу, но и во всём теле. К этому добавились неурядицы в семье. Его старшего брата повесили за участие в «Народной воле». Его отец в приступе белой горячки забил до смерти его мать, а наутро утопился в реке. Его старшая сестра довольно удачно вышла замуж за богатого, но старого купца. Приворовывая из его кассы, она помогала Ване деньгами и продуктами. Но однажды майским вечером по пути к Ване в больницу её сначала поразила молния, а потом переехал извозчик. Ваня остался один. В общем, обычные русские судьбы. Безусловно, всё это сказалось на Ваниной психике. Так он попал под наблюдение Хряка и Каннибала, которые уже тогда практиковали психоанализ. В это время Фрейд поначалу довольно удачно проводил лечение кокаином своего близкого друга Эрнста фон Фляйшля-Марксоу, занёсшего себе инфекцию в ходе анатомического исследования и испытывавшего невыносимые мучения. Фрейд предложил заменить ему морфий, к которому тот уже пристрастился, кокаином, к которому, как полагал тогда учёный, нет привыкания. Поэтому он сам употреблял кокаин, а также давал его сёстрам, невесте, друзьям. И только трагическое развитие болезни Фляйшля, который стал кокаинистом и неуклонно шёл к своему печальному концу, остановило Фрейда на этом пути. Но это было позже. А тогда Фрейд послал Хряку и Каннибалу свою только что законченную статью «О коке». В статье Фрейд ратовал за «полное употребление» кокаина, а не его «дозированный приём», основываясь, среди прочего, на применение коки южноамериканскими индейцами в религиозных ритуалах. Через полгода Фрейд прислал ещё одну статью под названием «Кокаин», где утверждал, что состояние веселья и продолжительной эйфории под действием кокаина ничем не отличаются от нормальной эйфории здорового человека. Хряк и Каннибал вняли совету Фрейда и стали пичкать Зудина кокаином. Так продолжалось довольно долго, пока Фрейд, а за ним Хряк с Каннибалом, но главное – сам Зудин, не осознали того, что это опасно. Зудин вообще оказался способным малым, и уже через несколько лет он сам попытался лечить себя с помощью психоанализа. Правда, его метод резко отличался от классического психоанализа. Сам он этот метод характеризовал так: «Скажи мне – кто ты, и я скажу, кто ты есть на самом деле». Большей частью он не добивался положительных результатов, но своим упорством заслужил среди оставшихся в живых пациентов прозвище Самородок. Вот этот-то «самородок» и стал впоследствии камнем преткновения на пути фрейдовского анализа. Надо сказать, что в это время Зудин уже здорово пристрастился к кокаину и всячески пытался освободиться от его зависимости, но безуспешно. Тогда Зудин выбрал другой путь: он стал работать над созданием синтетического наркотика, близкого по составу к кокаину, но слабее его по воздействию на организм. Это ему удалось. Он стал принимать этот заменитель вперемешку с кокаином и постепенно отвык от кокаина. Но за это время синтетический наркотик вызвал эффект привыкания. Тогда Зудин снова создаёт синтетический заменитель прежнего заменителя и постепенно переходит на него, но и тот, в свою очередь, также вызывает эффект привыкания. Кончается это тем, что Зудин, привыкнув к последнему из своих многочисленных синтетиков, находит вещество, способное освободить его от синтетико-наркотической зависимости. Этим веществом оказывается чистейший кокаин. И всё идёт по кругу. Заслуга Зудина состоит в том, что он показал способ – как, чередуя в определённой последовательности различные наркотические вещества, быть вполне дееспособным человеком, оставаясь при этом перманентным наркоманом. Увы, записи этих последовательных применений, как и все его наблюдения, сгинули в огне пожарищ и в череде нескончаемых потрясений. Сохранилась лишь часть переписки Зудина с Фрейдом. Зудин отказался от услуг Хряка и Каннибала и уже напрямую переписывался с Фрейдом. В одном из своих писем Зудин описывает один и тот же сон, который снится ему уже на протяжении нескольких лет: железная дорога тянется вдоль поросших лесом Уральских гор. В скале проложен длинный чёрный тоннель. По железной дороге на большой скорости к тоннелю мчится паровоз братьев Черепановых. Вот паровоз на всех парах входит в тоннель по самую кабину. Но вдруг его колёса проворачиваются. Колёса вращались, но паровоз стоял на месте. Затем колёса замедлили вращение, остановились и очень быстро стали вращаться в обратную сторону. Паровоз пошёл назад и скрылся за поворотом. Фрейд сразу определил, каким именно символом является тот или иной образ в сновидениях Зудина и быстро произвёл анализ. Для Фрейда совершенно очевидным было то, что Зудин испытывал острую сексуальную неудовлетворённость, которая таким образом отражалась в сновидениях. Но он крайне затруднялся в выборе метода лечения Зудина, пока не узнал из его же письма, что тот в тридцатипятилетнем возрасте остаётся девственником. Известно, что Зудин много работал над систематизацией своих сновидений в свете фрейдовских трактовок. Вот письмо Фрейда Зудину: «Я считаю, дорогой Зудин, что помимо символов, которые столь же часто изображают мужские половые органы, как и женские, есть много таких, которые относятся исключительно к одному полу, и таких, из значений которых известно только мужское или женское. Пользоваться продолговатыми предметами в качестве символов женских половых органов и полыми (ящиками, коробками и т. п.) в качестве символов мужских – фантазия не позволяет. Столы и комнаты в сновидениях – это женщины. Из предметов одежды женская шляпа изображает половые органы мужчины. В сновидениях мужчин галстук служит символом пениса. Лица, пользующиеся этим символом в сновидении, имеют обычно целую коллекцию галстуков и очень часто их меняют». А вот ответ Зудина Фрейду: «Спасибо, дорогой Фрейд, что Вы нашли время и разъяснили мне метод истолкования некоторых символов в сновидениях. Но я никак не возьму в толк, как мне произвести анализ моих снов, где мне упорно снятся галстук и женская шляпа. Хотя я и пользуюсь этими символами в сновидениях, но я никогда не носил галстука. Моей косоворотке он ни к чему, тем более – коллекция. Но мне часто снится, как я пытаюсь затолкать галстук в женскую шляпу, а затем всё это в ящик моего письменного стола. Потом я несколько раз переворачиваю стол, катая его по комнате. Наконец, я вынимаю ящик и достаю уже не предметы, а живые половые органы и записку, написанную Вашей рукой, где вы утверждаете, что натуральный мужской пенис в сновидениях соответствует женским половым органам, а живая вагина – мужским».