Литмир - Электронная Библиотека

УБЕРИ ТРЕТЬЕГО ЛИШНЕГО

“Вот она, Богом данная Россия!” – Шерлок Холмс стоял у окна, любовался на золоченые купола церквей, вспоминал лондонские туманы и размышлял о российских туманах в юриспруденции и следственных органах.

– Слышал, майор Пронин, вас считают гением столичного сыска, да и всего российского. Когда вы отчаливаете на туманный Альбион в порядке сыскного обмена? – не оглядываясь, спросил он.

– При условии, что только с вами, – расставил акценты Пронин. – Я успею набраться опыта там. Подожду, пока вы поделитесь опытом здесь.

– Хорошо, согласен. Еще одно с вами совместное дело.

– А билет у меня уже в кармане. – Пронин не скрывал удовлетворения. – Думаю, долго не придется ждать.

Холмс побаивался этого русского парня, а точнее, преклонялся перед его уникальной сногсшибательной индукцией, и что дедуктивный метод с его легкой руки может попросту кануть в небытие. Поэтому предупредил:

– Вы уж там, любезный, особенно не усердствуйте, не утруждайтесь, а то выведите всю английскую преступность на чистую воду, меня без работы оставите.

– Ничего, отведу душу, и вам кое-что из громких дел достанется.

– Вы, русские, долго запрягаете.

– Но уж мчимся во весь опор.

“Странный разговор”, – подумал Пронин, но Холмс неожиданно спросил:

– Интересно, майор, не в службу, а в дружбу, признайтесь, когда вы в последний раз задумывались о бренности человеческого существования? Таков неумолимый рок судьбы, предначертание природы. Попользовался льготами, предоставленными тебе жизнью, и освобождай место под солнцем следующему поколению. А я всегда об этом думаю, даже когда ложусь спать.

– Гм… – Пронин не уловил глубокого смысла.

– Что, непонятно? Преступность как была на высоте, так на уровне и остается. Вас не удивляет, что каждое третье преступление в России, я не хочу акцентировать – в варварской стране, связано с убийством или покушением на убийство? А наша бренность говорит о том, что в любую минуту мы можем оказаться жертвой даже собственной сиюминутной беспечности. Не так ли? – Холмс продемонстрировал мальчишескую улыбку, правда, несколько сдержанную.

– Гм… – опять не нашелся сказать Пронин.

Холмс и майор Пронин одновременно услышали свист закипающего электрического чайника и вместе сделали машинальное движение, чтобы выдернуть шнур из розетки. Пронин конвульсивно дернулся и побледнел.

– Ну, что я говорил? – загремел Шерлок Холмс. – Это в подтверждение только что приведенной мысли!

– Почему вас не ударило током, а меня шандарахнуло? – почесал затылок ошеломленный Пронин.

– Да это же элементарно, Ватсон! – засветился лучезарной улыбкой Холмс.

– Не заговаривайтесь, Холмс, – охладил его пыл Пронин.

– Ох, извините за банальную тавтологию с именем Ватсон. Причина ясна. У вас, майор Пронин, сырые потники в сапогах, а я не далее, как сегодня, поменял носки.

– А вот вы и не правы! Почему вы думаете, что электричество не может ударить по другой причине?

– Виноват, майор, ошибся. Как-то мои библиографы подсчитали, что в своей жизни я обманулся всего четыре раза и один раз женщиной.

Разговор бы продолжался в том же ироническом ключе, но внизу раздался звонок.

– Что-то случилось? – спросил Пронин.

Холмс тоже насторожился.

– Кто-то настойчиво звонит в наш офис? Догадываюсь, нетерпеливый посетитель.

– Кто может прийти сегодня? – Пронин взглянул на часы. Сказывалась профессиональная привычка отмечать время.

– Кажется, этот необъявленный визит очень даже кстати, возможно по поводу недавнего убийства редактора одного уважаемого, как у вас в России называют, толстого журнала.

– Да-да, я уже тоже ознакомлен с заключением судебно-медицинской экспертизы. – Пронин раскрыл толстую папку и продолжил выяснение: – Которая гласит, что пространство между нижней частью теменной кости и верхней затылочной размозжено зубилом.

– А вы не обратили внимания на фотографии? – Холмс ткнул на них пальцем. – Характерная деталь: убитый, откинувшись, сидит в кресле на бок. И вот тут меня не покидает чувство неопределенности, что, несмотря на раздробленный череп с оставленным в нем зубилом углублением, у редактора безмятежное выражение лица, словно он до самого последнего момента перед смертью инерционно принимал правила какой-то известной, много раз повторяемой, приятной только ему игры. – Не отличаясь набожностью, Холмс прочитал губами короткую молитву о спасении души раба божьего.

В майоре заговорил аналитический ум.

– Я этого не заметил, – стал убеждать он, – но что прибавляет к следствию такой малозаметный штрих? Хуже, что фиксатор не взял отпечатки пальцев, и улик, кроме глубоко засевшего в голове зубила, никаких. И список посетителей неполный, секретарша в тот день отпросилась по личным делам.

– Есть улики, майор, или нет их, дело обещает быть интересным, и наша задача, моя, как частного детектива и ваша, как представителя российского уголовного розыска, повысить коэффициент полезного действия. Вы, бывшие контрразведчики, тоже теперь повернулись лицом к нуждам народа, а то кругом мерещились для вас шпионы да резиденты иностранных разведок и до обычной уголовщины руки не доходили.

В комнату вошел молодой человек лет тридцати с небольшим, интеллигентного, немного куртуазного вида. Крупная голова и курчавые волосы. Брюнет, красавец. Шляпу он повесил на крючок. По тому, как он вошел, как вешал шляпу, его манеры отличала изысканность, а острый взгляд его необычайно сиреневых глаз выражал полное желание найти прочную истину.

– Глаузер, писатель, – представился он.

– Мы слушаем вас, молодой человек, чем можем быть полезны? – Холмс церемонно поклонился. – В этом доме можно быть до конца откровенным.

Речь Глаузера была взволнованной, но убедительной.

– Я знаю, что вы занимаетесь расследованием убийства редактора и мой долг помочь следствию. У меня есть неопровержимые доказательства – кто убийца. Понимаете, этот случай произвел на всех жуткое впечатление, и я всё это время пытался найти разгадку случившемуся. И не могу отделаться от смутного чувства страха, неужели это сделал мой лучший друг? Это такой удар для меня! Лучший друг! Какой талантливый писатель! Возможно, эта дневниковая запись прольет свет на загадочное преступление? – Глаузер вынул из дипломата листки.

– Так, чьи эти записки? – повертев их в руках, спросил Холмс.

– Я и говорю, моего лучшего друга, тоже писателя Александра Авлентьева.

– Поподробнее можно?

– Мы с убий… – Глаузер немного отдышался. – С Сашей Авлентьевым были дружны с детства, вместе ходили в одну группу детского сада, потом в один и тот же класс, далее выпускной вечер, литературный институт – отделение прозы. И после института были неразлучны, прямо закадычные друзья. Наши пути-дороги не разошлись, пересекаясь постоянно на творческой ниве… Даже, смешно сказать, влюбились в одну и ту же смазливую девчонку.

Записки были поспешно написаны от руки, без подписи, адреса и даты, в три странички. Холмс стал читать вслух:

– “Я пришел к редактору со своей только что законченной повестью, в которой главная героиня, обласканная мною, то есть сиречь автором, и всеми возможными техническими средствами современной литературы, была славная и общительная девушка Ниночка. Повесть была с элементами автобиографии, поэтому писалась горячо, на одном дыхании, а все выстраданные чувства, которые испытывал к Ниночке, я направил, как прекрасные цветы, строго по ее адресу. Ниночка, тем не менее, металась между мной и аспирантом Глаузером (на самом деле больше всего на свете она любила мороженое). Я так натурально выписал образ, так полюбил свою героиню Ниночку, что, если бы некоторые истории имели сослагательное наклонение, а художественные произведения оживали, я бы на ней непременно женился. Даже развелся, если бы того требовал финал повести или я был бы женат на другой, слово джентльмена, тем более мне было больно смотреть, как она тяжело переносила одиночество, не справляясь с большими порциями мороженого. Но, увы! Выбран был неимоверный нестандартный вариант. Повесть кончалась тем, что каждый из нас троих дал обет безбрачия по невозможности разрубить гордиев узел…

6
{"b":"680550","o":1}