Пергарт неуютно заерзал на книгах.

– Слушай, братец-сугузняк, надо спешить, мы увлеклись натурными описаниями. Пора делать первые выводы, а у нас еще множество нерешенных вопросов: естественная среда обитания, время линьки, размножение, когда и у кого окот, вязка, пища и регулярность кормления, практическое применение: можно ли на них охотиться или их надо охранять, можно ли на них ездить и возить поклажу? – сказал он и задумался. – Так всё же, кто это: Ольга, Констанция, Тамара, Катюша, Зоя, Пышка? Пора ставить точку и вынести решение. Твое мнение?

– Не могу так с ходу сориентироваться, не хватает еще каких-то существенных данных. Может это – ключ к решению? – вдруг загорелся очередной идеей Макморд. – Тебе что-нибудь говорят слова “девушка” и “женщина”, во множестве разбросанных по книгам? Какая связь: по внутренним или внешним признакам, в физиологии или, скажем, в физиогномике?

– Не вижу никакой! – признался Пергарт. – Но может вот эта фраза прояснит картину окончательно. – Извлеченная из слоя вездесущей пыли черная книга была краями изрядно потрепана, и заглавие на обложке потускнело.

– Любопытно, любопытно! – Макморд засмотрелся на книгу, которую зачитывал товарищ.

– “Когда в девушке просыпается женщина, она готова превратиться в самку, при этом перманентно развивающийся инстинкт продолжения рода толкает ее на множественные или дискретные отношения с мужчиной, несущие в большей части латентный характер”.

– Самка… самка… – напряг буркли Макморд, потом приободрился. – Кстати, вот что сказал по этому поводу уже упомянутый Лев Толстой о так называемой Наташе из романа “Война и мир”:

“Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка”.

– Что такое самка? – тут же сам собою из Пергарта изрекся вопрос.

Сугузняки совсем запутались в неразрешимой загадке. Слово “самка” им тоже ничего не говорило и не добавляло к сказанному о девушках и женщинах, только усложняло и затягивало экспертизу. Несомненно, одно было ясно, что это была не Тамара, не Пышка. Тогда – кто?

– Требуется эксперимент! – смело высказался Макморд.

– Ты прав, когда ничего другого не остается. Закон любого серьезного исследователя – пока не потрогаешь, пока не пощупаешь – никаких выводов. Плодотворный эксперимент принуждает раскрыться природу во всей своей натуре! – напомнил основной принцип познания Пергарт.

– Точнее, во всей своей ипостаси, – довел до совершенства окончательную мысль Макморд.

– Да, но… – замялся Пергарт.

Но Макморд уже тянулся к образцу присосками. Они наполнились слизью и отблескивали световыми зайчиками.

– Осторожнее! – испуганным голосом вскрикнул Пергарт. – Осади назад. Азарт помутил твой рассудок, и ты забыл о данных нам заповедях, регламентирующих наше космическое задание.

Выдвинутым крючковатым жгутиком он нервно указывал на строчку в новой книге.

Макморд резко отпрянул и прочитал:

– “Неосторожно притронувшись к девушке, не важно при свидетелях или без оных, по закону чести должно немедленно жениться на ней, даже если решительно не настроен взаимно и не питаешь нежнейших чувств”.

Он не думал и минуты.

– Готов поставить эксперимент на себе, экспериментировать – так экспериментировать до конца во имя науки, я женюсь на ней! – Макморду не терпелось приступить к самому ответственному опыту в своей жизни и стать в этой области первопроходцем. Его длинный мерль неуловимо извергся из верхнего отверстия и облизал мерло и он продолжил паниковать. – Но как это сделать? Что значит – жениться? Это связано с большим риском? Вот, например, эта книга доказывает, правда не совсем понятно как, что женитьба устраняет перекосы какой-то практикующейся на Земле половой жизни между особями.

– Чш, чш, это чревато последствиями, а вдруг смертельными, и где гарантия того, что ты не переоценил свои силы? – зашипел Пергарт, которому огромный жизненный опыт подсказывал не торопиться и не делать ничего лишнего. – Подумай прежде, женитьба – это, значит, произвести какое-то физическое, химическое, биологическое, механическое, или иное другое действие по отношению к субъекту. Но насколько оно безопасное и полезное, мы не знаем, а возможно, наоборот, это западня.

Макморд умоляюще сложил вместе щупальца.

– Вовсе нет! Это прекрасный организм, пусть примитивный, но он идеально приспособлен к окружающей среде, и разве цель не оправдывает риск? – Он все еще симпатизировал образцу, упрямо отгоняя непрошеные мысли о возможном неудачном научном результате, интуитивно чувствуя, что от образца вреда никакого и общение с ним не смертельно, а приятно, как бывает приятным взаимное общение даже с самым диким зверем, если его приручить зиглучами.

– О Всевышний Вседоподлиннейший Разум Метагалактики! – завопил Пергарт, его щупалец остановился на нужной странице. – Макморд, ты отдаешь себе отчет? Перед нами чудовище, монстр, вампир! Оно только с виду миролюбивое существо, прелестное создание, пока насыщает свой голодный инстинкт дармовой жвачкой. Без нее неизвестно, какую еще дикость оно выкинет в своей агрессивной необузданности и ярости. Оно опаснее крокта и коварнее мелькеи с планеты Шершея. Известный в ученом мире Некрасов предупреждает всех, дабы остерегались их. Каждое слово его описания вопиет о страшных чудищах:

“Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!”

Пергарт совсем распалился от негодования. Его слюна так и брызгала во все стороны.

– Ты сможешь подобное продемонстрировать?

– Хотел бы на тебя посмотреть! – возражение было неподдельное.

– Признаюсь, я тоже… не смогу. Если только в защитном костюме…

Макморд был на перепутье, колебался и медлил. Но вот на его широком мерле появилась решимость.

– Желаю провести опыт в полном объеме по расширенной программе.

Его перебил друг.

– Сугузняк ты неверующий, говорю тебе, это веселенькая планетка. Вот еще одно документированное доказательство их смертоубийственности, почему нельзя жениться:

“Женившись на Марье, Иван не успел насладиться сколько-нибудь счастьем в полной мере от молодухи. Стал на глазах хиреть, чахнуть, медленно угасать и в один из ненастных дней отбросил коньки. Злые языки утверждали, что это дело нечистых рук Марьи, погубившей уже четвертого мужа”.

– Вот почему планету обходят стороной пришельцы! – дикий страх парализовал Макморда.

Этот довод был последней стадией отчаяния. Макморд и Пергарт пришли в крайнее возбужденное состояние, они ощетинились, мерла их были суровы и угрюмы, как последний день доэквивембера Сумерты на диске Пикасты.

– О Господи, боже мой! Земляне с катушек съехали! Они что, без царя в голове? Полный каюк! – взбудораженный Пергарт от отчаяния обхватил щупальцами кламу.

– Ёшки-матрешки! Ёлы-палы! Полундра! Рвем когти! Смазываем лыжи, пока не сели в калошу, пока не отбросили коньки! – Оба сугузняка, забыв свой язык, машинально перешли на земную удобную ненормативную лексику. Это, приличествующее моменту, сказывалось их новое приобретение великого и могучего языка под названием русский. Приобщение к нему было, как к родному. Уже не по складам, уже не ломая речевой аппарат.

– Ёкарный Бабай! – выругался Макморд и скомандовал: – Быстрее в корабль, двигатели к пуску, возвращаемся домой! Никто и никогда из сугузняков в путешествиях не подвергались таким смертельным опасностям.

– Эта ужасная, неприветливая, кошмарная, кровожадная, гнусная планета, еще не созрела для контакта! – судорожно изрыгал проклятья Пергарт.

* * *

Не закончив экспертизу остальных земных образцов, космические экспериментаторы Макморд и Пергарт в страхе взмыли в небо, чтобы живыми и невредимыми вернуться через три тысячи шестнадцать галактик в свои родные Большие Сугузняки.