– Я вас понял, леди, – сказал своим спокойным ледяным голосом Эдуард. – То, чего вы просите, потребует от меня определенных затрат. И вы должны будете их мне компенсировать.

– Все, что угодно, милорд король, – наивно воскликнула девушка, не ожидающая и малейшего подвоха от этого пожилого мужчины, такого холодного и отстраненного. – Я захватила с собой некоторые драгоценности и смогу…

Холодный резкий смех оборвал ее тираду.

– О нет, леди, о деньгах в данном случае не может быть и речи. Я потребую от вас услуги. И если вы окажете ее, то получите все, что просите.

Лорен слегка приободрилась. Но чем она может услужить королю?

– Я вся внимание, ваше величество, – смиренно пролепетала она.

– Отлично, леди, – все так же холодно произнес Эдуард. – Тогда мы произведем небольшой обмен. Мне – ваша девственность, здесь и сейчас. Вам – муж, который сможет надежно защитить и вас, и замок. Я сам озабочусь подобрать для вас достойного мужчину.

Лорен замерла, услышав такое от монарха, которого почитала как отца.

– Это слишком дорогая цена, милорд король, – сказала она помертвевшими губами, немного придя в себя, – я не готова заплатить ее. И я слишком уважаю миледи Филиппу, вашу королеву, чтобы причинить ей боль. Все знают, как она любит вас.

Глаза Эдуарда блеснули опасным холодным светом.

– Вы слишком дерзки для просительницы, леди, не находите? – сказал король ледяным тоном. – И коль вы так несговорчивы, то придется вам самой выкручиваться из затруднительного положения. Я умываю руки.

И Эдуард отвернулся, показывая, что аудиенция окончена. Совершенно подавленная своей неудачей, Лорен сделала еще один глубокий реверанс и, пятясь, двинулась к выходу. Несколько неловких шагов, и тяжелая дверь закрылась за ней. Все! Конец всем надеждам на помощь из Лондона. Остается рассчитывать только на свои силы.

Лорен не помнила, как она выбралась из королевского дворца. Не помнила, как рыдала на плече доброй Милли, не в силах взять себя в руки и успокоиться. Впереди маячил страшный образ злобного Симона де Бре, и страх сковывал душу.

– Не стоит так убиваться, миледи, – проник в ее сознание голос старого Клайда, – мир не без добрых людей, а Господь не оставит вас.

Лорен выпрямилась и сквозь слезы улыбнулась старому верному управляющему:

– Ты прав, Клайд, я не должна падать духом.

Она вытерла глаза и велела проводить ее в ближайшую церковь. Там она долго молилась, прося у Господа защиты, которую не смогла получить от своего короля. На душе стало немного спокойнее, и они все отправились на постоялый двор, где нашли себе приют в этом большом, шумном и грязном городе.

Снова Лорен долго совещалась с Клайдом и одним из сопровождавших ее монахов – братом Бонифацием. Было решено ехать обратно и искать помощи в своих краях.

На другой день все привезенные драгоценности были успешно проданы, и Лорен все в том же сопровождении собралась отправиться в обратный путь. Все было напрасно. Впустую потрачены время и деньги, и еще неизвестно, чем кончится для нее этот дерзкий отказ монарху.

Но ее молитвы, видимо, были услышаны. Совершенно неожиданно утром в день отъезда брат Бонифаций встретил своего давнего друга, пребывавшего сейчас в монастыре под Лестером, – в Лондон его послал настоятель с миссией, которую брат Роальд выполнил с блеском и был по этому случаю чрезвычайно доволен собой. Завязался разговор, и брат Роальд проявил интерес к миссии своего друга из Шропшира. Скрывать было нечего, и брат Бонифаций поведал ему грустную историю леди Лорен. Монах всплеснул руками.

– Как это нехорошо, леди, что вы не получили помощи здесь, в Лондоне, – запричитал он. – Наш король иногда бывает несговорчивым, к сожалению. Но это вовсе не значит, что вы должны пострадать безвинно. Вы сирота, Господь не оставит вас, и найдутся люди, готовые вам помочь, я уверен.

Он ненадолго задумался и вновь всплеснул руками, но на этот раз выражение его лица было намного веселее.

– Я, кажется, знаю, леди, где именно вам стоит поискать защиту и помощь. Вам следует отправиться со мной в Лестер. Там сейчас как раз пребывает наш граф, могущественнейший и богатейший человек в королевстве, его милость Генри Гросмонт, величайший из военачальников. Злая болезнь помешала ему отправиться снова на континент, как он привык делать, – воевать наш граф умеет как никто. Но с подагрой шутки плохи.

Монах перевел дух, довольно сверкнул глазами и продолжал:

– Совсем недавно, после успешной осады Кале, король Эдуард сделал нашего графа рыцарем ордена Подвязки. Это великая честь. Наш милорд не побоится никого, даже самого монарха, если захочет сделать доброе дело. А на вашу беду он должен откликнуться. Он добрый человек, как и его отец, старый граф Генрих, царство ему небесное и светлая память. У него у самого две дочери примерно вашего возраста – очаровательные Мод и Бланш. И супруга графа, леди Изабелла, – женщина отзывчивая. Она не откажет в своей милости бедной сироте, потерявшей отца от этой ужасной черной напасти.

Предложение брата Роальда показалось Лорен обнадеживающим. Ведь других путей у нее не было. И она решилась. Брат Бонифаций и два других сопровождавших ее монаха согласились с тем, что это может оказаться правильным ходом. Старый Клайд же был готов на все, лишь бы избавить госпожу и замок от зарящегося на них ненасытного зверя.

И когда отряд выехал из Лондона, путь его снова лежал на север, но теперь восточнее, к Лестеру. Не так далеко от родного дома, но крюк сделать придется.

Дорога оказалась не слишком трудной, однако Лорен была очень неспокойна. То, что король отказал ей в помощи, больно ранило девушку. Но еще отвратительнее было то, что он предложил. Неужели все мужчины таковы и будут требовать от нее того же? Лорен слишком плохо знала жизнь, проводя время в своем отдаленном замке, а мачеха никогда не стремилась просветить ее в жизненно важных вопросах. Она, конечно, знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но была совершенно невежественна во всех вопросах, касающихся взаимоотношений с мужчинами в обществе. И не знала, чего от них ждать. Ей стало страшно.

Пользуясь случаем, она старалась побольше узнать о семье лорда, к которому намеревалась обратиться за помощью, и о нем самом. Разговорчивый брат Роальд был даже доволен проявленной ею любознательностью и заливался соловьем.

– Наш граф Генри Гросмонт, – вещал он своим звучным голосом, – лорд королевской крови. Ведь он внук Эдмунда Крестоносца, графа Ланкастера, младшего из сыновей короля Генриха III. Он имеет еще и много титулов, которыми одарил его наш король Эдуард за его выдающиеся заслуги на полях сражений: и граф Дерби, и граф Линкольн, помимо того, что он граф Лестер и Ланкастер по праву рождения. А орден Подвязки? Это же какая честь!

Разговорчивый монах перевел дух и добавил с недовольным выражением лица:

– Злые языки говорят, что король учредил этот орден в память одного события на балу, когда его фаворитка графиня Солсбери, танцуя с ним, обронила подвязку, а он ее галантно поднял и повязал на свою ногу. Но серьезные люди в это не верят. Наш король Эдуард слишком высоко чтит рыцарство, чтобы позволять себе такое. Конечно же, он учредил этот орден во славу Господа нашего, Пресвятой Девы и святого Георгия, покровителя Англии, а также для поднятия рыцарского духа в стране. И всего только двадцать четыре рыцаря, кроме самого короля и святого Георгия! Подумать только! И наш граф в числе первых удостоился этой награды!

Брат Роальд уже забыл о своем недовольстве и снова разливался майским соловьем.

– А каков ваш граф из себя и какой у него характер? – поинтересовалась Лорен.

Ее уже била крупная дрожь от волнения в ожидании встречи с этим великим человеком.

– О! Наш граф – представительный мужчина средних лет. Последнее время он стал немного прихрамывать, но это ничуть не мешает ему одерживать блистательные победы над врагами королевства. А по характеру он добрый, весь в своего батюшку. Старый сэр Генрих тоже был сильным мужчиной и верно служил Короне. Однако жестоким быть не умел. Когда королева Изабелла скинула с трона своего супруга, нашего предыдущего короля Эдуарда II, она заключила его в замок Корф, а главным тюремщиком назначила сэра Генриха, графа Лестера и Ланкастера. Но вскоре его с этой должности сместили, поскольку граф слишком человечно обращался с плененным королем. А он просто не умел быть другим.