Ох, это явно не те мысли, которые должны быть у того, кто совсем недавно понял, что лучше бороться с меланхолией избеганием, а не наскоком. Лучше направить себя на что-то весёлое, а ещё лучше – смешное. Мне думается, выйдет очень забавно, если сегодня я найду колдуна. Выйду к пруду, а у этого ублюдка там хижина построена, он мне с улыбкой от уха до уха навстречу идёт, и говорит такой: «Ну что, наскучило тебе проклятым по миру шататься?», – потом в ладоши хлопает и невидимым становится вместе с домом, а у меня клыки исчезают и в жилах собственная кровь появляется. Мы, значит, старались как не в себя, Сэм индийскому научился, один ритуал, другой, а надо было просто в ладоши хлопнуть. Но скорее всего получится, как тогда, когда мы навещали этот пруд после проклятия Сэма, или как тогда, когда я пришёл к тому месту, где сам перестал быть человеком: я не найду ничего необычного.

22 сентября

Никогда еще небеса не были ко мне так милостивы! Это как кинуть кости десять раз подряд, и все десять раз получить желанную цифру, как ловить рыбу и вытащить на крючке кошелек, который обронил какой-то богач еще во времена своей молодости, а ныне имеющий четверых правнуков, как… неважно. В общем, добрался я до Берутува, думаю, хорошо бы на таверне сэкономить, мне в последнее время так везёт на людей, никто не отказывает в ночлеге в обмен на дичь, охотиться мне нравится, тем более и так, и так это делать приходится. В нескольких домах мне либо не открыли, либо хозяев не было. В одном дед стал нотацию читать, он меня безумно разозлил, мне казалось, что, когда я начну писать, выдам трактат об этом старике, но сейчас мне всё равно. Выслушав, что такому юнцу как я надо родителям помогать, а не с лютней по городам шататься, я постучался в ещё один дом. Мне открыла молодая девушка. От нее невероятно вкусно пахло, а потом к этому запаху примешался еще один, и из-за него я уже стал чуть ли не пьянеть, настолько он был приятным, никогда ничего подобного не чувствовал. Даже до того момента, как с запахом произошло такое странное изменение, я понимал, что в этом доме остаться не смогу, слишком страшно сломаться, слишком пугали меня нарисованные воображением варианты того, что может произойти. Нужно было быстро сообразить ложь о цели моего визита. Я начал рассказывать, что я пою, на лютне играю, что очень хочу, чтобы она меня послушала и оценила, сколько мои умения стоят, я еще, пока это говорил, запнуться пару раз успел. Девушку это насмешило, она попросила меня пройти, чтобы и ее молодой человек послушал. Захожу в дом, и кого я вижу? Я вижу Сэма! У меня и без того тогда перехватило дыхание от удивления, а в тот же миг ещё и запах от девушки резко усилился, отчего мне даже поплохело. Не так себе я нашу встречу представлял, точнее, я на неё вообще не надеялся. Очень давно не замечал, чтобы мне был дан шанс всё исправить, я никак не могу этому нарадоваться.

Сэм с Лялей собирался пойти на площадь, он обещал помочь своей подруге прилавок поставить, и в общем они ушли, как планировали, а мне сказали чувствовать себя как дома. Вообще мне не терпится расспросить Сэма о том, как его жизнь складывалась всё это время, чем он сейчас занимается, что это за Ляля в конце концов, да много о чем. Но сам он настоял на том, чтобы сначала я отдохнул с дороги, и пообещал вернуться, как только разберётся с делом. Я не то чтобы устал, но поваляться на мягкой постели после спанья то в лесу, то на полу, одно из приятнейших ощущений. Немного переживаю из-за Ляли, но ведь Сэм будет рядом с ней, да и рядом со мной тоже, если у меня начнет сносить голову, я успею ему об этом сказать. Если честно, сейчас я так не хочу просчитывать все эти "а что может случиться", "а если", я слишком рад, и не только из-за успокоения совести, а уже только оттого, что встретил этого простофилю, и теперь я без всяких сомнений могу признать, что скучал по нему.

23 сентября

Вот и закончились мои путешествия, в этом месте я планирую оставаться долго. Город, как мне сначала и показалось, не из больших, наверное, через несколько дней смогу в нем спокойно ориентироваться. Я вышел прогуляться, и даже успел почти потеряться. «Почти», потому что… наверное, лучше начать с начала.

Вчера, когда Сэм вернулся, я первым делом спросил, зачем он Лялю прячет. Он меня не понял, а я подумал, что влюбленность ему рассудок конкретно поела, ибо как можно надеяться таким образом разыграть человека, у которого нюх как у охотничьей собаки. Я ему пояснять не стал ни про это, ни про то, что я почувствовал, как это благоухание приближается ещё до того, как он зашёл в дом, просто встал и стал искать ту, из-за кого я ощущаю себя таким расслабленным, словно неожиданно осознал себя во сне. Какого было мое удивление, когда я понял, что все это время я чувствовал запах Сэма! Просто вчера был день открытий какой-то. Мы так и не пришли к выводу, почему так произошло. Он сказал, что на его памяти запах менялся только у Ляли. У неё тоже с этим довольно загадочная история. В Ляле течет моя кровь, и Сэм это чувствовал с первого дня их знакомства, пока в какой-то момент к этому запаху не примешался еще один, более сильный, приятный. По описанию это напомнило мне то, что почувствовал я, когда зашел в дом. Сэм сказал, что его иногда чуть ли не с ума сводят соблазны, и что он даже опасается, что сорвался бы, не будь того первоначального, отталкивающего запаха. И это при том, что Сэм в отличие от меня пьет людей, он смог убедить нескольких горожан в том, что очень грамотен в кровопусканиях, и они реально предпочли его местному лекарю. Можно их понять, здешний врачеватель – человек, каких редко встретишь… Я немного свернул с темы.

Что же повлияло на запахи? Мысль Сэма о том, что у Ляли произошли некие неизвестные изменения в крови, с чем мы раньше никогда не сталкивались, оказалась неверной. Будь оно так, я бы тоже учуял что-то странное, а для меня Ляля просто пахнет как человек с моей кровью, несколько сильнее, чем большинство людей, но это нормально, тем более что по опыту у мастеров своего дела запах всегда ярко выражен. Скорее изменения произошли не в Ляле, а в Сэме, от этого и он чувствует, что-то из ряда вон, и я его чую, да так, что до меня это доносится, когда я на площади стою. Таинственное это проклятие, мы вроде выяснили какие-то законы, по которым оно существует, а вроде Сэм делал всё то же, что и раньше, ничего нового не ел, ничем не мазался, себя ритуалам не подвергал, да и нечему пахнуть, своей крови у него не появилось, а чужую в телах проклятых мы почему-то не чувствуем. Может, он выяснил что-то важное касательно избавления и сам этого не понял, ну, или просто мне не рассказал? Надо будет поделиться с ним этой догадкой, и той, что это может быть признаком какой-то болячки. Хотя вторая мысль его, наверное, уже посещала. Кстати, меланхолия кушала меня зря: Сэм сам недавно осознал ужас наших деяний. Не знаю, что на него повлияло, с Лялей он, естественно, воспоминаниями о таких вещах не делился. Могут ли одни только чувства к женщине сделать человека, переставшего видеть проблему в том, что он идёт на смертоубийства? Пока выходит, что да. И видно, что это именно то самое. Мы вчера забылись за разговором, захмелели. Так, когда Ляля пришла, Сэм очень долго и, главное, искренне извинялся за то, что ее не встретил, не помог, хотя такой договоренности не было, и никакой обиды – тоже. Написал и самому смешно: «Сэм извиняется». Ну что за глупость? Буду это читать, когда дневник закончу, и не поверю. А так оно и было.

Непривычно ходить без маски, периодически ловлю себя на том, что поднимаю руку, чтобы поправить фантомный предмет. Завтра пойдем охотиться, сегодня думали с Сэмом, как набрать крови во фляжки так, чтобы его подруга не заметила. Касательно Ляли хотелось бы написать несколько слов. Будем честны, это не та дама, портрет которой кто-то будет носить у себя за пазухой, фигура у неё костлявая, черты лица острые, и, тем не менее, мало кто обвинит Сэма в дурновкусии. Ляля преображается в движении, её мимика, интонации, жестикуляция, – можно потратить целый день, слушая, как эта девушка что-то рассказывает, и не пожалеть об этом. Она кажется очень живой в сравнении с другими. Немного странно звучит, но это самое подходящее слово. Я часто примечал у молодых женщин одну общую черту: они занимают в разговорах позицию слушательниц, пытаются подобрать темы, которые будут угодны их собеседнику, всегда стараются узнать чужое мнение прежде, чем выскажут свое, теряются, когда беседа касается чего-то, что относится исключительно к их персоне, в такие моменты их речь становится быстрее, громче, как будто это единственный шанс показать, что они – нечто большее, чем может показаться, что в них есть что-то помимо желания нравиться. Так вот, Ляля вообще не такая. Она не прикрывает рот рукой, когда смеется, она свободно может сказать, что ей какой-то человек не нравится, и все равно для неё, что прежде того же самого человека в самых лучших словах описал Сэм, она не пытается сесть в неудобную, но подчеркивающую достоинства позу, смотрит в глаза, а не в пол. Прочти я эти строки, написанные чужой рукой, возможно, решил бы, что такое поведение раздражает, но я сам наблюдал за этой женщиной, и могу без доли лукавства заявить, что никого, кто была бы притягательнее, не знаю. В общем, я всей душой рад за Сэма, рад за Лялю, безумно благодарен ей, она сделала то, чего я сделать не смог: избавила моего друга от, пожалуй, единственного страшного присущего ему порока.