В пятницу официальные приёмы и в субботу ученические балы. Надо же леди как-то практиковаться и прорабатывать полученные знания? Но все эти объяснения и указания в данный момент проходило мимо меня.

– Леди, что я буду делать во время каникул? – наконец, мне разрешили задавать вопросы.

– Учиться, конечно, – изогнула брови леди ректор. – Ваше первое занятие начнётся через пятнадцать минут, учитель уже ждёт.

Я едва не упала со стула.

– Но я только с дороги и ужасно устала!

– У вас есть пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. Жилой корпус стоит отдельно, поэтому можете пока воспользоваться ванной в конце этажа. Хотите поужинать?

– Нет, спасибо, я не голодна.

– Мой помощник проводит вас на урок и отнесёт вещи в комнату. Хорошего вечера.

Леди уткнулась в бумаги, показывая, что приём окончен, а я на негнущихся ногах отправилась следом за мальчишкой. Он отвёл меня в просторную библиотеку на первом этаже и ушёл, указав на столик у окна. В одном из кресел сидел сухонький старичок с аккуратной стриженой бородкой и седыми волосами, убранными в хвост.

«О, а вот и пострадавшая», – старичок поднял на меня глаза цвета жжёного сахара от какого-то талмуда, что занимал чуть ли не весь стол.

– Доброго дня, профессор. Простите, вы назвали меня пострадавшей? Разрешите присесть? – изобразила я реверанс, нарушив все правила вежливости первым вопросом. В конце концов, это не было сказано вслух!

– Конечно, раз вы меня слышите, даже когда я молчу. Но не переживайте, леди, мы это быстро исправим. Моё имя профессор Сардер, я всю сознательную жизнь изучал ментальные способности. Меня приглашают как раз в таких, особых, случаях, – мужчина выделил голосом слово «особый».

– А как вы узнали, что мне нужна ваша помощь? Кто вас пригласил? – я медленно подошла ближе, с опаской прислушиваясь к мыслям профессора и своей реакции на них. Удивительно, но ничего отторгающего, противного не звучало.

– Обо всём позже, леди, сейчас не время. Присаживайтесь напротив, и первое, что мы сделаем – поставим блокирующий щит. Очень не советую носить его постоянно, лучше всё-таки фильтры, но ими мы займёмся завтра. Надеюсь, – мужчина строго посмотрел на меня, насупив брови, – вы достаточно благоразумны, чтобы молчать о своих способностях? И перед родителями, и перед лучшей подругой? Поклянитесь именем Короля!

Я произнесла необходимую фразу. Я понимала, почему нужно молчать. Эти способности пугают даже меня саму, что уж говорить об окружающих, у каждого из которых живёт свой призрак в шкафу?

– Вот и чудесно. А теперь приступим. Повторяю, использовать этот щит только в крайних случаях и никому не говорить о своём даре!

Да какой же это дар?! Самое настоящее наказание!

Через четверть часа у меня что-то начало получаться, а еще через полчаса я смогла честно ответить учителю, что совершенно его не слышу. Мужчина хмыкнул, собрал со стола пергамент, на котором мы чертили схемы и ассоциации. Твёрдо на меня посмотрел:

– Нигде и никогда не оставляйте свидетельств своей силы, даже намёков на свою уникальность.

После чего он разорвал бумагу и кинул в огонь камина.

Всего за один час я зауважала мужчину и прониклась к нему глубокой благодарностью. Профессор объяснял всё простым и доступным языком, так, что даже я, впервые услышавшая о ментальных блоках, смогла понять и сделать.

У мужчины были слабые ментальные способности, ещё в юности он заинтересовался их изучением, а после окончания Мужской Академии получил Королевский Гранд и целиком посвятил себя любимому делу.

Об этом профессор Сардер поведал между делом, пока я чертила карту ассоциаций для собственного ментального блока. Похоже, профессору не так часто приходится работать с живыми людьми, всё-таки дар не настолько широко распространён. До вчерашнего вечера я и вовсе была уверена, что это прерогатива исключительно Королевского рода.

В жилой корпус меня проводил всё тот же мальчишка. По пути я узнала, что его зовут Юнг и следующей весной он поедет учиться военную школу, а после планирует попытаться поступить в Мужской Королевский Институт.

Юнг рассказал, что на территории Института три основных здания: центральный, он же учебный корпус, слева от него жилой корпус для учениц, справа – отдельный жилой корпус для преподавателей. Вместе здания образуют букву «П», внутри которой раскинулся сад с широкими дорожками и скамейками, где в тёплую погоду любят сидеть с рукоделием леди.

Позади центрального корпуса есть озеро, которое видно из классных комнат, и зимой озеро превращается в каток. Дальше идёт лес, в тени которого прячутся поляны, на которых преподаватели и ученицы по утрам занимаются самообороной.

Ещё на территории есть конюшня, которая обычно пустует, но приезжающие верхом каждую субботу кадеты оставляют там своих лошадей. Ну и, конечно, несколько служебных построек и пристроек.

Я наслаждалась тишиной, которая пришла на смену чужим мыслям, и с удовольствием выслушивала Юнга. Слова о самообороне меня удивили. Это учебная дисциплина или нечто иное? Можно ли и мне будет этому обучаться?

Юнг открыл передо мной дверь жилого корпуса, пропустил внутрь, в широкий уютно обставленный коридор. Нас встретила пожилая леди в тёмно-зелёном платье сотрудницы Института и белоснежном накрахмаленном переднике. Юнг представил нас с леди-комендантом друг другу и оставил одних.

Леди-комендант проводила меня в выделенную комнату и передала ключ. Пояснила, что все места заняты, но по обоюдному согласию девушкам разрешено меняться комнатами.

Я огляделась. Предстоящий год мне предстояло жить в светлой комнате вместе с соседкой, которая, как мне пояснили, на время каникул отбыла домой. Справа и слева у окна стояли письменные столы, за ними, вдоль стен, кровати с деревянными спинками. В ногах – по сундуку для личных вещей, дальше стояли одинаковые шкафы.

Половину каждого шкафа скрывала дверца, вероятно, там была перекладина для одежды, вторую половину занимали открытые полки. На полках шкафа по левую руку стояли несколько книг, круглая коробка, вероятно, для шляп, и корзинка для белья. Возле кровати по правую сторону комнаты уже лежали мои сумки.

Слева от входной двери были вбиты в стену крючки для зонтов, шляпок и верхней одежды. Справа стояла тумба, над которой к стене было прибито зеркало. Окно выходило в сторону сада и учебного корпуса, и прямо напротив горел газовый фонарь.

– Располагайтесь, леди. Через полчаса за вами зайдет Юнг и проводит вас на ужин. Потом подходите ко мне, первая дверь на входе в корпус, я выдам вам ученическую форму. Вы приехали поздно, обычно столовая в это время уже закрыта, но на кухне кто-нибудь из поваров всегда есть, можете заходить туда в любое время, повара вас накормят.

Ужин был на удивление приличным. На выбор можно было взять кашу, пудинг, мясные рулетики. Из напитков полагался яблочный или ягодный компот, хлеб и фрукты стояли прямо на столах. Непривычно, что воспитанницам предлагают выбор. Да ещё и фрукты без ограничений. Что же это за Институт, что не экономят на питании учениц? В Академии с этим было намного строже.

Форма так же вызвала удивление. Если в Академии нам полагались классические строгие серо-голубые ученические платья на пуговках и передники с накидками к ним, то здесь было иначе. Комендантша ровно пояснила, что Институт – место особое, попасть сюда можно только по рекомендации, и потому к нам особое отношение и особая форма.

Я тихо охнула, взяв в руки платье. Ткань и фасон намного лучше, чем в Академии. Нежного ненавязчивого голубого цвета, с более лёгким и мягким, чем в бальных платьях, но всё-таки корсетом, нижним платьем и одной, на каждый день, или двумя, на балы, нижними юбками для пышности.

Мне выдали пока два платья на смену, до прихода портнихи. Оказалось, что форма шьется для каждой ученицы отдельно, по индивидуальным меркам. Так же комендантша пояснила, что в зависимости от года обучения ученицам выдают бежевые, светло-зелёные, розовые и голубые платья.