Тогда же Павлу Степановичу он сообщал: «Недавно я отправил последнюю тетрадку о Тече Ивану Ст[епановичу] с эпиграфом: Dixi et animam levavi. Я на самом деле своими мемуарами облегчил душу, а то все эти персонажи стояли над моей душой и твердили: напиши, напиши. …
Теча, как видно, принесена в жертву победному шествию прогресса и культуры и о ней ничего не останется в памяти потомства, если только.… Теперь, когда старое уходит или уже ушло, так хочется что-либо оставить на память и обидно, почему раньше не приходила в голову мысль, например, собрать материалы по истории теченской церкви и самой Течи».[16] Таким образом, он считал необходимым сохранить для потомков свои мемуары.
«Очерки по истории Зауралья» стали второй главной темой мемуаров В. А. Игнатьева, наряду с «Духовной школой накануне Октябрьской революции» (трилогия). В письмах он сообщает, что любой, кто заинтересуется его воспоминаниям, может привести в желанный ему вид.[17]
В 1964–1970 гг. для Уральского архива литературы и искусства, который был организован В. П. Бирюковым, В. А. Игнатьев по памяти восстановил и в значительной степени повторил «пермскую коллекцию», в то же время, дополнив её новыми воспоминаниями. В. П. Бирюков составил статью «Бытописатель В. А. Игнатьев и его рукописи» (16 февраля 1968 г.)[18], которая затем вошла в опубликованную им книгу «Уральская копилка».[19] В ней он сделал обзор очерков В. А. Игнатьева, в том числе и по истории Зауралья, под названием «Анатомия» родного села», и дал такой отзыв о Василие Алексеевиче:
«Тысячи уральских пенсионеров, которые могут писать, обрадовали бы потомков своими воспоминаниями, а между тем пенсионеры просто «отдыхают» и порой не знают, как время убить, куда деться от скуки…
По счастью всё же среди «отдыхающих» иногда встретишь людей, которым такой отдых противен, и они пишут свои воспоминания. Несомненно, среди уральцев первое место по этому случаю принадлежит жителю ВИЗа в Свердловске Василию Алексеевичу Игнатьеву.
… Долго ли трудился над очерками автор, много ли он извёл бумаги из них, может сказать вес пачки с очерками – почти три четверти килограмма!»
Вероятно, В. П. Бирюков ошибся здесь, но только в весе, т. к. с учётом двух «коллекций» – «пермской» и «свердловской» – вес может исчислятся в несколько килограммов. Но больше всего поражает возраст автора мемуаров: он их писал, когда ему было от 74 до 83 лет.
Мемуары Василия Алексеевича Игнатьева стали частью архивного фонда, т. е. перешли в общественное достояние, в 1965–1971 гг.[20], но долгое время оставались не востребованными или недоступными для исследователей. Причиной тому, вероятно, служило в первую очередь происхождение автора – выходца из духовного сословия, и непопулярность и сложность тем, связанных с церковью и духовенством в конце синодального периода и в начале периода формирования отношений атеистического государства с церковью. С одной стороны, автор считал, что не всё было так безнадёжно отрицательно в быту у представителей духовного сословия, как это обычно изображалось у некоторых авторов художественных произведений, которые использовались в официальной атеистической и антирелигиозной пропаганде. В некоторых очерках он сделал попытку описания патриархального быта духовенства с некоторой долей юмора в подражание Лескову[21] или Гусеву-Оренбургскому.[22] С другой стороны, из всех персонажей своих мемуаров самой сложной и противоречивой фигурой для автора стал Теченский протоиерей Владимир Александрович Бирюков.[23] «Его трудно разгадать, – пишет автор, т. е. трудно определить, как получился такой характер. Это осталось загадкой и для тех, кто его знал лично».[24] Образ В. А. Бирюкова является центральным при описании автором представителей теченского духовенства.
Мемуары, безусловно, крайне субъективный источник, как в отношении описываемых лиц и событий, но в них проглядывается образ мышления автора и показатель его духовного облика. Вероятно, он задал представителям своего сословия очень высокую планку соответствия тому идеалу, какой у него сформировался в мировоззрении (представление об идеальном пастыре), и который он сам отказался или не смог принять на себя (имеется в виду возможность достичь этого идеала через принятия сана после получения духовного образования), и за не соответствие идеалу строго критиковал, стараясь, правда, к объективности. Также автор хотя и знал о репрессиях и гонениях на духовенство, и считал их неизбежными, вероятно, не представлял себе масштабы этого явления, открывшиеся обществу только к концу XX века. Автор на примере обзора духовного и материального состояния Теченского прихода как бы накладывал на церковь свою долю ответственности как за произошедшие в стране перемены в начале XX века, так и за судьбу Русской Течи.
Безусловно окружающая автора социально-политическая обстановка в стране, в которой атеизм был частью официальной идеологии, отразилась на его сознании и оказала влияние на содержание его воспоминаний, которые он пожелал передать в архив. Вероятно, этому сопутствовали какие-то определённые условия: необходимость привести содержание очерков в рамки постулатов классовой борьбы, неизбежности и закономерности Октябрьской революции, снабдить их умеренным атеизмом и антирелигиозностью, что отличает преимущественно «свердловскую коллекцию» перед «пермской», которая отправлялась первоначально только в «кладезь» братьям Богословским. Как уже рассматривалось в других частях, обе «коллекции» дополняют друг друга.
Несмотря на все сложности, связанные в том числе и с возрастом, автор постарался очень подробно воссоздать как выглядела церковь в Русской Тече, которая была разрушена за 10–15 лет до его мемуаров, и как проходили в ней богослужения. В очерке «Теченская церковь» автор описал родной храм с внешней и внутренней стороны, и сделал это очень внимательно ко всем деталям с приложением плана церкви и её фотографии, в уже разрушенном виде. Возможно, представленные в публикации рисунки автора помогут в восстановлении храма. Также автор признаёт вклад протоиерея В. А. Бирюкова в поддержание материального состояния прихода. Очень интересны очерки о церковных праздниках с обилием местных особенностей, как в части проведения богослужений, так и народных гуляний. В очерке «Епархиалки» автор попытался вывести образы дочерей духовенства Камышловского и Шадринского уездов Пермской губернии, окончивших Екатеринбургское епархиальное училище и служивших на поприще народного образования в Зауралье в тяжёлых условиях до и после 1917 года.[25]
«Всё знать о своих соседях и вообще о других – это было одной из особенностей деревенской жизни» – сообщает автор в своих очерках. Изображённая В. А. Игнатьевым широчайшая панорама разнообразных образов и отношений на фоне далёкой провинции в период смены эпох в стране, даже с учётом субъективизма, отсутствие стремления сгладить «острые углы» и допущенных незначительных неточностей и ошибок, должна вызывать повышенный интерес, а также служить примером для других «отдыхающих» в разных уголках обширного Уральского региона. Очерки В. А. Игнатьева по истории Зауралья в этом смысле являются одним из крупнейших массивов краеведческой и этнографической информации, которым могут гордиться местные жители.
01 апреля 1998 г. в челябинской газете «Маяк» была опубликована статья уральского краеведа А. Кокшарова «Краевед из Русской Течи», в которой автор статьи, основываясь, вероятно, на информации из книги В. П. Бирюкова «Уральская копилка», сообщал о своих поисках мемуаров В. А. Игнатьева и желании найти потомков автора в г. Екатеринбурге. Поиски его, вероятно, не увенчались успехом, т. к. ни детей, ни внуков у Василия Алексеевича не было.
