© Г.В. Джемаль, текст, 2020

© А.М. Магомедов, текст, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

«Писать я не люблю…», – не раз признавался Джемаль. Поэтому можно утверждать, что из-под пера Джемаля, если говорить о «пере» буквально, вышли только стихи и совсем небольшое количество текстов и писем. Все остальное – лекции, бесчисленные выступления, доклады, интервью, беседы – остались нам в видео- и аудиозаписях. Эта особенность наложила отпечаток на все его печатное наследие: оно большей частью представляет собой переложенную энтузиастами в текст устную речь Джемаля. Что-то Гейдар успел сам отредактировать для публикации, какие-то собственноручные правки текстов обнаружены в его архиве после смерти, но очень многие тексты, широко разошедшиеся в интернете и даже вышедшие в печати, представляют собой, по меткому выражению одного редактора, «словесный сырец». Но даже в таком «сыром» представлении мысли Джемаля открылись нам во всей глубине и во всем великолепии его блестящего слога. В настоящее время начата серьезная работа по приведению текстов Гейдара Джемаля в полное соответствие с исходным устным изложением, а там, где есть такая возможность, вносятся сделанные им при жизни редакционные правки. Богатство языка Джемаля, его необъятная эрудиция задали серьезный объем работы при подготовке его выступлений к печати. В его речи россыпью идут и многочисленные заимствования – от санскрита до городского арго, и прямое использование языка оригинала – от латыни до немецкого и английского, и сугубо авторские словесные формулы, которые трудно отыскать в современном русском языке. Реконструкция воспринятого на слух потребовала от нас обращения к словарям, первоисточникам и даже к… Гегелю на немецком. Не обошлось, к сожалению, без лакун. Но они заполнялись не по принципу «нам кажется, Джемаль сказал тут так»: при глубоком погружении в мысль и внимательном изучении контекста, а также предшествующих и последующих предложений находились готовые словесные формулировки самого автора, которые вставлялись, как пазл, в обнаруженный пропуск. К счастью, таких случаев не так много.

В данной книге собраны три курса лекций, прочитанных им с 1998 по 2005 год. Названия «Традиция и Реальность» и «Смысл времени» уже знакомы читателю: это два цикла лекций, прочитанных на философском факультете МГУ в 1998 и 2005 годах соответственно. Оба курса уже издавались в составе авторских сборников или получили распространение в интернете. К сожалению, мы не можем советовать пользоваться изданными ранее текстами: это очень «сырые» тексты, содержащие множество ошибок от составителей и расшифровщиков. Попадаются в тех текстах и очень серьезные нарушения смысловых связей вплоть до искажения мысли автора. Да и самому Джемалю не нравился излишне «разговорный» язык лекций, казавшийся ему нерелевантным в печатном виде. Впрочем, последнее больше говорит об авторе и его требовательности к слову, – читатели всегда наслаждались его слогом и вряд ли предполагали, что сам автор, по его признанию, эти тексты «видеть не может». На законный вопрос – «а как допустили такое?» – ответ прост: в век интернета и печатной вольницы процесс распространения слова невозможно контролировать. Как вы поняли, все вышесказанное относится, увы, к значительной части представленного в печатном виде интеллектуального наследия Джемаля. Но вернемся к нашей книге.

В сборнике, между «Традицией…» и «Смыслом…», помещен цикл лекций «Радикальная теология», которые ранее никогда не публиковались. У этой одной из самых глубоких, сложных и значимых работ Гейдара Джемаля необычная судьба.

В октябре 2013 года Гейдар написал испанскому художнику Артуро Мариану: «Помощник Костя[1], который у меня ещё остался в Москве, нашёл в моих офисных бумагах курс из 7 лекций, которых нет нигде, и я сам не помню, где, кому, при каких обстоятельствах их читал. Это увесистый блок распечатки (400 тыс. знаков), который пришлось отсканировать, чтобы они были в электронном виде. Тема: теология финализма, точнее, пролегомены к таковой…».

Уже после смерти Джемаля нам все же удалось установить, «где, кому, при каких обстоятельствах» прочитан курс лекций «Радикальная теология»: это было осенью 2004 года в помещении московской средней школы № 157 на вечернем лектории, организованном азербайджанским культурным центром, курировавшим школу. Это удивительно, что такая значимая работа оказалась забыта на долгие годы, и не только Джемалем: вот автор этих строк был на этих лекциях и тоже про них забыл. Но я вижу этому объяснение. Дело в том, что Гейдар был очень цельным мыслителем, и «Джемаль на трибуне» не отличался от «Джемаля за чашкой чая»: на уютной кухне в самом узком кругу он говорил то же самое и тем же языком, что перед необъятной аудиторией на трибуне, в микрофон, на камеру. Джемаль тогда словно читал одну непрерывную лекцию, и трудно было запомнить – и нам, и ему самому – на диване дома или в университетском зале затрагивались те или иные вопросы философии, метафизики или теологии.

Семь лет отделяют первую лекцию в книге от последней. Но объединяет их не просто обложка единого издания: для внимательного читателя очевидно, что все три цикла объединены сквозными интеллектуальными сюжетами, и понимание той или иной мысли в каждом последующем курсе требует постоянного возврата к ранним лекциям.

«Традиция и Реальность» относится к концу 90-х и словно подводит итог своеобразной интеллектуальной эпохе «бури и натиска» последнего десятилетия прошлого века. Подобное заявление кому-то покажется спорным, учитывая фрагментарность интеллектуального поля тогдашней (а сейчас – и подавно) России и наличие дискуссионных площадок, многие из которых никак друг с другом не пересекались. Может и так, но… но если эта книга перед вами, если вы читаете Джемаля, – это уже предполагает в вас некий вектор духовного выбора и определенный контекст, скажем так, ваших интеллектуальных поисков. Так вот: на этой, теперь уже «вашей», площадке в 90-е правил бал традиционализм с его гипнотической беспроигрышностью. Джемаль, который преодолел в себе и Генона, и традиционализм еще в начале 70-х, смотрел на этот мощный тренд как на – можно так сказать – издержки интеллектуального и духовного роста. И считался с этим. Тем более что Генона он считал ключом ко всем «мировым метафизикам и традициям». Но при этом для Джемаля Генон – «это то, что должно быть преодолено».

В «Традиции и Реальности» Джемаль выносит свой приговор: примордиальная Традиция – великая, изначальная, солнечная, нордическая Традиция – это то, что противостоит монотеистической Традиции. Собственно, для Гейдара на этом любой разговор, как правило, закончен. И если он отбрасывает традиционализм в одной из первых лекций, то о чем же остальные и зачем они? А затем, что Джемаль не признает безраздельного «права пользования» Традицией за высшей масонерией: Традиция, по Джемалю, – «это различные способы отношения человека к тому непостижимому, данному вне чувств, которое является смыслом и мотивом всего». Быть абсолютно чуждым Традиции во всех проявлениях невозможно: даже банальная глупость человеческая, если она спровоцирована интеллектуальным импульсом, «предопределена тайным раскладом векторов внутри самой Традиции». И далее Джемаль хорошо нам знакомому традиционализму противопоставляет Традицию Откровения, Традицию пророков…

«Радикальная теология», напоминаем, публикуется впервые. Почему теология, о которой говорит Джемаль, «новая»? Теология – та, о которой мы знаем «из учебника», – сосредоточена на «толковании догматов религиозного учения, на интерпретации вероучения». Но на интерпретацию не могут не оказывать влияние уже развитые метафизика и философия, с которыми сталкивается Откровение при появлении. Но подлинная теология принципиально противоположна метафизике и философии. Теология начинается с появления Откровения, которое есть «совершенно иной источник знания, совершенно иной метод получения знания, нежели созерцание, нежели видение, нежели перцепция, нежели все, чем обладает естественный человек». Но если Откровение есть трансцендентная альтернатива всему воспринимаемому, если Откровение непостижимо ни в созерцании, ни в интуиции, ни в логических умозаключениях, то что же тогда теология, откуда и как ей вообще возникнуть? Собственно, вот здесь и кроется интеллектуальный кризис, кризис системного онтологического мышления. Джемаль отвечает: теология возникает из этого кризиса. Но кризиса не интеллектуального, не «культурологического», – кризис присущ самой реальности, он возникает на самом первичном уровне восприятия, проявляясь дальше на всех уровнях как кризис бытия, сознания и как кризис человека. Понять, почему и как из такой фундаментальной кризисности рождается теология, невозможно без выяснения того, что такое мышление, понятое как актуализация на человеческом уровне мысли Бога…