— Заменить… — врач, кажется, запаниковал. — Готов, конечно, готов. Но, если ты в силах, поясни свою мысль: о какой помощи Он нас просит?

— Мысль высказанная есть звук. Ко времени Передачи плоды созреют сами. Так готов ли ты?

Вторичное вопрошание по тому же поводу смахивало на ритуал. Гриффитс ждал какого-то специального ответа, вроде отзыва на пароль. Врач отзыва не знал.

— Я готов, — сумел он выдавить под пристальным взглядом полуживого пациента, — клянусь…

Робкий взгляд в направление камеры. Его не проинструктировали, чем ему клясться.

— Куда ты смотришь? Почему ты отводишь взгляд? Проклятье!

По телу пациента прошла судорога. Правая рука, обрывая трубку катетера, потянулась к врачу, едва не поймав его за край халата. Врач отскочил.

— Вы… вы… — с ненавистью выдавливал из себя Гриффитс, — вы и его убили? Скольких вы еще убили?

Он выгнулся дугою, вздыбив простыню. Побелевшие кисти вцепились в раму. Врач окликнул медсестру. Когда та взбежала, он коленом прижал руку Гриффитса к кровати. Медсестра со второго раза попала в вену. Пациент на несколько мгновений замер, затем тихо и плавно, как сдувающийся шар, опустился на кровать. Врач и медсестра, пятясь, сделали два шага и встали, не сводя глаз с пациента.

— Что ж мы наделали! — дурашливым голоском озвучил Шеф их мысли.

Зейдлиц погасил экран.

— Запись сделана за пять часов до смерти, — сказал он. — Патологоанатом произвел вскрытие и нашел нечто, что он не был в состоянии объяснить. Благодаря случайному стечению обстоятельств, отчет о вскрытии попал к нам раньше, чем до него успели добраться другие неврологи.

— Случайному? — переспросил Шеф. — На соседнем столе лежал ваш коллега, а патологоанатом перепутал отчеты?

— Почти что так, — кивнул Зейдлиц, чтобы отвязаться.

— Или, — продолжал Шеф, — Гриффитса подстрелили вы? Рассказывайте, откуда возник этот Гриффитс.

— Ллойд Гриффитс, финансист, разбогатевший на скупке и перепродаже патентов. Верил в науку и в ту прибыль, которую из нее можно извлечь. Один из соучредителей «Фонда фундаментальных исследований пространства». Лаборатория доктора… — Зейдлиц с осуждением посмотрел на Нибелинмуса, — …регулярно получала от них гранты на исследование гравитационных аномалий. На правах куратора имел доступ к документации.

— Мы не имели права ему отказывать, — вставил Нибелинмус, — выделение гранта предусматривало контроль со стороны фонда. Но Гриффитс выглядел настоящим энтузиастом…

— До такой степени, — перевал его Зейдлиц, — что лично участвовал в экспедициях по установке детекторов. Во время одной из экспедиций он попал под излучение алеф-измерения — мы восстановили это задним числом. Облучение произошло два года назад, в августе.

— За полгода до гибели «Телемака», — заметил я.

— Да, — пометив что-то в комлоге, согласился Зейдлиц. — А в октябре того же года фонд пересмотрел план финансирования исследований на следующий, то есть теперь уже прошлый, год.

— По настоянию Гриффитса, — снова вставил Нибелинмус, — он имел огромное влияние на учредителей. Потом все это началось… — он вздохнул и замолчал.

— Что началось? — спросил Шеф.

— Сначала кто-то запустил вирус в компьютер нашей лаборатории. Пострадали файлы со статистикой регистрации ростков алеф-измерения. Источник вируса так и не нашли. Затем пришли в негодность несколько дорогостоящих детекторов. Полиция не поверила, что детекторы были выведены из строя умышленно. Кто-то им намекнул, что мы таким способом будто бы добиваемся ассигнований на постройку новых детекторов. Только господин полковник всерьез заинтересовался теми случаями. Его сотрудники взяли под охрану доставку детекторов. Гриффитса заметили, когда он пытался заложить мину в контейнер с двумя детекторами, которые мы направляли в Сектор Улисса. Он подорвался на собственной мине…

— Да неужели! — Шеф не прочь был поймать их на лжи, дабы продать свои догадки подороже. — Вы что, при этом присутствовали?

— Все было так, как вам сказали, — отчеканил Зейдлиц. — Мой человек имел недвусмысленное указание брать Гриффитса, или кто б там ни был, живым. Честно говоря, мы не предполагали, что миллионер сам возьмется устанавливать взрывное устройство. Такие вещи обычно поручают специалисту. Когда Гриффитс понял, что его поймали с поличным, он взорвал мину не выставляя таймер.

— Похоже на действия сумасшедшего, — сказал Шеф.

— Или на действия человека, выполняющего чужое указание. Исполняющего миссию, которую он не имеет права перепоручить кому-то другому.

Последняя фраза поразила Шефа. Он вскочил и замахал руками.

— Что вы такое несете! Чужое указание! Вы… вы хотите сказать, что кто-то нарочно направляет ростки на людей?! Алеф-измерением движет чья-то воля?

— Сядьте и успокойтесь, — приказал Зейдлиц. — Доктор, будьте добры, изложите господам детективам вашу теорию.

Нибелинмус волновался. Он встал и прошелся из угла в угол, помахивая рукой и поглядывая на стену в поисках доски, на которой он мог бы написать необходимые формулы. Подошел к Шефу и оперся о стол.

— Представьте себе, — заговорил он, обращаясь к моему боссу, — что некий энтомолог желает изучить колонию муравьев, живущих между двух тонких, бесконечных пластин. В первом приближении, и муравьев и их колонию можно считать двумерными. Пластины, закрывающие от энтомолога колонию, неоднородны — где-то они тоньше — где-то толще, где-то они прозрачные, а где-то нет. Как в таком случае энтомологу подобраться к муравьям? На первом этапе, конечно, стоит ограничиться простым наблюдением. Для наблюдения открыта только та часть колонии, которая находится под прозрачным участком пластины. Надолго ли у энтомолога хватит терпения? Довольно утомительно сидеть и ждать, пока очередной муравей не подползет под прозрачный участок. Вдоволь насмотревшись, энтомолог переходит ко второму этапу. Он пытается пробить пластину и как-то воздействовать на муравья, например — излучением. Облученный муравей уползает, что с ним дальше происходит — энтомологу не известно. Такой метод изучение примитивен даже с обычной человеческой точки зрения. Изучая популяцию каких-либо животных, люди вживляют отдельной особи специальные приборы, способные собирать информацию не только об этой конкретной особи, но о все популяции в целом. Приборы стараются сделать такими, чтобы сами они не влияли на поведение особи. Но кто в состоянии определить точно — что влияет, а что — нет? Строго говоря, только само животное. Но оно нам об этом не расскажет. Теперь вернемся к энтомологу и колонии муравьев. Энтомолог, живущий в трех измерениях, не в состоянии создать прибор, который смог бы работать в двумерном пространстве. Аналогично, четырехмерный Энтомолог не располагает прибором для исследования трехмерного пространства. Поэтому единственный выход для него — научить кого-нибудь отдельного муравья собирать информацию. Муравей должен стать его наблюдателем. Ясно, что с первого раза у Энтомолога ничего не получится. Прежде всего ему надо научиться сверлить в пластине достаточно большие дырки. Как я уже сказал, пластина неоднородна, а муравьи чрезвычайно малы. Сколько дырок он насверлит впустую? Вероятно, много. Я это называю «пристрелкой». Некоторые выстрелы будут удачными, но их, в отличие от неудачных, будет немного — штук девять-десять, например… — и Нибелинмус многозначительно посмотрел на Шефа. Он ждал, что тот скажет.

— Что из вашего рассказа является фактом, а что — гипотезой? — спросил Шеф.

Зейдлиц вмешался:

— Теория доктора Нибелинмуса дает объяснение фактам. Я не исключаю, что кто-то сможет придумать иную теорию, объясняющую те же самые факты, и с точки зрения этой новой теории и я и доктор Нибелинмус окажемся мистиками и шарлатанами. Но по долгу службы, я обязан принять ту точку зрения, которая предсказывает или, лучше сказать, предвидит максимальную опасность для человечества. Называйте это перестраховкой, но только так я смогу выполнить свой долг. На другом полюсе находятся обыватели. Если, не дай бог, какой-нибудь обыватель услышит о «теории потустороннего Энтомолога», то пускай он считает нас паникерами, мое самолюбие от этого не пострадает. На свете есть вещи поважнее, чем…