— Незнакомые люди вас не навещали?
— Наверное, вы первый. Вы, вероятно, заметили, что мы живем довольно замкнутым кругом. Ближайшие соседи еще находят время для общения, но на дальние поездки времени нет вообще. Из города сюда приезжают биологи и те же экологи, всех их мы хорошо знаем.
Луиза озабоченно переставляла посуду с места на место. Мне было пора уходить. Я уже выяснил, что хотел.
— Вероятно, моя просьбы вам покажется странной, — сказал я и одновременно стал помогать ей убирать посуду, — вы не могли бы уступить мне билет на круиз?
— Действительно странная просьба, — согласилась она.
— К сожалению, я не имею ни малейшего понятия, сколько может стоить этот круиз, но, вероятно, достаточно дорого. Я у вас его куплю, цену назначьте сами.
Ни слова не говоря, Луиза вышла из кухни, через какое-то время вернулась, на ходу просматривая приглашение.
— Зачем это вам? — спросила она. По ее глазам было видно, что она заранее готова не поверить ни единому моему слову. Поэтому я выдвинул самое неправдоподобное объяснение:
— Следственная комиссия, занимавшаяся расследованием катастрофы на «Телемаке», направила людей, готовых на все, лишь бы только помешать моему расследованию. Мне необходим запасной путь с Ундины. Кому придет в голову искать меня в группе туристов-миллионеров?
— Но на билете стоит мое имя, — напомнила она. Похоже, моя детективная история ей понравилась.
— Знаете, сколько на Фаоне Луизов Кастенов?
— Нет, а сколько?
— Этого не знает никто. Я изображу такой акцент, что ваша таможня удивится, что меня зовут не Кашкиндук, сын Вапролока. Улечу Луизой Кастен, делов-то…
— А идентификационный номер?
— В крайнем случае возьму ваш, ведь в базе данных пол не указан. Или указан?
— Не указан, — подтвердила она и с гордостью добавила: — У нас равноправие. Но свой номер я вам не скажу, это было бы нарушением моего права на частную жизнь.
Последняя фраза была произнесена твердо и не терпела возражений.
— Хорошо, я что-нибудь придумаю. Итак, сколько я вам должен за билет?
— Да берите так, — равнодушно сказал она и протянула мне билет вместе с рекламным буклетом и приглашением. Когда бумаги почти что оказались у меня между пальцев, она отвела руку и строго спросила:
— Так зачем он вам?
— Вы собирались их выбросить, — напомнил я, — так сделайте это прямо сейчас. Я не гордый, залезу и в мусоросборник.
— Ну бог с вами, — вздохнула она. — Берите.
Я схватил бумаги, едва те оказались от меня на расстоянии вытянутой руки.
— Ого! — она покачала головой. — Ну и прыть! Должно быть, они действительно для вас важны.
— Спасибо! — воскликнул я вне себя от благодарности. — Ждите ответного подарка!
— Да не стоит, — пробормотала она и о чем-то задумалась.
От Яны я слышал, что женщина, беременная от человека, которого все считают погибшим, способна чувствовать, что отец ее будущего ребенка жив — если он на самом деле жив. Ларсон считает это ерундой, ничем не подтвержденной. Я спросил:
— Луиза, какие у вас отношения со Стаховой?
— Нормальные. — Она посмотрела на меня с некоторой настороженностью. — Почему вы спросили?
— Она убеждена, что на видеозаписи… Вы понимаете о какой видеозаписи я говорю?
Луиза прикусила губу и кивнула. Я продолжил:
— …На видеозаписи не Тимофей Стахов и не ваш муж, Жорж Кастен. На видеозаписи какой-то другой человек, одетый в биозащитный скафандр, душит биолога Сэмюэла Милна проводом от переносной лампы. Кое-кто полагает, что Стахова, подозревая по какой-то причине, что ее муж в действительности остался жив и что, следовательно, он и является убийцей, таким способом отгоняет от себя — нет, скорее, от других — мысль о том, что ее муж — убийца. Она не обвиняет Жоржа Кастена, потому что, во-первых, вы были дружны, во-вторых, не хочет, чтобы вы, в ответ, обвинили ее мужа. Что вы по этому поводу думаете?
Глаза у нее потускнели, она молча встала и вышла из кухни.
Луиза стояла лицом к окну, выходившему на веранду, где в горшках и лотках зеленели какие-то всходы. Я подошел к книжной полке, на которую сперва не обратил внимания. Много книг по планетарной биологии и агрономии.
— Вы считаете, Жорж жив? — спросила она, не оборачиваясь.
Две оккультный брошюрки и «Записки о поисках духов». Она не видела Кастена и не общалась с ним. Она общалась с духами.
— Не знаю. — Я подошел к ней и встал рядом. — А вы?
Посмотрев сквозь стекло окна и веранды на небо, я тотчас забыл о том, что что-то спросил. Полицейский флаер сделал над домом круг и приземлился на лужайке позади дома — то есть со стороны вершины 1339. Из флаера вылез темнокожий сержант Пит. Он направился к дому. Походка у него была легкой и непринужденной.
Ясно, что по мою душу, но почему…
Луиза очнулась:
— Кого это еще принесло?!
У меня уже не оставалось никаких сомнений, за кем прилетела полиция: следом за сержантом из флаера выбрался агент Бобер, следивший за мной в Лондоне.
— Похоже, это ко мне, — сказал я. — Где тут вас выход?
Несмотря на то, что в доме было два выхода, Луиза с первого раза указала на тот, что не был виден со стороны лужайки. Какое, однако, понимание!
Я схватил рюкзак и бросился вон из дома.
Пока я бежал по Луизиному участку, я старался не давить грядки. Потом я перестал смотреть под ноги. Бежать под уклон было легко даже в УНИКУМе с рюкзаком. Достигнув высоких зарослей — видимо, культурных — я пробежал еще метров сто, затем присел и прислушался. Минуту спустя я услышал, как кто-то с тяжелым пыхтением продирается сквозь заросли. Похоже, один. Значит — Бобер. Вряд ли у местной полиции есть желание бегать за частными детективами.
Повел я себя, конечно, глупо. С флаера они меня заметят.
Прислушиваясь, Бобер стоял в полутора метрах от моей головы. Кажется, мы оба думали над тем, что делать дальше. Мохнатая гусеница с парой хлипких лап спасалась от нашествия Бобра. Она перепрыгивала с листа на лист, пока не выбрала для посадки мой нос. У нее были мерзкие влажные усики. На носу она не задержалась, но я понял, что сейчас чихну, и Бобер меня заметит. Случай снова сделал выбор за меня. Не дожидаясь чиха, я выпустил из рук рюкзак и прыгнул.
Со стороны могло создаться впечатление, что Бобер в восторге от того, что больше не надо за мною бегать. Он посмел улыбнуться — и заметьте — я в это время сидел на нем верхом! Чтобы ему не вздумалось орать, я запихнул ему в рот платок с Космострова. Кому и за каким чертом я понадобился, вполголоса спрашивал я. Бобер брыкался и мычал в том смысле, что с платком во рту ему трудно отвечать. Я вполголоса возражал, что без платка любой дурак ответит, путь попробует ответить с платком. Это была борьба — нет — возня самолюбий. Мы уже почти пришли к соглашению, когда на меня обрушилось что-то тяжелое и с руками.
Из меня плохой физиономист. Кажется, сержант Пит не врал, когда говорил, хрипя от напряжения:
— Коллега, вы только не подумайте, что мне нравиться этим заниматься… Ох…
Из последних сил ему удалось застегнуть наручники.
— Какой он вам к дьяволу коллега! — выплюнув платок, заревел агент Бобер. Постанывая, он слез с моей спины и отвалился в сторону. — Возьмите мои наручники и стреножьте его.
— Думаю, в этом нет необходимости, — ответил Пит.
Я яростно закивал головой:
— Ты прав, ни малейшей.
— Я настаиваю! — Бобер чуть ли не взвизгнул.
— Мы уже проголосовали, — сказал я ему. — И подбери платок. Он мне дорог.
У Пита зародились какие-то сомнения:
— Лягаться не будешь?
— Не буду.
Честно говоря, я не то что лягаться, идти-то мог с трудом.
— Не хотелось бы устраивать пальбу… — так Пит предупредил меня, чтобы я не вздумал бежать.
Ну и оскал!
— Что угодно, только не улыбайся.
Пит хохотнул.
— А ты не смеши.
Он помог мне подняться.
— Иди, — сказал он и указал направление. Сам пошел сзади, придерживая меня за локоть. Бобер вскинул бластер.
