Стол, на котором отшельник совершал свои одинокие трапезы, теперь больше напоминал творение одного из мастеров натюрмотов прошлого века: - пузатые запечатанные сургучом глиняные бутыли, пышный каравай с золотистой коркой, розовеющий отрез окорока с белыми прожилками, нежно желтые сыры, белоснежная брынза с капельками рассола. Но взгляд отшельника только скользнул по этому изобилию, чуть дольше задержался на незнакомках, и впился в лицо стоящего посреди комнаты мужчины.

   Это действительно был Гай! Годы почти не наложили отпечаток на его облик. Он по-прежнему выглядел стройным, как молодая танцовщица. Длинные тщательно завитые волосы больше подошли бы для женщины. Может поэтому, мелкие морщинки вокруг глаз, удачно дополняли портрет, придавая ему мужественность.

   Несколько мгновений Гай тоже пристально всматривался в лицо отшельника, потом, широко раскинув руки, шагнул навстречу. Правда, заключив Сильверста в объятия, тут же брезгливо поморщился:

   - Фи, мой друг! В своем праведном уединении ты пропах скотным двором и лесом.

   Замечание Сильверст пропустил мимо ушей. Появление человека, с которым уже и не думал когда-либо встретиться, спутало мысли, пробудило воспоминания, как ностальгические, так и те, от которых хотел навсегда избавиться. А Гай повернулся к своим спутницам:

   - Позволь представить прекрасную Изабель!

   Женщина у окна, приветливо улыбнулась и помахала рукой.

   - А это очаровательная Миранда! Между прочим, дама большой набожности, думаю, вы с ней общий язык найдете.

   Никак не отреагировав на ироничную характеристику, Миранда чуть склонила в знак приветствия голову. Маленькое оконце не пропускало достаточно света, и полумрак в углу кельи не позволял хорошо ее разглядеть. Сильверст смог только заметить, что, в отличие от пухлой миловидности подруги, лицо у нее худое со строгими правильными чертами.

   - А тебя, старина, даже представлять не буду! Дамы и так уже наслышаны о твоей святости. - продолжал Гай все тем же насмешливым тоном. Сильверст хотел было сразу пресечь разговоры на тему о его святости, но почувствовал, что сейчас это будет смешно и неуместно. Пробормотав, что всегда рад, когда Господь посылает ему гостей, он вдруг подумал:

   " А почему я так волнуюсь по этому поводу? Неужели все еще важно как ты выглядишь в глазах этого прожигателя жизни и незнакомых тебе женщин!"

   ...Судьба свела их много лет назад на лекциях в медицинском факультете. Будучи выходцем из небогатой семьи, Сильверст не жалел сил для того, чтобы обрести уважаемую и доходную специальность. Гай же мучился от скуки на лекциях только из страха перед отцом, который грозился лишить своего отпрыска наследства, если тот не приобщится к чему-то путному. Как это часто бывает в жизни, две противоположности быстро сошлись, находили удовольствие в совместном времяпровождении и даже извлекали из него выгоду. Сильверст помогал Гаю дотянуть хотя бы до минимальной зачетной оценки на экзаменах. Сам же он с помощью приятеля получал возможность приобщиться к миру ночных искушений. Правда, ни один, ни другой, даже с дружеской помощью, не могли преуспеть на чуждом поприще. Гай выглядел беспомощным и жалким перед строгим взором профессора. Сильверст был смешон и неуклюж в компании веселых гуляк. Милые создания, которые охотно дарили свою любовь таким, как Гай, к нему относились с пренебрежительным равнодушием. Некоторые досадные неудачи, словно глубокие занозы, надолго врезались в память.

   Как-то под праздник на пирушке, где Сильверст пребывал на роли статиста в тени своего приятеля, ему "сосватали" одну из участниц веселья. Не будучи красавицей, эта особа только своими оголенными плечиками и лебединым изгибом белоснежной шеи способна была пробудить страсть неизбалованного женской лаской юноши. В тот вечер она осталась без кавалера. Прошептав что-то на ухо, Гай повел ее в конец стола, где в компании кружки вина и блюда с закуской коротал время Сильверст.

   Состроив недовольную гримасу, девушка подчинилась и села совсем близко. Их локти соприкасались, он чувствовал тепло ее тела, и даже в трактирном чаде улавливал запах духов. Этого хватило, чтобы вскружить голову и попытаться преодолеть застенчивость. Еще долго потом Сильверст с мучительным стыдом вспоминал, как пытался завести светский разговор, как неуклюже подливал своей даме вина и предлагал угощение. Остальные участники уже сидели в обнимку. Поцелуи прерывались смехом и притворными криками возмущения. Чувствуя, как мышцы костенеют от страха, он потянулся к талии соседки. Сначала она никак не отреагировала. Пальцы, словно откровение, сквозь тонкую ткань платья нащупали пухлую складочку на животе. Осмелев, стали опускаться к крутому изгибу бедра. И тут Сильверст, чуть было, не полетел с лавки. Грубо оттолкнув его, девушка выскочила из-за стола. Демонстративно виляя бедра, подошла к Гаю и прыгнула ему на колени. Приятель Сильверста одной рукой обнял незваную гостью, другую руку отвел в сторону, как бы говоря этим жестом:

   - Прости, старина, но я тут не причем!

   ... Взяв на себя роль хозяина, Гай рассадил дам по разные стороны стола, сам занял место рядом с Изабель, а Сильверсту предложил "побыть кавалером" Миранды. Лавки в келье отшельника не были рассчитаны на большое количество посетителей. Давая ему сесть, Миранда подобрала юбку и отодвинулась на самый край, но потом вернулась на место и они оказались совсем рядом. Гай заговорщически подмигнул Сильверсту.

   - Неужели напоминает про тот случай? - пронеслось в голове отшельника. Откуда-то из бездонных глубин души на свет вылезло давно забытое мерзкое чувство. Привычка к самоанализу определила его как ненависть. По классическому сценарию Сильверст еще с той поры должен был тайно возненавидеть Гая. Но тогда этого не случилось. Завидуя своему приятелю, он продолжал испытывать к нему дружеские чувства. Любил его за веселый нрав, и верил, что тот искренне желал поделиться долей своего успеха с неудачливым в любви товарищем. Отторжение возникло гораздо позже, когда жизнь обтесала их своим неумолимым резцом, обнажив под рыхлым налетом юности иные характеры.

   - За светлый праздник! Зато, что снова встречаю его со старым другом! - провозгласил первый тост Гай. Он всегда легко переходил от иронии к пафосу, и порой сложно было определить, серьезен он или продолжает насмешничать. После некоторых колебаний, Сильверст тоже поднял бокал. Ему вдруг стало неловко демонстрировать аскетизм перед мирянами. Кроме того, душа давно втайне желала хоть небольшого послабления и праздника для плоти. Однако, не давал покоя вопрос: