Она разборчива, имеет тонкий вкус и верна сама себе. Если она говорит, что любит тебя, в таком случае, она не только сейчас имеет это в виду, она будет подразумевать это всегда. 

Я могу только вообразить ту молодую женщину, которой она станет. Уверена, что ты это познал, и ты везучий молодой человек. 

Бетти творческая и сентиментальная, отвергнутый романтик. Она спит и видит, как сражается с драконами, где бы те не появились. 

Обращайся с ней хорошо. Цени по достоинству. Принимай то, что делает ее той девушкой, которая обратила на себя твое внимание в первый раз. 

Когда она кричит и отталкивает тебя, то внутри она пронзительно вопит «держи меня крепче!». Когда она говорит, что не нуждается в твоей помощи, она подразумевает, что верит в тебя настолько, что ей даже не нужно просить. 

Никогда не отправляйся в кровать сердитым и не позволяй ей ложиться в кровать рассерженной, даже если это значит, что ты должен не давать ей уснуть всю ночь. 

Покажи ей закаты и падающие звезды. Медленные танцы. Напиши собственное стихотворение в поздравительной открытке. Носи ее фотографию в своем бумажнике. 

Возьми ее в поход. Больше всего она любит истории, как папа брал меня с собой, которые я ей рассказывала. 

Каждый день говори ей, что она любима, красива, и что прощение — это не признак слабости. Я вручаю тебе то единственное, что хотела больше всего в жизни, столько, сколько себя помню, — свою дочь. 

Это кольцо, на случай, если ты сам еще не купил, принадлежало моей матери. Она дала его мне в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать. Я скучаю по этому моменту, поэтому прошу тебя сделать это ради меня, вне зависимости от того, сколько ей сейчас лет. 

Никогда не шлепай моих внуков; злом зла не поправишь. 

И всегда помни: дочь остается твоей дочерью на всю жизнь, сын остается сыном, пока не найдет жену. НИКОГДА не становись против нее на сторону своей матери. Оберегай свою жену превыше всего. Правильные или нет, ее чувства обоснованы, и это единственное, что тебе необходимо защищать. У

дачи, сын! 

С любовью, твоя теща».

Что действительно печалит меня больше всего? Женщина, которая написала эти два письма, безусловно, была умной, веселой, обладала пророческим даром и была полна любви. Зачем же столь потрясающий человек, который мог бы так много дать, лишать себя жизни?

Потому что она не смогла простить себя.

Если бы только все в их семье просто поговорили друг с другом, Лиззи простила бы свою маму. Я знаю мою девочку, она бы так и сделала. И Коннер, наполненный такой чистой невинной радостью, этот парень не может долго злиться. Мне кажется, что та минута, когда Коннер упал, была минутой, когда глаза Ричарда наконец открылись.

Какая потеря.

Единственное, что я сейчас могу сделать, в знак уважения к ней, это поклясться в том, что пока хожу по этой земле, я выполню все до единой просьбы из этого письма, с большим вниманием отнесусь к ее советам и сделаю это своей миссией.

Даже несмотря на то, что знаю, что сирена видела его, я прячу кольцо в карман для более подходящего момента и идеального места. Затем сворачиваю письмо, также кладу его в карман и задвигаю пустой ящик на свое место. То же самое проделываю и с ящиком под номером 71276. Я нажимаю зеленую кнопку на стене, чтобы сообщить Эйприл, что мы закончили, и попросить сумку, а затем поворачиваюсь к Лиззи с ободряющей, как я надеюсь, улыбкой.

— Готова, любовь моя?

— К чему?

Ее голос безразличный и подавленный, и такой же растерянный и опустошенный, как и ее взгляд. Все, что она знала, что думала, все основополагающие принципы ее личности, которой она стала в течение этих семи лет, все это уничтожено вихрем новых открытий. И без всякого предупреждения.

Эйприл, которая своим флиртом так и норовит проявить неуважение к моей девочке, открывает дверь, протягивает мне прозрачный пакет и, отстраняясь, своими пальцами поглаживает мои.

— Взгляните на нее, — я кивком головы указываю на Лиззи.

— Да? — усмехается Эйприл, придвигая свои сиськи еще ближе ко мне.

— Или же вы слепая и не можете видеть то, что вижу я, или же вам нравится проигрывать. Завязывайте. Нам нужна еще минута, и на этот раз пришлите за нами Ризу, или я оставлю на вас жалобу. Ясно?

— Пф! — она разворачивается на каблуках и наконец-таки захлопывает дверь.

Я даю Лиззи минутку, а сам тем временем собираю все ее вещи и вместе с письмом кладу в пакет, и только после этого сажусь перед ней на корточки, положив руки на ее бедра.

— Со мной?

— Всегда, — кивает она без всяких вопросов, ее голос мягкий и искренний.

— Тогда ты меня просто слышала, но сейчас я прошу послушать. Ты потрясена до глубины души, детка, я это понял. Но твое прошлое не определяет твое будущее, и в твоем будущем был я, когда ты вошла сюда, и я буду в нем, когда ты выйдешь. Я всегда буду с тобой, буду защищать и любить тебя. Я никогда не буду что-либо скрывать от тебя или лгать. Когда мы выйдем через эту дверь, начнется наша жизнь. Наши планы, цели, дом, карьера, дети, ссоры, питомцы, да что угодно. И это все принадлежит только нам двоим. А еще Коннер. И новые рыбки, о которых он просил. Согласна?

Это занимает целую минуту: шмыгая носом, утереть слезы, убрать свои волосы за уши и выпрямить спину. Но, в конечном счете, она смотрит на меня… и сквозь все это. Она возрождается, свет пробивается в ее прекрасных карих глазах. Здесь, в этой комнате, моя девочка возвращается ко мне.

— Мне нужен кусочек, — шепчет она.

И мне просто необходимо слышать, как она шепчет мне эти сладкие слова каждый день всю оставшуюся жизнь. Я наклоняюсь и позволяю ей устроить хоть целый чертов пир. Риза прочищает горло и заливается румянцем, когда приходит за нами. Наш час истек.

Лиззи встряхивается, порывисто встает и подходит к женщине.

— Я Лиззи Кармайкл, дочь Анны, — она протягивает правую руку, — и она воспитала меня лучше, чем я вела себя с вами. Приношу извинения.

— Конечно, — Риза доброжелательно улыбается и провожает нас.

Держась за руки, мы выходим на свежий воздух, не останавливаясь, чтобы спросить о другом счете. Он по-прежнему будет здесь, если понадобится нам.

Когда мы уже в машине, и урчит двигатель, я поворачиваюсь к ней одновременно с тем, как она переводит взгляд на меня.

— Серьезно, и что теперь? — спрашивает она.

Я собираюсь рискнуть и сделать дальний бросок в последний момент перед финальным свистком. И мяч либо со свистом залетит в корзину, либо отскочит от края и попадет в какого-нибудь зрителя среди толпы. Такой риск.

— Думаю, что Коннер ждет, и не говорил ли твой отец что-то насчет обеда?

 Вдох для нее, выдох для себя. Пожалуйста, не позволяй ей нацелиться на твои яйца.

— Он ждет, и он говорил. Наверное, в таком случае, туда, — она пожимает плечами и наклоняется, чтобы включить радио.

— Должна ли я…, — из-за нервозности она говорит, запинаясь, — позвонить в дверной звонок или…

Она очаровательна. Все изменилось, и теперь она не знает, как себя вести. Клыки обнажены, ярость бьет через край — вот единственная известная ей модель поведения, когда она переступает порог этого дома. Поэтому я нажимаю на звонок, а потом беру ее крошечную вспотевшую ладошку в свою.

— Милая, просто входите, — Альма приветствует нас с улыбкой, в неверии качая головой. — Мистер Кэннон, как поживаете? — она встает на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Зовите меня Кэннон, пожалуйста, — я беру ее руку и оставляю поцелуй на тыльной стороне.

— Альма, он занят. Кэннон, хватит поощрять ее, — она в шутку укоризненно грозит нам пальцем, с весельем сузив глаза.