— Коннер, сынок, остановись и посмотри на меня, — голос моего отца, единственное, что я теперь слышу, делает паузу. — Пожалуйста, не кидай мой телефон в песок, когда ты закончил разговор, передавай его мне в руки. Хорошо?

— Хорошо, папа! — до меня доносится крик Коннера откуда-то издалека.

— Привет, дочка, — он хихикает, — ты слышишь меня через песок?

— Да, просто замечательно. Итак, Брайсон — это сын Лауры?

— Один из них, ему тринадцать. Вон — еще один ее сын, ему пятнадцать. Затем следует Хоуп, ей одиннадцать, и она полное отражение твоего брата, и последняя — Лиза. Ей двадцать один, ее нет здесь с нами, она занята работой и учебой.

— Ты женишься на женщине с четырьмя детьми, трое из которых еще маленькие и живут вместе с вами? Ты уже не первой молодости, папа. — Я смеюсь, но затем замираю, слюна скапливается у меня во рту. Я назвала его «папа». Это вышло как-то само по себе.

Ох, он заметил. Его ответный смех звучит радостно как никогда. Мягкость и доброта — вот что я слышу в его голосе! Даже Кэннон впечатлен мною. Он похлопывает меня по бедру, как бы говоря, что я «хорошая девочка».

— Ну, э-э, — я откашливаюсь, — что произошло с Брайсоном, правильно же?

У меня память как у слона, плотно сидящего на гинкго билоба (Гинкго билоба — древнейшее реликтовое растение, сохранившееся на Земле. Препараты на основе гинкголидов применяются при лечении атеросклероза, для улучшения мозгового кровообращения, памяти), да и кого я пытаюсь обмануть, невозмутимо изображая псевдоамнезию? Уж точно не хихикающего Кэннона.

— Мы точно не уверены. Его кто-то укусил. Поднялась температура, появилась боль в мышцах и тошнота. Как только врач отпустит его, мы сразу же вылетим домой. Коннер не очень-то счастлив по этому поводу, но мне удалось заключить с ним сделку в обмен на супер-аквариум с морскими рыбками для его комнаты.

— Он очень любит рыбок. Я не припоминаю такого увлечения прежде, а ты?

Он задумывается, произнося низкое «хм-м-м».

— Нет, не думаю.

— Хорошо, ну что ж, позвони мне, когда приземлитесь. В данный момент я нахожусь в Огайо, ищу жилье, поэтому буду поблизости от вас.

— Ищешь жилье? — его заинтересованность ощутимо возрастает.

Дерьмо! Сначала думай — потом говори. Мне нужно вытатуировать эти слова на своей долбанной руке.

— Эм, да, — я смотрю на Кэннона, этого мистера Гордость и Счастье. — Группа, мы, э-э, взяли перерыв, и я посчитала, что, вероятно, мне нужно какое-то место, ну, ты понимаешь, чтобы жить.

— Я думаю, что это прекрасная идея, Элизабет. На каком городе ты остановилась?

Полегче, здоровяк, ты уже и так получил больше информации, чем я совершенно спокойно готова была дать.

— Точно посередине между семьей Кэннона и Саттоном, чтобы Коннер мог регулярно приезжать в гости и не проводить много времени в пути. Может быть, я заведу ему проклятую собаку.

— Или заведи обычную собаку, тоже отлично сработает, — сухо шутит он, его чувство юмора все такое же.

— Мне жаль по поводу того, что случилось с Брайсоном, но я рада, что вы возвращаетесь домой раньше. Я скучаю по Коннеру так сильно, что это причиняет боль, — признаюсь я, ощущая боль в груди.

— Могу себе представить. Несмотря на жизнь в автобусе, противником которой я был, ты — исключительная сестра, Элизабет. В те времена, когда у него больше никого не было, ты всегда оставалась рядом с ним. И я очень горжусь тобой за это, помимо всего прочего.

— Фууу, — стону, закатив глаза чуть ли не к заднему сиденью. —Просто приезжай сюда, организуем встречу и поговорим, и от этого будем двигаться дальше. Эти зашифрованные, бестолковые, умилительные, все еще несодержательные разговоры действуют мне на нервы, — обрываю я.

— Да. Хорошо. Я позвоню, когда мы приземлимся. И удачи в поиске дома.

Помните ту часть, что у Кэннона ОКР и он перфекционист? Хорошо. Теперь возьмите яйцо в качестве объекта этого описания, а затем бейте по нему, раз за разом бейте по нему все сильнее и самой большой чугунной сковородкой, какую только сможете найти.

Понимаете, о чем я? Вот и агент по недвижимости тоже.

Ну, дом под номером четыре был полностью моей виной. Я зашла внутрь, развернулась на каблуках и выскочила наружу. НИКАКИХ. ЛЕСТНИЦ. Это одно из немногих моих условий и единственное, в котором я не уступлю ни при каких обстоятельствах.

Номера с первого по третий. Если честно, я подозреваю, что в половине случаев те «проблемы», что находит Кэннон для объяснения своего неприятия, просто надуманы.

 По сути, он придирается ко всему.

— Дженнифер, не дашь нам минутку? — я спрашиваю агента по продажам, дружелюбную молодую девушку, явно неопытную и доведенную до отчаяния, а затем тащу Кэннона наружу.

Я хватаю его за подбородок, заставляя смотреть на меня.

— Святой сварливый человек на планете, тебя что, переклинило?

Он просто пожимает плечами.

— Серьезно? Там ты вел себя как Ходячий Словарь, и это все, что ты можешь сказать? Чушь. Выкладывай.

— Да? — он сокрушает меня одним лишь взглядом, в глазах теплится надежда, но сомнения тяготят его.

— Да, детка, да, — я крепко прижимаю его к себе. — Что не так? Поговори со мной. Это похоже на грозовую тучу, надвигающуюся, словно из ниоткуда, в полном смысле этого слова.

— Когда ты сказала своему отцу, что ты ищешь жилье, потому что тебе нужно место, чтобы жить, и, возможно, ты заведешь собаку, то это звучало предельно четко и ясно. Словно я не вхожу в твои ближайшие планы совместного проживания, хоть ты никогда и не говорила мне этого, — он пожимает плечами и пинает несколько камешков, валяющихся рядом, а у меня от его слов разбивается сердце.

— Потрясающе. Ты не просто ведешь себя как тихоня, действующий исподтишка, ты такой и есть. У меня никогда не было мужчины прежде, поэтому я не подумала об этом. Прости меня, — теперь моя очередь изучать землю и докучать гравию носком своей обуви. — Но это не какая-то выдумка, это даже прописано в учебниках. — Разинув рот, я теперь смотрю на него с широко раскрытыми глазами, излучающими веселье.

— И что же это?

— Ты можешь давать мужчине пошаговые инструкции, даже пронумерованные по порядку, и все, что он слышит, это три последних слова в восьмом пункте. Но стоит сказать что-то спонтанно, и он разбирает по полочкам и анализирует эту чушь с такой дотошностью, словно на уроке биологии препарирует лягушку. Ну а ты? — я толкаю его в грудь. — У тебя хорошие отношения с родителями. Ты сказал им, что мы ищем жилье?

Выпятив бедро, я сложила руки на груди, уже зная ответ.

— Да, сказал. Даже спросил у мамы, смогу ли я взять бабушкино кольцо. Оно в винтажном стиле, ты полюбишь его.

У меня подкашиваются ноги, а руки безвольно падают по бокам. Он спросил кого о чем?

Есть определенные виды слез, которые зарождаются глубоко внутри вас и бьют ключом сквозь вашу душу, заставляя нос хлюпать и оставляя заметные влажные следы. Вы знали об этом? Именно так он понимает, что я плачу, а не по мерзким сопливым звукам, которые я издаю с такой грациозностью.

— Мне не нужно, чтобы ты смотрела на меня, Лиззи. Мне нужно, чтобы ты послушала меня. Я люблю тебя. И никогда не разлюблю. Я хочу жить вместе с тобой и построить дом, жизнь… семью. И как только чьи-либо мнения, что ты замена, перестанут волновать тебя, а слова «он совсем недавно был обручен», произносимые с кислыми минами, не станут гребаной бредятиной, я хочу жениться на тебе. Что теперь здесь? — он кладет руку мне на грудь поверх сердца. — Их голоса или мой?

 Ему действительно нужно писать стихи, но сейчас неподходящее время упоминать об этом.

— Дом? Ты уверен? Не хочешь начать с квартиры или кондо? — я кусаю губы, переминаясь с ноги на ногу.