Благодаря обширной терапии Кэннона под названием «шокируй меня своей любовью и пониманием» мы установили, что я больше лаю, чем кусаюсь. Я его любимое лакомство — твердая снаружи и милая внутри. И моя любовь гораздо неистовей, чем ненависть.
Но даже проклятый пасхальный кролик не смог бы просто сидеть и с осторожностью наблюдать через боковое зеркало, как любимому мужчине царапают лицо, раздают пощечины, пихают и орут на него. И так как я воспользовалась его футболкой, чтобы остановить кровотечение, он абсолютно незащищен от ее ногтей… которые, на мой взгляд, необходимо вырвать и засунуть ей в задницу.
Нет уж. Пора Мисс Чопорности научиться тому, как «леди» (особенно та, что носит жемчуга) должна себя вести.
Она слышит, как я громко хлопаю дверью, и на долю секунды резко поворачивает голову в мою сторону, прежде чем снова перевести взгляд на него, размахивая руками и вереща, как самый грязный матрос на корабле.
Кэннон держит нас обеих в поле зрения. Он напряжен, вокруг его рта и глаз образуются морщинки беспокойства.
— Сирена, любимая, вернись в машину, — умоляюще произносит он скрипучим голосом.
— Не-а, время моей собаке поучаствовать в кроличьей битве, — выплевываю я, глядя на нее. Когда я машу ей, она разворачивается в противоположном от меня направлении и проводит ключом по краске машины Кэннона. Одна непрерывная царапина вдоль всей стороны. К слову, это хорошая машина, одна из тех вытянутых люксовых BMW, и единственная вещь, которую он попросил забрать с собой. И сучка просто исцарапала ее ключом.
— Она всегда была психопаткой? — я спрашиваю, словно ее даже нет в пределах слышимости.
Он мило поджимает губы.
— Немного. Проще не связываться, я говорил тебе, — он пожимает плечами.
— Деньги, на которые ты купил эту машину, были твоими?
— Каждый цент.
— Дом?
— Ее папы.
— Ее одежда?
— Папы.
— Она работает?
— Ни единого дня в своей жизни.
— Я стою прямо здесь! Я могу слышать тебя, ты, мужеподобная сука! — она кричит на меня голосом дебютантки, которая лишилась своей тиары и не может с этим справиться.
— Детка? — спрашиваю я и, думаю, он уже знает, что последует дальше.
— Да?
Его лицо озаряется улыбкой от того, что я назвала его «детка», и именно этой реакции я хочу. Не уверена, он больше доволен предстоящим весельем или тем фактом, что я «борюсь за нас», но это не так важно, одно из двух.
— Иди и подожди в машине, — теперь я говорю ему.
Он салютует мне, ехидно машет Рути рукой и плавно скользит на водительское сиденье.
— А теперь, мисс Рути…
Я не спеша разворачиваюсь к ней лицом, растягивая время и обдумывая, какие причины смерти оставляют меньше всего следов. Однозначно, мышьяк или воздушная эмболия (закупорка сосуда пузырьком воздуха. Встречается она нечасто, в основном это происходит при повреждениях крупных вен. Попав в кровь, воздушные пузырьки блокируют сосуды малого круга кровообращения. Воздух скапливается в правых отделах сердца и растягивает его. При воздушной эмболии может наступить внезапная смерть) — а я без яда и иглы, черт побери!
— Почему теперь ты даешь задний ход, скандалистка? Ты все вопила и кричала, поцарапала машину, так почему сейчас отступаешь? — мой голос обманчиво спокоен, я играю с ней и веду себя как пугающая мужеподобная женщина, которой она меня считает.
— Это совершенно не твое дело. Это касается только меня и Кэннона, моего жениха!
Мой мужчина — такой проныра. Я слышу, как он открывает окно. Он хочет слышать, как его ведьмочка — я говорю о себе, хорошей ведьме без крыши над головой — принимается за работу.
P.S.: неожиданно для самой себя я с гордостью принимаю это прозвище.
— Вот как обстоят дела. Он больше не твой жених. Вообще, даже ни капельки, и больше никогда им не будет. Ты использовала его и крутила им, как хотела, а затем выбросила, словно мусор. Я забрала твой мусор, и это стало моим сокровищем. И ничего не встанет между мной и Кэнноном. Он — мой. Поэтому это мое дело. А теперь, или ты можешь дать мне свой телефон, чтобы я стерла его номер, и выписать чек за повреждение его машины, — я разминаю плечи, и, чтобы успокоиться, делаю вдох ради него, — или я могу сменить его номер телефона, — на самом деле, следовало бы подумать об этом гораздо раньше, — и нанесу повреждения твоей заднице, — я расставляю ноги, скрещиваю на груди руки и стою с важным видом, наклонив голову на бок. — И что же ты выбираешь, принцесса?
— К-Кэннон! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?
— Почему ты поцарапала мою машину, Рути? — он кричит через щель в окне.
— Я была в бешенстве! Мне жаль. Господи, папа починит твою ненаглядную машину, — она закатывает глаза.
— Тогда да, я слышу, что она говорит тебе, и после твоего признания могу сказать, что мне это нравится, и я это записываю! — он ухмыляется от уха до уха, поднимает свой телефон и весело машет им из стороны в сторону.
И… он улыбается, ощущая теперь хотя бы немного радости. Только машина поцарапана и все! На этом моя работа почти закончена.
— Ты! — то ли скулит, то ли рычит, то ли вопит она (на самом деле, я понятия не имею, на что был похож этот звук) и бросается к его двери, натыкаясь на стену — прошу заметить, миниатюрную стену — под названием чрезмерно опекающая, рассерженная сирена. Сирена Кэннона.
— Какой пароль? — я ядовито насмехаюсь над ней с невозмутимым лицом, спокойная как удав. В данный момент можно считать, что номер его телефона уже изменен, я просто играю с сукой так же, как с маленьким шариком кошачьей мяты, который с наслаждением перекидываю из руки в руку… как она поступала с Кэнноном все это время, во многих отношениях.
— Ты злобная лесбиянка из низшего класса, — она презрительно усмехается в дюйме от моего лица.
— Злобный — это тот, кто вышвыривает человека, которого якобы любит так сильно, что готова выйти за него замуж, посреди глуши и трахает их общее будущее у него за спиной. К низшему классу относится тот, кто царапает машины и умоляет принять обратно, когда ты уже не нужен. И лесбиянка не сидела бы на его лице и не кричала бы с его огромным членом во рту, пока кончала. Догадываешься, чем я занималась этим утром, торопыга?
Смертельный выстрел. Кэннон фыркает, полностью удовлетворенный сказанным мною.
— Упоминал ли я в последнее время, что люблю тебя, и что ты самая крутая из всех, кого я когда-либо встречал? — из окна позади меня приглушенно доносятся слова похвалы от Кэннона.
— Да, детка, а теперь помолчи. В данный момент я занята наказанием суки, — я не могу полностью скрыть ухмылку, но все же мне удается подавить ее, и я снова переключаю свое внимание на Рути. — Ну, что ты выбираешь, неудачно мелированная Барби? Твой телефон и чек, или мои упражнения — ну, помимо утренних — намеченные на сегодняшний день?
— Тронешь меня хоть пальцем, и мой папа уничтожит тебя, — скрестив руки, предупреждает она.
Я просто не могу поверить, что собираюсь разыграть эту карту.
— Кэннон? — зову я через плечо, не сводя с нее глаз.
— Сирена?
— Чей папа влиятельнее? — спрашиваю я, буквально ощущая рвотные позывы, но все это ради нашей команды.
— Твой.
— Богаче?
— Твой.
— Спасибо, детка. Итак… — я одариваю ее победоносным взглядом. — И что теперь? Мое терпение на исходе. Я собираюсь заняться покупкой дома со своим мужчиной.
— Ладно. Сколько?
Ах, я просто обожаю, когда каждого ждет счастливый конец. —
Кэннон, сколько?
— Я сам позабочусь о машине и поменяю тарифный план и номер. Я бы предпочел, чтобы она оставалась здесь, пока я зайду забрать одежду, клюшки для гольфа, фотографии моей семьи…
Она слышит его, поэтому я пристально смотрю на нее в ожидании ответа. Я могу даже применить кулаки, если ее ответ будет неправильным. Я ни разу в жизни не била никого кулаками. Ну, я била по голове нескольких ребят, которые оскорбляли Коннера, но ей не нужно этого знать. Если я ударю ее, она уж точно посчитает меня профессионалом в этом деле.