Литмир - Электронная Библиотека
A
A

У меня занимает целую минуту, чтобы понять, что он перестал говорить, и что Кэннон прижимает мою голову к своей груди, в то время как из моих глаз потоком текут слезы. У меня только что был самый длинный разговор с отцом. И он пролил больше света на происходящие в прошлом события, чем то, что я сама представляла, когда жила в то время. Я фактически не знаю, что сказать, что я чувствую, но каким-то образом нахожу в себе силы и обретаю голос.

— С-спасибо за, эм-м, разговор. Пусть Коннер позвонит мне. И, — я выпрямляюсь, нуждаясь в своей собственной поддержке. — Я была бы не против, если бы мы втроем поужинали, или еще что-нибудь, когда вы вернетесь.

— Элизабет, я…

Если он скажет «я тебя люблю», этот телефон и стена очень быстро подружатся.

— Скоро увидимся.

Прекрасный инстинкт (ЛП) - img_28

Сегодняшнее выступление, завершающее наше пребывание в Линкольне, прошло великолепно. Все играли синхронно и, судя по всему, пребывали в приподнятом настроении… до того, как мы все снова не набились в автобус.

Через напряженность, витающую в воздухе, даже бензопила, которой орудовал Майк Майерс, не смогла бы прорваться. Даже если бы сегодня было тринадцатое! Проблема в том, что я точно знаю, что гложет каждого из них, и ничего не могу с этим поделать.

Глупая, я не положила на место свою долбанную волшебную палочку и не могу сделать так, чтобы Ванесса неожиданно материализовалась и успокоила Джареда. И я не могу просто подойти к Ретту и вежливо попросить обратно свою девственность, наперекор ревности и ауры печали, окружающей Кэннона. А Ретт? Ха, пропустим этот момент, потому что сложно сказать, из-за какой херни он такой раздражительный, если это вообще возможно понять. Через десять секунд он, в буквальном смысле, мог бы стать счастливым по необъяснимым причинам. И все это подозрительное разнообразие перепадов настроения заключено в одном прекрасном парне.

Неудивительно, что Брюс мечется между водительским сиденьем, концертной площадкой, отелем и обратно к водительскому сиденью. Сбившись на один дюйм со своего пути, велика вероятность, что вас разжуют и проглотят. Как бестолкового путешественника, натолкнувшегося на логово разъяренных медведей.

— Как бы весело не было… — я ударяю обеими ладонями по столу и встаю. — Я собираюсь принять душ. Если вы поубиваете друг друга, пока меня нет — приберите за собой беспорядок! — язвительно замечаю я и ухожу, не осмеливаясь оглянуться назад.

 Сквозь закрытую дверь ванной я прислушиваюсь к каким-либо звукам кровавой бойни. Но в течение нескольких минут до меня доносится лишь абсолютная тишина, поэтому я включаю горячую воду, раздеваюсь и погружаюсь под источающие пар струи благословенной святыни.

Может быть, пришло время раз и навсегда прекратить эту карусель. Мне это никогда особо не нравилось. Первоначальный порыв адреналина соблазнительно обманчив, потому что спустя некоторое время вы дезориентированы, испытываете тошноту и больше не можете разобрать ничего конкретного, ничего вокруг себя, кроме одного большого неясного пятна.

И путешествие в этой консервной банке начинает больше походить на кошмарную поездку, чем на веселье или стремление уйти от действительности, которое было первоначальной целью.

«Страх пермен — признак невежества, Элизабет. Это демонстрирует отсутствие веры в свои способности понять и разобраться в любой ситуации, используя свой интеллект».

Один разговор, даже далекий от сути, и я мысленно воскрешаю в памяти его идеалистические «уроки», с которыми не согласна?

Рассказать о переменах, которые мне не нравятся…

Но они уже разрослись и укрепились в полную силу, новые перемены, которые захватывают мою жизнь с каждым днем все чуточку больше.

 Большой вопрос, ответ на который, в конечном счете, решит, что это — быстропроходящий пессимизм или путь, по которому я должна следовать. Но я не буду спрашивать или просить. Нет. Эти ответы должны быть очевидны и прийти ко мне добровольно.

Прекрасный инстинкт (ЛП) - img_5

— Достаточно того, что мы спим вместе в кровати Коннера, поэтому не планируй ничего грандиозного, мистер Дерзкий Пенис. — Я предупреждаю его, потому что заметная эрекция упирается мне в спину.

— Можем мы хотя бы сымитировать стоны? Или просто выкрикни мое имя пару раз, и я буду счастлив, — смеется он, пощекотав меня.

— Для того чтобы раздуть твое эго или уязвить эго Ретта? — да, я провоцирую его. — Не будь придурком. Ретт не представляет для тебя никакой угрозы. Нет смысла насмехаться над ним без всякой причины.

— Ты права, — он вздыхает и убирает в сторону мои волосы, чтобы прижаться к моей шее, крепко обнимая меня за талию. — Мне необходимо, чтобы он уяснил, что ты теперь моя. Я буду тем, кто позаботится обо всех твоих потребностях. Больше никакого «Ретт — моя поддержка и опора». Я тот, кто заботится обо всем, что ты желаешь, хочешь или в чем нуждаешься. Ты плачешь, и это моя футболка становится мокрой. Ты кричишь, и это мои барабанные перепонки кровоточат. Ты кончаешь, и это мой член сдавливается. Все из этого, абсолютно все.

Я вынуждена еле сдерживать смех и не расхохотаться. Он переходит от милого разговора о возвышенном к грубой сексуальности в мгновение ока. Я люблю это.

— Он знает это и поддерживает, поэтому будь милым. Я серьезно. Я забочусь о нем и не стану играть в посредственные игры разума. Так же, как я знаю, ты заботишься о Рути. По крайней мере, в общем и целом. И поэтому я не настрочила ей какое-нибудь мерзкое сообщение. Кстати, — мой голос понижается и наполняется стыдом, — я действительно сожалею, что сунула нос в твой телефон. Честно, я схватила его по ошибке, но как только заметила ее имя, уже не смогла оторваться. Прости меня.

— Мне все равно. Можешь брать мой телефон в любое время, когда захочешь. И отправлять ей любые сообщения. Если бы мне было что скрывать, я бы поставил пароль, — он игриво покусывает меня за мочку уха. — Я люблю тебя. Мои дела — твои дела. Уверяю тебя.

— Я не собираюсь нападать на нее. — С радостью бы это сделала. — Это нелепо. Лично мне она ничего не сделала.

— Наверное, это и к лучшему. Это было бы все равно, как если бы она явилась на собачью драку с кроликом. У нее не было бы и шанса выстоять против моего крепкого маленького орешка, — он хихикает, уткнувшись в мою шею. — Тем не менее, я так рад, что могу видеть твое сладкое нутро. Мое любимое лакомство, стойкость снаружи, декаданс внутри.

— Ну, братишка, — я закатываю глаза, даже несмотря на то, что лежу к нему спиной. — Засыпай, Уолт Уитмен.

— Он был выдающимся. Приму это за комплимент.

Согласна с этим и нисколько не удивлена, что он читал еще одного из моих любимых авторов. Но я храню молчание. На самом деле, я очень устала и готова закончить с сонетами и отправиться спать.

— Детка? — шепчет он.

— М-м-м?

— Ты хорошо себя чувствуешь после разговора с отцом? Ты не упоминала об этом.

Мои раздраженные слова отскакивают от стен маленькой комнаты.

— Как ни странно, но да. Теперь я знаю, почему моя мама вела себя странно, и я высоко ценю то, что он признал свою роль в этом, свою вину. А от нее требовалось быть сильнее. Она не уходила, терпела это, нашла способы отгородиться и принять. У Коннера и меня такой роскоши не было. Загнанные в ловушку, и стараясь сохранить здравомыслие, мы были вынуждены жить в такой неблагоприятной обстановке. Если хочешь знать мое мнение, они оба были в равной степени эгоистичны.

— Я хочу, и я думаю, ты права. У тебя есть основания так считать. И что ты теперь собираешься делать?

— Я собираюсь поужинать с отцом и Коннером и узнать, смогу ли я получить еще парочку ответов.

— Хочешь, чтобы я пошел с вами? — предлагает он, в его тоне слышится доброта и сопереживание. Одна часть меня тает, становясь мягкой и податливой, и поэтому я переворачиваюсь лицом к нему.

59
{"b":"680145","o":1}