Ее мать внимательно посмотрела на нее, потом улыбнулась.

– Сфагновый мох, вот что нам нужно.

Все начали оглядываться друг на друга. Капитан Ричард произнес:

– Мох, вы сказали? Для ваз?

Ее мать улыбнулась ему и отдала машинку обратно Тимми.

– Не для ваз, капитан Ричард, мы использовали его для перевязки в тяжелые времена. Что же, лапушка, ты ведь права. Я должна была подумать об этом, но я слишком устаю теперь, чтобы думать. – Ее глаза были впалыми и потускневшими, что подтверждало ее слова. Она продолжила: – Сфагновые топи находятся за перекрестком Висельников. Эви, смышленое же ты дитя, ты должна была тогда быть еще совсем маленькой, и все-таки тебе удалось как-то выудить это из своей памяти.

Доктор Николс ударил кулаком по столу. Эви захотелось, чтобы стол уже оставили в покое. По части проливаний, хлопков и вот теперь ударов старый несчастный предмет мебели сегодня получил хорошую встряску. Лицо доктора светилось, когда он говорил:

– Боже милостивый, а ведь и правда. Его много использовали в Канаде в последнее время. Я читал медицинскую статью об этом, буквально на днях. Он обладает прекрасным впитывающим свойством, работает как губка, может вобрать в себя – ох ты – в двадцать раз больше своего веса. Шотландия – главный поставщик, но, если вы говорите, что использовали его… Я никогда не думал о здешних местах в связи с ним. Вы говорите, что он растет здесь, это точно? – Он потирал свои руки, а Матрона сияла. Собаки проснулись и спрыгнули с кресел, чтобы устроиться у огня.

Мама Эви снова отняла машинку у Тимми и на этот раз спрятала ее в складках своих пухлых рук, чтобы Тим уткнулся в них и оставил капитана Ричарда в покое.

– Да, так я и сказала, вы же слышали меня, разве нет? Или у вас проблемы со слухом, доктор Николс?

Он рассмеялся, как и все остальные. Капитан Ричард сказал:

– Он глухой разве? Я этого не знал.

– Замолчи, дорогой, – оборвала его Вероника.

Эви улыбнулась, глядя на мать с любовью. Сьюзан продолжила:

– Вопрос только в том, сможем ли мы собрать достаточно? Растения нужно очистить от всего лишнего, высушить, затем положить в муслиновые мешочки, в которых будет достаточно места, чтобы мох мог разрастись, и вот вы получаете перевязочный материал. Сам по себе он вроде как стерильный, что, конечно, очень удобно, но у вас есть стерилизаторы, так что используйте их, чтобы быть уверенными. Как я могла все это забыть? – она подняла руку ко лбу.

Капитан Ричард налил себе еще чая. Крышка чайника задрожала. Мистер Харви потянулся через доктора Николса, чтобы придержать ее. Ричард благодарно улыбнулся.

– Сфагнум – это греческое слово, обозначающее мох. Очень интересно, что…

– Нет, не интересно, Ричард, – сказала Вероника, и ее голос сорвался на крик, когда она засучивала рукава своей сестринской формы. Капитан Ричард проигнорировал ее и мирно закончил наливать себе чай, поставив чайник рядом с Эви. Она покачала головой, когда Вероника продолжила громко вещать: – Что интересно, так это как нам добыть перевязочные материалы для Истерли Холла быстрее всего. Мы завязли в банальностях, и, ради всего святого, мы не знаем ничего об Обе, хотя он чертовски точно выражался, когда обещал присылать телеграмму раз в неделю, так что замолчите и оставьте чертовым грекам их гречить самих себя.

Установилась полнейшая тишина, пока на этот раз ее не нарушила Матрона, произнеся:

– Боже, если это не фраза кого-то из наших яслей, тогда я не знаю, что это.

Доктор Николс разразился хохотом, и Эви повернулась к нему.

– Вы можете высунуть эту противную трубку изо рта. Не думайте, что я не видела, как вы сняли кусочек табака с языка и кинули его на чистый пол Энни.

Миссис Мур взяла еще одно печенье. Эви увидела и это:

– Вам это не нужно. Доктор Николс сказал, что вам стоит сократить употребление. – Она встала, оглянулась, затем села снова. В списках было так много раненых, так много убитых. Черт. Черт. Где же они?

Миссис Мур расправилась со своим печеньем и взяла еще одно, похлопав Эви по коленке. Эви сжала ее ладонь. Она просто не смогла совладать с этим чувством. Слишком много имен было в списках павших, слишком многие проходили через их двери, нуждаясь в перевязке, умирая, плача. Матрона расправила плечи, выставив вперед широкую грудь, на ее лице была написана невыносимая усталость. В кармане Эви лежало письмо от Грейс, написанное карандашом, которое она получила два дня назад от члена добровольческого корпуса, который сопровождал конвой с ранеными до Ньюкасла.

Она надеялась, что в нем будут хорошие новости, – в каком-то смысле так и было. Грейс понравились крошки; она была бы рада добавке, но в следующий раз желательно одним куском. Она писала, что они с Джеком поговорили и поняли, что их жизнь будет двигаться дальше, что у нее в полевом госпитале есть симпатичный американский хирург, а Джек будет счастлив с Тимом и Милли. Они с Джеком оба распознали в своем чувстве любовь, и Эви может больше не беспокоиться. Она добавила, что будет для Джека почтовым голубем и станет передавать новости о его сохранности его семье по окончании каждой атаки, хотя знала, что Оберон тоже телеграфирует. Когда она услышит что-нибудь от Джека, она также пошлет телеграмму. Но записка была написана 11 марта. И до сих пор телеграммы не было.

Капитан Ричард накануне попытался навести некоторые справки по настоянию Вероники, и его бывший адъютант Потти Поттерс сказал ему, что Стрелки были разбиты и что отдельные группы присоединились к другим частям, что там был полный хаос, но он даст ему знать, если поступят какие-либо новости. Общая нервозность нарастала.

Матрона произнесла:

– Обладаем ли мы вашим безраздельным вниманием, мисс Эви Форбс?

Эви осознала, что все взгляды направлены на нее.

– Если так, то, возможно, я могла бы продолжить, потому что вы только что спасли нашу ситуацию, как вы часто делаете, находясь в раздражении.

Улыбка Матроны осветила все вокруг, и она действительно продолжила, пока Эви пыталась заставить себя сконцентрироваться.

– Если вы использовали этот мох ранее, Сьюзан, и знакомы с процессом, то я бы испытала большую радость и облегчение, если бы вы отвели небольшую команду к топи. Я полагаю, доктор Николс, что мох способен удерживать впечатляющие объемы гноя и других жидких выделений – гораздо больше, чем хлопок, – и поэтому может быть поистине бесценен.

Миссис Мур отложила четвертое печенье, не притронувшись к нему, и ее плечи передернулись.

Ричард высвободил обрубок своей левой руки и кивнул.

– Прекрасно. Это значит, что какое-то время мы сможем использовать хлопок для защиты.

– Сиди тихо, Ричард, – отрезала Вероника. Казалось, это было единственное, что она сегодня делала.

Эви отпустила руку миссис Мур и допила свой чай, который почти остыл, полная гордости за свою мать, когда Сьюзан произнесла:

– Он прекрасен для ожогов, и перевязки изо мха не так сильно нагреваются, как хлопок. Извините, мне стоило вспомнить об этом раньше.

– Дорогая, ранее мы в этом не нуждались, – сказала Матрона тихо, пытаясь не встречаться глазами с Эви и Вероникой.

Миссис Мур сжала руку Эви снова.

Следующим утром Эви успокаивала Старого Сола, когда собаки с лаем набрасывались на него, пока мистер Харви не позвал их обратно в дом. Затем Эви позволила сержанту Бриггзу запрячь лошадь в повозку, которая отчасти принадлежала ее семье и семье Саймона.

– Красивый старый мальчик, – прошептала она в его бежевую гриву. Рядом со Старым Солом было место для Салли, кобылы Грейс, и повозки Мэнтонов, которую пастор Эдвард Мэнтон, брат Грейс, обещал пригнать. Он приехал переполошенный и быстро соскочил с повозки.

– Мне очень жаль, что я не смогу остаться помочь, Эви. Дела прихода.

Он стащил с повозки свой велосипед и заправил брюки в носки.

Улыбка Эви была вполне искренней, когда она пригласила его на кухню для быстрой чашечки кофе, обходя Энни и посудомоек, готовящихся к завтраку, и Дейзи, которая зашла за чайными листьями, чтобы протереть в гостиной. Мысль о милом Эдварде, человеке с двумя левыми ногами, странным чувством направления и тенденцией к тому, чтобы все время сворачивать с пути в сторону небесного эфира, который пытается помочь, была не очень успокаивающей. Намного лучше ему было заниматься своим делом.