Домой, во Францию, друзья направились уже в новом, 1307 году.
– 7-
Всю зиму и весну Антон Маврин и его однокурсник и друг Димка Круглов разрабатывали маршрут и «сценарий» их поездки на каникулах в Киргизию, на Тянь-Шань. Это была давняя, еще с первого курса, мечта Антона и Димы. Они по книгам и атласам вдоль и поперек изучили карты Тянь-Шаня, а названия Хан-Тенгри, Мраморная стена, Иныльчек, Иссык-Куль, Пяндж или Хорог просто завораживали ребят. Став постарше, они поняли, чтобы штурмовать такие высоты, как Хан-Тенгри, нужно быть почти профессиональным альпинистом и иметь опыт существования в разряженном, обедненном кислородом, высокогорном воздухе. Но в горы тянуло и, учась уже на четвертом курсе университета, они решили собрать единомышленников через Интернет и совершить поездку на Тянь-Шань, больше туристическую, чем спортивно – альпинистскую. Еще одной причиной более мягкого и комфортного путешествия стала, появившаяся в жизни Антона любовь – Лена Федотова. Они учились в одном университете, даже на одном факультете, только на разных отделениях. Так вот и ходили почти три года в один ВУЗ, а друг друга почти не знали. Антон, конечно сразу заметил, что на факультете, на один курс младше, появилась стройная симпатичная блондинка, но «наведя о ней справки» среди студентов, узнал, что эта Лена Федотова, отличница, на вечеринках не «засвечивалась», в клубы ходить не любила. В общем, решил – ботаничка, хотя и очень красивая. Ближе познакомились Антон и Лена гораздо позже. В зимнюю сессию на четвертом курсе Антону нужно было сдавать госэкзамен по химии. Госэкзаменом студенты называли те экзамены по предметам, по которым дальнейшее изучение программой обучения не предусматривалось, то есть оценки за этот экзамен будут прописаны во вкладыше диплома. Такие экзамены были, как правило, самыми трудными, потому что нужно было сдать весь материал по предмету, в данном случае за три с половиной года обучения. С другой стороны, химия – предмет для Антона не профильный и в процессе учебы, он относился к нему как к второстепенному, а следовательно, были частые пропуски лекций, недостаточная подготовка к лабораторным и контрольным работам. Как следствие, частые отработки, то бишь, двойки и их исправление. В конечном итоге, у преподавателей «химических» дисциплин Антон Маврин числился в «глухих» троечниках, без видимых перспектив на улучшение химических знаний. Преподавателем по органической химии и биосинтезу была Антонина Семеновна, человек, безупречно знающий предмет и живущая, по мнению коллег Антона, только для того, чтобы не упустить что-нибудь новое в химической науке. Выглядела она в свои сорок семь лет «по-старушечьи» элегантно, как они думали, всегда опрятная в одежде, хотя и слегка старомодна, всегда с пышной завивкой волос и с обязательно повязанным платочком на шее. Она была как-то излишне худовата, хотя это ее не портило, а придавало какую-то дополнительную строгость вида. Но была Антонина Семеновна действительно очень строга, вернее, эта строгость выражалась у нее в том, что она досконально знала свой предмет и того же требовала от своих учеников – студентов. Любимчиками у нее были только те, кто отлично успевал по химии и в их числе, конечно, милашка Лена Федотова.
Антон «долбил» эту химию целую неделю, да где уж там, выучить за неделю неорганику, органику и биосинтез, если три с половиной года «валял дурака». Это было не реально. И листая страницы учебников, Антон подсознательно это понимал и материал, конечно, ему в голову упорно не лез. Но экзамен не отменишь. Надо идти сдавать. Будь, как будет. Перед аудиторией, в которой Антонина Семеновна принимала экзамен, толпилось неожиданно много студентов, причем почти половина из них Антону была практически незнакома. Встретив Димку Круглова, Антон спросил:
– Что это здесь за Вавилонское столпотворение. Моя тезка что, решила принять экзамен сразу у всего универа?
– Примерно так,– пояснил Димка.– Антонина ввела нововведение, извини за каламбур. Принимает экзамены сразу у двух курсов, у нашего и того, что на год младше. Правда, у них химия профильная и они сдают не госы, а простую сессию.
– О как! И что это Антонине дает?
– Дает, что не спишешь ни фига! Столы в аудитории стоят торцами к двери и к ее столу. С одной стороны – один курс сидит, с другой стороны – другой курс, а Антонина сидит как падишах во главе сооружения из этих столов и видит и руки, и вообще всех сдающих и готовящихся сдавать, причем непрерывно. И даже спросить – не спросишь. Напротив тебя сидят студенты, как ты понимаешь, с другого потока. Я так вообще там никого не знаю. Короче, засада полная. У меня такое ощущение, что я пришел на допрос с пыткой и знаю, чем он закончится – я ничего не скажу. Причем, не потому, что я такой геройский парень, а потому, что по химии этой я не только ничего не помню, так я еще и ничего не знаю. А ты, Антоха, что-нибудь знаешь?
– Знаю, что Сократ однажды сказал: «Я знаю только то, что ничего не знаю».
– Вот и я как Сократ. А что делать-то будем?
– Во-первых, надо осмотреться, а потом в бой и что будет – то и будет. В любом случае мы Антонине живыми не сдадимся,– пошутил Маврин.
– Тебе все шуточки, а ждать-то нечего. Раз ты такой в себе уверенный, заходи, как только кто-нибудь выйдет,– напутствовал Димка,– никто на экзамен идти не хочет, все доучивают. Пойдешь?
– Двум смертям не бывать,– бравировал Антон,– Пойду!
В этот момент из аудитории, где Антонина Семеновна проводила «экзекуцию» по химии сразу двух курсов, вышла Мира Орешкина. Ее глаза были на мокром месте. Все подскочили к ней с вопросами:
– Ну как?… Что получила?… Что спрашивает дополнительно?…
Мира опустив голову и, как бы проходя мимо, сообщила сквозь слезы:
– Я две недели з-зубрила…, а она мне «трояк». Сказала еще с б-большой натяжкой-й-й. А у меня по другим предметам даже четверок почти не- е- е-т!
– Ну – дела!– поднял глаза к потолку Димка Круглов,– Орешкиной – и … трояк! Это ж конец света! Я, по сравнению с ней, даже на ноль не знаю. Вот это экзамен придумали! Ну – дела!
– А что, Милка,– подскочил Дима к еще всхлипывающей Орешкиной,– списать-то, например, со шпоры, как-нибудь можно?
– Ты что, дурачок? Не понимаешь? Какой там списать? Она даже листки для ответа свои дает. Что знаешь, и то – забудешь, – ответила ему Орешкина, превозмогая подступающие рыдания.
Кто-то из однокурсников подтолкнул Антона в бок:
– Если собрался идти – то иди, сейчас наша очередь, или будем еще кого-нибудь искать!
– Да иду я, иду!– отпарировал Антон и с солдатской решимостью открыл дверь аудитории.
Круглов верно говорил. Перед ним торцами стояли три стола с одной стороны аудитории, с другой стороны к ним примыкали еще три стола. Преподавательский стол Антонины Семеновны стоял в дальнем торце этого сооружения. Получился почти правильный прямоугольник, во главе которого сидела экзаменатор, слева размещались две студентки с младшего курса, третье место было свободно. Их коллега сидел на стуле у стола Антонины Семеновны – готовился отвечать на вопросы билета. Антон обратил внимание, что одной из студенток младшего курса была Лена Федотова, а как раз напротив нее находилось освобожденное Орешкиной место. С двух сторон пустого стула сидели однокурсники Антона Наташа Кудрявцева и Макс Титов.
– А-а! К нам пожаловал сам господин Маврин! Рада! Рада видеть Вас, наконец, на своем предмете! Вы, ведь, видимо такой занятой человек и так редко удостаиваете своим посещением мои занятия. Я уже не смею говорить о моих лекциях,– назидательно – издевательски произнесла приветственную тираду Антонина Семеновна.
Все сочувственно подняли глаза на Антона, а Лена Федотова слегка прыснула смешком в кулачок.
«Ну все, попал я, «как кур во щи», – подумал Маврин,– сейчас она с меня за все спросит, за все отыграется и шкуру снимет».
– Так? Чего стоим? Чего ждем?– продолжала иронизировать химичка,– берем билет и готовимся. Но предупреждаю, замечу шпаргалку – «два», будете приставать с вопросами к сокурсникам – «два», попытаетесь списать – «два». А в остальном – все в ваших руках и в ваших знаниях. Вопросы простые. Химия – наука не сложная, так что, вперед!
