— Натсэ... — Я двинулся к ней.
Стремительно отпрянув, она отошла к колодцу и остановилась, опершись на ворот. Плечи её дрожали. Я глубоко вдохнул. Второй раунд, Морти... Ты готов?
Готов я не был. Махать мечом было бы легче. Там всё просто: либо тебя убьют, либо нет. А вот сейчас мне предстояло выяснить, годен ли я на что-то, кроме сумасшедших приключений и постельных сцен.
Я медленно подошёл к Натсэ, положил руку ей на плечо... Она резко развернулась, и я не сомневался, что сейчас покачусь вниз по холму с переломанными руками и ногами. Но вместо этого Натсэ обняла меня, сжав так крепко, что воздух вылетел из лёгких. Как будто против меня применили заклинание Вакуум.
— Скажи, что мы её найдём, — прошептала Натсэ. — Пожалуйста.
— Найдём. Сделаем всё, что...
— Нет, не «сделаем всё, что». Найдём. Живой, мёртвой — без разницы. Если я увижу её могилу или поговорю с человеком, который видел, как её разорвали на части и сожрали лягушки — пусть так. Всё, что угодно, лучше, чем... Чем как сейчас.
— Значит, найдём. — В этот момент я сам себя заставил поверить в то, что мы сможем.
— Спасибо...
Я погладил её по голове. Подняв взгляд, увидел Авеллу, сидевшую на подоконнике в ванной. Она показала мне два больших пальца и улыбнулась. Наверняка подслушивала своим Шпионом. И наверняка в лепёшку разобьётся, помогая в поисках матери Натсэ. Что ж, нас тут трое наглухо отмороженных. Да мы с чем угодно справимся!
Интерлюдия 5
Этой ночью Денсаоли не спалось.
Её уже несколько дней кряду мучила бессонница, и где-то в глубине души она понимала, отчего это.
Нет, причиной было не горе из-за утраченных отцов — названного и настоящего. И не ярость. Всё было куда проще и банальнее: Денсаоли измучило безделье.
Не так она представляла себе охоту на Натсэ и Мортегара с Авеллой. В её воображении — воображении восемнадцатилетней девушки, не жившей самостоятельно ни одной минуты, — то и дело вспыхивали какие-то сражения, полыхали огни пожаров, звенели клинки. Кто-то — то Натсэ, то Мортегар — падал к её ногам, умоляя о пощаде...
На деле же всё обернулось с точностью до наоборот. Летающий Материк висел над какой-то дырой, забытой кланом Земли, и делать было абсолютно нечего. День и ночь маги вели наблюдения, но с той высоты, на которой Материк можно было спокойно удерживать, не получалось разглядеть ничего интересного. Огонь на улицах Дирна не полыхал. Не появлялась на площади гигантская надпись: «Здесь были мы! М. А. Н.». Несколько раз вроде бы замечали в лесу что-то ненормально огромное, но конкретно описать виденное никто не сумел. Оставалось только пожать плечами. Что бы там ни шарилось, в местных чащобах, вряд ли оно было Мортегаром. Или Натсэ...
Денсаоли повернулась на бок в своей гигантской постели и подложила ладонь под щеку. Она ненавидела такие ночи. Днём во дворце хотя бы кипела видимость бурной деятельности, а ночью между Денсаоли и её мыслями не оставалось никакой преграды. То и дело она задумывалась: почему ненавидит и хочет убить Мортегара? Когда ей задавали этот вопрос, она отвечала мгновенно: потому, что он — маг Огня.
Но ведь он был магом Огня уже при первой встрече, и тогда Денсаоли не хотела его убить. Не хотела она убить и Искара, когда тот принял печать. Напротив, радовалась, что он достиг желаемого.
И был ещё один момент... Момент, на который никто не обратил внимания.
В тот день Мортегар принял печать Воздуха и отключился. Искар, будучи человеком слова (когда ему того хотелось), оставил камень с руной Огня на столике и ушёл. А Денсаоли пришла и долго сидела, глядя на спящего Мортегара. Смотрела, представляя себе, как у них всё будет... Ведь тогда не было сомнений, что ей придётся возлечь с этим юношей ради поддержания жизни клана Воздуха.
Собственные фантазии то возбуждали страсть Денсаоли, то приводили в ужас. Будучи магом Воздуха, она легко переходила от одной эмоции к другой. И вдруг взгляд её упал на камень. Гладкий чёрный камешек. Почему чёрный?.. Какая-то тут была неправильность. Печати Воды голубого цвета, Воздуха — белые, Земли — чёрные. И Огня — тоже чёрные. Но ведь огонь — рыжий, красный, жёлтый... Впрочем, пламя может быть хоть голубым. Но чёрным?..
Сейчас Денсаоли рада была бы сказать, что тогда всё обдумала. Что решила: ей необходим этот козырь в рукаве, на всякий случай. Однако в действительности её просто переполнили эмоции. Волнение, страх, любопытство — всё сразу. Эта смесь огнём жгла её нутро. И пальцы сами собой сомкнулись на чёрном камне, будто надеясь получить от него избавление, научиться властвовать над внутренним огнём.
Было больно, но Денсаоли не издала ни звука. Всё смешалось в голове. В какой-то миг ей показалось, что она уже лежит обнажённая с Мортегаром, и эта боль, пронзающая всё тело, — та самая боль, которая должна сопровождать первый раз любой девушки. Её нужно было выдержать.
Но морок быстро рассеялся, камень выпал на стеклянный столик, а на руке Денсаоли вспыхнула и медленно угасла алая печать.
Дёрнулся и приоткрыл глаза Мортегар.
Денсаоли улыбнулась ему, игнорируя бешено бьющееся сердце:
«С пробуждением, сэр Мортегар».
Чтобы скрыть волнение, она принялась небрежно катать камень с печатью по столу.
«От-дай», — еле слышно прошептал Мортегар.
И Денсаоли, демонстративно взяв печать кончиками пальцев, передала её Мортегару. Смотрела, как он возится с Хранилищем и ящичком. Смотрела и чувствовала, как постепенно успокаивается сердце. Мортегар ничего не заподозрил. Ему было так плохо, что он вообще не обращал на неё внимания. А потом стало ещё хуже...
— Зачем я это сделала?
Вытащив руку из-под головы, Денсаоли зажгла печать и с минуту смотрела на неё. Бесполезный узор. Некому было взять её в ученицы. Все маги Огня оказались по ту сторону баррикады. А если бы у неё было Магическое зрение Огня...
Устав ворочаться, Денсаоли выбралась из мешанины простыней, открыла окно и позволила ночному ветру охладить её обнажённое тело. Постояла так с закрытыми глазами, пока кожа не покрылась мурашками. Потом накинула халат и вышла из покоев.
Она направлялась в Святилище. Место, которое всегда её успокаивало и давало какую-то надежду. По пути ей никто не встретился — дворец спал. Только в одном зале сейчас сидели маги-убийцы и вглядывались в зеркала, на которые передавалась панорама Дирна. Вглядывались безуспешно — ведь иначе её бы уже известили.
С раздражением Денсаоли поняла, что в Святилище кто-то есть. Кто-то стоял на коленях перед статуей, изображающей женскую ипостась Воздуха — Психею — и, видимо, молился. Денсаоли замерла у входа, не желая обращать на себя внимание, не желая разрушать молитвенного уединения неизвестного.
Здесь нельзя было зажигать свечи и факелы, нельзя было вносить сюда яркие проявления других стихий, поэтому свет проникал только через большие окна. Луна сияла чрезвычайно ярко в эти дни, и Денсаоли, несколько минут постояв неподвижно, разглядела, кто притаился у ног Психеи.
Имя она вспомнила не сразу, но всё-таки вытащила его из памяти: сэр Мердерик. Добровольно безродный, её двоюродный дядя. Странный человек. С тех пор, как он поселился во дворце, ни разу не пожелал с нею увидеться. Это, пожалуй, можно было счесть даже невежливым.
— Прости, — расслышала Денсаоли его шёпот. — Я давно тебя простил, прости и ты меня, чтобы, когда пробьёт мой час, наши дыхания слились воедино...
Денсаоли поёжилась. Вряд ли таким образом Мердерик скорбит по её настоящему отцу, своему двоюродному брату. Здесь слышалось иное чувство.
Мердерик поднялся на ноги, и Денсаоли стала видна чаша. Невежественный человек сказал бы, что чаша, стоящая у ног статуи, пуста. На самом деле в ней был воздух. Воздух, в который обратилась плоть самого первого мага Воздуха. Тот, кто попробовал бы сунуть туда руку, жестоко поплатился бы за эту дерзость. Святилище не терпело дураков.
