Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Таким образом, первое метафизическое толкование языка определено христианским основным пониманием сущности и назначения человека, его Божественного Призвания в этом мире, ибо человек есть Образ, Откровение и Открыватель Божий. Это означает, что рождение человеческого слова в человеческом духе есть образ рождения Божественного Слова в Боге: человек говорит потому, что говорит Бог, и в возникновении человеческого слова выражается теогония Божественного Слова. Каждый народ образует свой язык согласно своим духовным качествам, а значит, и сущность вещей, формируемая этим языком, выступает для этого народа всегда в соответствии с основными чертами и характером его собственной сущности. В личном плане это означает, что на родном языке яснее проявляется Слово Божие, и потому, при надлежащем проникновении во всеобщую сущность, когда верное слово есть воплощение верного познания, абстрактно-формалистический язык «искусственной» науки теряет всякий смысл и значение[17].

Проникая до самой глубины в библейскую мифологию Ветхого и Нового Заветов, по сути, преображая их светом своего германского гения, Якоб Бёме вынужденно «описывает» свое созерцание вечного процесса познающего себя Триединства, вечной Троицы, во временной последовательности субъективного духа (Ichheit или Ichts, как он говорит), зачастую разделяя и рядополагая то, что, согласно его собственному глубокому воззрению, подлинно существует лишь в форме совершенного и гармоничного Всеединства. С этой оговоркой он и излагает свое учение о первичных качествах Бога, о божественных источных духах. «Заметь: все семь духов Божиих рождаются друг в друге, один непрестанно порождает другого, и никто не бывает „первым", и никто – „последним", ибо последний таким же образом порождает первого, как первый – второго, третьего, четвертого, и так до последнего. Если же один из них называется „первым “ или „вторым “ и так далее, то только в зависимости от того, кто из них бывает первым при образовании и сложении твари. Ибо они все семь одинаково вечны и ни один не имеет ни начала, ни конца: и из того, что семь качеств непрерывно порождают друг друга и ни одно не бывает вне прочих, следует, что есть Единый, Вечный, Всемогущий Бог. Ибо когда что-либо рождается из Божественного существа, то оно бывает образовано не одним только духом, но и всеми семью: и когда такая тварь, подобная всему существу Божию, повредится, восстанет и зажжет себя в одном из источных духов, то она зажжет не одного только духа, но все семь»[18].

Итак, согласно Бёме, Бог может открыться лишь посредством выявления противоположности в Себе Самом – противоположности Божественного и противо-Божественного, «Да» и «Нет»[19]. Эта противоположность раскрывается в гневе и любви Божией, которые, согласно Св. Писанию, затем стали семью источными духами (Quellgeister), или качествами (Qualitaten)[20], из которых три первых качества представляют собой Божий гнев, а три последних – Божию любовь, тогда как среднее, четвертое, качество выступает как «граница» обоих Царств Бога, одновременно принадлежа им.

Эти семь качеств, или квалитаций, составляющие основную определенность «вечной природы в Боге», Бёме вынужден описывать красками этого мира, пытаясь передать внешними символами внутренние, неточные духи Божественной Сущности, а также их взаимодействие друг с другом. Естественно поэтому, что за описанием «терпких» и «сладких», «твердых» и «водянистых» качеств постепенно теряется строго последовательное основание этих различий.

Описывая первое качество, Бёме говорит в основном о «терпкости» (Herbe, Herbigkeit), «твердости», «холоде», «притяжении» (или «привлекании», Ziehen), а также о «похоти», или «порочности» (от Begierlichkeit, или begehren – желать, вожделеть). Второе качество означает у Бёме «подвижность», «чувствительность», «сладкое», «жало», «отталкивание». Третье качество возникает из первых двух и называется «страхом», а также «кипением» (Wallen), «колесом жизни» и т. д.

В этих трех первых свойствах, утверждает Бёме, заложено основание «гнева» и «ада», как и всего того, что «свирепо».

Четвертое качество есть «огонь», «источник жизни», «вожделение», которое есть «горение гнева» по отношению к предшествующим качествам и «горение любви» по отношению к последующим качествам. Эти три, следующие за «горением», качества образуют вечное Божие царство радости. Пятое качество – «свет» и «любовь». Шестое качество«звук» (Schall), «разумная жизнь».

Наконец, седьмое качество означает у Бёме идеальную «телесность», или «воплощение», которую, однако, следует мыслить не «телесно», но «существенно» и «созерцательно». «Седьмой Дух Божий в Божественной силе есть тело, порождаемое из шести прочих духов; в нем пребывают все небесные образы, и в нем все образуется и слагается, и в нем восходят вся красота и радость. Это есть истинный дух природы, даже сама Природа… и в нем состоит вся природность, какая есть во всем Боге. Если бы не было этого духа, то не было бы также ни ангела, ни человека, и Бог был бы несследимым существом, которое состояло бы лишь в неисследимой силе»[21].

В то время как первые три качества означают первое Начало (Principium) и соответствуют Отцу[22], качества с четвертого по седьмое означают второе Начало и соответствуют Сыну[23]. Под третьим Началом Бёме понимает, с одной стороны, взаимопроникновение первых двух Начал, что соответствует Св. Духу[24], а с другой – телесную природу, проистекшую из всех семи качеств.

* * *

Трудно указать подлинные мотивы создания учения Бёме о качествах. Основываясь на его разделении Царствия Божия на «сферу» Божьего гнева и Божьей любви, можно предположить, что любовь он нашел в интеллектуальной, или «теоретической», стороне природы, – в ви́дении, слышании и формировании; именно там он обнаружил свет, звук и телесность, т. е. три последних качества, в то время как с «практической» стороной он связал те стихийные, противоборствующие друг с другом силы безжизненной, неорганической природы, которые он объединил под общим названием «свирепствующей бессмыслицы» и которые предоставляют материал для первых трех качеств. Наконец, центральное, четвертое качество, огонь, есть центр природы, centrum naturae, находящийся между царствами тьмы и света, гнева и любви, злого и доброго, – граница, «угол, из которого воля может взмахнуть куда захочет», назад ли, в темный мир мрака, или вперед, в мир света и божественной любви. Воля свободна, и оба мира находятся в ее выборе.

Тем самым учение Бёме о свободе воли уже самой постановкой вопроса преодолевает формальную односторонность рационалистических систем Нового времени, вводя на место рассудочного понятия свободы воли живое понятие свободы как способности к добру и злу [25].

Эта свобода воли, однако, ведет также к грехопадению, которое состоит в «отпадении» собственной воли от воли Божьей. Падению Адама предшествует падение Люцифера, который был сотворен прекраснейшим небесным ангелом, но вместо того чтобы обращать свое воображение (Imagination) к свету Божьему и пребывать в Боге, он, в силу своей свободы, своей свободной воли, дерзнул восторжествовать над божественным рождением, «выпорхнуть» из сердца Божия и, таким образом, из любви Божией вверг себя в гнев Божий, склонился к темному миру с царством фантазии; иными словами, вышел из света в ограниченную сферу четырех первых качеств, которые, пребывая вне вечного света, суть пропасть, гнев Божий и ад.

вернуться

17

Интересно, что Фихте, в своих «Речах к немецкой нации» (1806), также указывает на эту связь понятий и звуков в языке. В духовной жизни, говорит он в шестой речи, усвоение сверхчувственного является уже после чувственного восприятия; а потому и в языке сперва проявляются обозначения чувственных предметов, а потом выражения для сверхчувственных. Причем, эти сверхчувственные предметы также чувственны (уже потому, что они выражаются языком), и своим исходным пунктом они берут обозначения чувственных объектов, поэтому выражения сверхчувственного образны. Так возникает в языке чувственно-образный способ выражения. Усвоение сверхчувственного есть как бы духовное зрение, невольно приравниваемое к обычному зрению; поэтому представление о сверхчувственном греки называли «идеей», или видением. Поэтому, чтобы достигнуть образного выражения, мы должны, согласно Фихте, прибегнуть к нашему духовному органу; иначе слово (как выражение сверхчувственного) будет лишено значения и мертво, образы будут лишены смысла, в нас не будет соответствующего внутреннего созерцания и слова будут лишь мертвыми орудиями. «Язык живет пока он ясен; он ясен, пока он выражает действительные, внутренне переживаемые состояния» (см.: Фишер К. Фихте, его жизнь, сочинения и учение. СПб., 2004. С. 610–612).

вернуться

18

Аврора. Гл. X, § 2–4.

вернуться

19

«Все возникает от Да и Нет, – говорит Бёме. – Да, взятое помимо отрицания, помимо нет, – вечный покой, все и ничего, вечное молчание, свобода от всякого мучения и, следовательно, от всякой радости, безразличие, невозмущаемая тишина. Но да не может существовать без нет; оно необходимо присуще его выходу из безразличия. Нет, само по себе, ничего, а ничего – стремление к чему-нибудь (eine Sucht nach Etwas). Да и нет – не разное, но различенное; без различения не было бы ни образа, ни сознания, жизнь была бы вечным бесстрастием, равнодушным истечением; желание предполагает, что чего-либо нет, к чему мы стремимся. Нет останавливает бесконечную лучезарность положительного, и на точке их встречи закипает жизнь; это перегиб, удерживающий бесконечное развитие для конечной определенности. Единство, выступая в многоразличии, непременно расчленяется и, развиваясь в этом расчленении, возвращается сознанием к новому духовному единству. „Света не было бы, если б не было тьмы, или если б он и был, то, беспрепятственно рассеиваясь, что освещал бы он? Но свет сам собою ставит тьму, тоска безразличности стремится к различению; на этом основана вечная потребность быть чем-нибудь (Etwasseinwollen); в этой потребности раздвоения проявляется я (т. е. субъективность) природы… Открывая собою божественную и вечную волю, природа – произведение тихой вечности; она образует, производит и расчленяет для того, чтоб радостно сознавать себя. Что сознание выражает словом, то образует природа в свойства. Первое свойство вечной природы – безусловное желание сделаться чем-нибудь; второе – противодействие, останавливающее желание, перегиб, причина страданий и жизни; третье – чувствительность, самосознание свойств; четвертое – огонь, блеск, до которого поднялось естественное и мучительное разрушение предыдущих свойств; пятое – любовь; шестое – звук, гласность и понимание свойств между собою; седьмое – сущность как носящая личность, как субъект шести предыдущих свойств, как их душа… Все в природе открывает себя; природа всему дает язык; самоочертание – глагол, которым вещь проявляет свое внутреннее. Быть только внутренним невыносимо, внутреннее стремится быть наружным. Вся природа звучит о своих свойствах и показывает себя… Качество мучится (die Qualitat qualt sich ab), чтоб освободиться во всеобщем единстве, оно чувствует недостаток, поскольку оно нечто физическое, алчное все усвоить себе, себялюбивое; но это отчуждение побеждается просветлением, и то, что было страданием во тьме, расцветает наслаждением в свете; все, что было страхом, ужасом, трепетом, станет криком радости, звоном и пением “» (цит. по: Д. Герцен. Письма об изучении природы (1845). Письмо пятое. Схоластика).

вернуться

20

См. Откровение (I, 4; IV, 5).

вернуться

21

Аврора. Гл. XI, § 1. Такова вечная, существенная мудрость Божия, совокупность «всех форм, цветов и красоты». «И если ты – разумный дух Меркурия, – доверительно говорит Бёме, – проникающий сквозь все семь духов Божиих, и испытующий их, и созерцающий их, каковы они, то ты поймешь при объяснении этого седьмого духа действие и существо всего Божества и постигнешь в мысли» (Там же, § 2).

вернуться

22

Все природные силы и качества «проистекают от Бога Отца, всякий свет, зной, холод, воздух, вода и все силы земли, горькое, кислое, сладкое, терпкое, твердое, мягкое и каких нельзя даже и перечислить – все берет свой исход от Отца» (Аврора. Гл. III, § 9).

вернуться

23

«Ибо подобно тому, как солнце стоит посредине между звездами и землей и освещает все силы, и есть свет и сердце всех сил, и вся радость мира сего, вся красота и приятность берет начало в свете и силе солнца, – так и Сын Божий в Отце есть сердце Отца и светит во всех силах Отца, и сила его есть подвижная, кипящая радость во всех силах Отца и светит во всем Отце подобно солнцу во всем мире», так что «в Отце вся глубина светла от сияния Сына Божия» (Аврора. Гл. III, § 20).

вернуться

24

«Бог Дух Святой есть третье лицо в торжествующем святом Божестве, и исходит от Отца и Сына, святой кипящий родник радости во всем Отце, приятное, кроткое и тихое дуновение из всех сил Отца и Сына… Теперь заметь: три стихии – огонь, воздух и вода – имеют троякое движение или качествование, но одно только тело. Вот смотри: огонь, или зной, возникает (рождается) из Солнца и звезд, а из зноя возникает (рождается) воздух, а из воздуха – вода. И в этом движении или качествовании – жизнь и дух всех тварей, а также все, что может быть названо в сем мире; и оно знаменует Духа Святого» (Аврора. Гл. III, § 24). См. также: Аврора, гл. IX–XI, гл. XXI: «О семи духах Божиих и их действии в земле», § 73—117.

вернуться

25

«В этом наибольшая трудность всего учения о свободе, – подчеркивал Шеллинг, – ощущавшаяся с давних пор и присущая не только той или иной системе, но и в большей или меньшей степени всем» (Шеллинг Ф. В. И. Философские исследования о сущности человеческой свободы, 1809. Сочинения в 2-х т. М., 1989. Т. 2. С. 102–103).

3
{"b":"680036","o":1}