– Точно-точно! Сильно испуган, плохо ему… – не знал что придумать Михаил.

– Может ему врача надо, Михаил Викторович! Вы понимаете?

– Да не надо ничего! – заорал Михаил Викторович.

– Я останусь пока здесь, – продолжал участковый, – Опросить…

– Езжай тебе говорят! – громко командовал Михаил. «Езжай, езжай. Всё нормально.» – поддержал кто-то из соседей.

Дмитрий Николаевич топтался на месте, оглядываясь на присутствующих и обгоревший металл. Опустевшую бочку скатили с дороги. Ничего больше не говоря, Михаил вернулся в дом.

11

Дмитрий Николаевич всю эту ночь не спал. Во-первых, его задели слова Михаила Викторовича, сказанные прошлым утром в кабинете. Во-вторых, не давала покоя компашка Мыковых, не просыхающая уже который день, и поступившие на них жалобы из школы, что те, мол, хулиганят и по ночам выдирают с корнями цветы на клумбах непонятно зачем.

Это для Дмитрия Николаевича было бы делом пустяшным, не проследи он однажды за молодыми людьми до самого дома Кати и не увидь своими глазами причуду с цветами. Молодому участковому удалось выяснить, что группа Мыковых, пьянствуя ночами, носит на порог Фроловых цветы и спорит потом кто «девчонку будет первым». Также выяснилось, что Толян выследил как-то Виктора, проживающего у реки, который раньше делал то же самое. Это забавляло нездоровую компанию и привело хранителя порядка к настораживающему подозрению, которое очень скоро подтвердилось Мыкинскими выкриками. Теперь Дмитрий Николаевич решал, как поступить и пытался понять: загульный то был бред или действительно девочке что-то может угрожать.

Были для беспокойства ещё причины, это, в-третьих, но эти подозрения в отношении сосем других дел и лиц он только начал себе формулировать.

Уставший от бессонной, сумасшедшей ночи, Дмитрий Николаевич вернулся в квартирку, чтобы привести себя в порядок, позавтракать и поспешить к себе в кабинет, выделенный Волочихинскому участковому в здании администрации села, где должен был вот-вот появиться Александр Викторович.

Михаил Викторович, предупредив бригадиров, что сегодня его не будет, вернулся домой пораньше. К тому времени сгоревшую машину уже вывезли на свалку и засыпали шлаком чернеющее на дороге мокрое пятно. Распилили и убрали сваленное дерево, восстановили забор. В доме у Михаила Викторовича было тихо. Мать, как всегда, сидела на кухне, сложив под фартуком руки и беззвучно смотрела в окно. Увидев её, Михаил на секунду засомневался в реальности произошедшего ночью.

– Не проснулся? – спросил он почему-то шёпотом у жены, та накрывала завтрак. «Вставал, опохмелился: к холодильнику слышала подходил. Потом опять лёг». «Не говорил ничего?». «Нет». «Ну, идите, посидите немного с матерью в комнате». Растолкав Александра, Михаил вывел его на кухню.

– Ну!? Что это за концерт?! – ругался Михаил.

– Ой, давай ты не будешь… – отвечал Саша, корчась и держась за голову, – Есть чё? Голова раскалывается.

– Ты нахрена машину спалил?! Ты знаешь сколько проблем наделал?! – Михаил старался не шуметь, но всё же давил громко сдавленными от злости лёгкими, так что из них пролетало сквозь зубы что-то лишнее. Александр несколько секунд стоял, собирая затуманенные образы, и потом с тяжестью прохрипел:

– Я извиниться приехал. – Саня приподнялся к холодильнику, но Миша опередил его и рукой придавил дверцу. Перед глазами встала опухшая щека брата. – Ну извини, всё. Я сейчас домой пойду. Мама, прости! – прикрикнул он.

– Ты сначала к участковому пойдёшь, понял! Байки ему попоёшь! У тебя хорошо получается. – Михаил не сменял позу, стоя прямо перед лицом Александра с готовностью разорвать его глазами.

– Не ори. Всё. Всё я сажусь. Слушаю… слушаюсь. Да налей ты мне! – попросил опять Саша.

– Тихо!

– Где машина?

– Машина! На свалке твоя машина! Да лучше б мне отдал…

– Ничего, новую возьму. И жену тоже. Новую. Не «б…ь»! – сказал Александр и покосился на брата.

– Ты чего с ней сделал? Где Маринка? – встревожился Михаил.

– Ничего не сделал. Она у матери. Пару раз дал ей, но она… не видно, короче. Я их поймал вчера. Застал тварей! Ещё до встречи с тобой. Домой приехал, а они дома у меня… Днём! У меня дома! Чё ей не хватает? Всё есть. Стерва! Шалава! – ещё пьяный Александр надрывно выдохнул и в глаза должны были выброситься слёзы, но он лишь протяжно вздохнул.– Обидно… А как голова раскалывается! А-а!

– Не ори! тише, говорю! Идём на улицу. – стараясь не шуметь, они вышли.

– Довези меня до дома, Миш. – попросился после недолгого разговора Саша.

Приехав к нему, Михаил осмотрел всё, огород, цветники. Саша разлёгся на лавке прямо во дворе.

– В дом иди! Не позорься, чтоб тебя не видели! Закройся лучше, я к вечеру подъеду. И это… что у тебя с огородом? Зарос весь. Нигде порядка нет…

– А вот хозяева такие! – отвечал, не поднимаясь Саша, вытянув вверх руку и водя указательным пальцем, словно продолжал кого-то наказывать.

– Я к тебе девчонку одну отправлю. Пусть поработает. Заплати, не жадничай. Или по хозяйству пока там… сварить, убрать. Ты с женой то…

– Ни но-гой. Шмотки я ещё вчера отвез к её матери. Появится – убью. Отправляй кого хочешь. Я посплю.

12

Через несколько часов Михаил вернулся в дом Александра. Дверь была не заперта, тот сидел за кухонным столом, разглядывая карты, в которых Миша сразу узнал свои – из конторы. Так или иначе, но разговор опять зашёл за земли. Михаил Викторович не отошёл от ночного инцидента, был раздражён и дёргано реагировал на любые слова младшего брата. Используя потребовавшуюся обоим паузу, Александр продолжил:

– А что с паями?

– Не лезь! – возмутился Михаил.

Александр покружился около стола и вернулся к карте.

– …А не колхозной землей. Пусть она остаётся, ей скоро найдётся хозяин, как и паям, которые так защищаешь, не пойму зачем, а вот – этой. Этой и этой, – Саня тыкал пальцем в карту.

– Это же учхозовская земля.

– Много земли, Миша! Мы не тронем другую, успокойся. Возьмём училищную.

– Да ты как её собрался взять?

Немного помолчав, настраиваясь, видимо на реакцию брата, Саша ответил: «Нужно его развалить».

– Ты в своём уме!? Саня, ты чего говоришь такое? – Михаил аж присел. – Как развалить?! – почти шёпотом спросил он, застыв в недоумённой гримасе и сглотнув сухой глоток.

– Постепенно. Сначала сады, потом элеваторную, пруды… а там – посевные, сенокосные. – Саша показывал на карте и спокойным голосом продолжал: – Сейчас всё везде разваливается. Никто ничего не поймёт. Общая приватизация, «понимаешь!». – подлил он набиравшей известность интонацией и взглянул на брата. Тот смотрел ему прямо в глаза, не говоря ни слова. На несколько мгновений в комнате успела случиться тишина. Выправившись во весь рост, Александр продолжил: – Всё, не тянет больше ПТУ! Постепенно… – закончил Саша и, поставив натянутую улыбку, смотрел на потерявшего речь. Брат закрыл руками лицо. Посидев так немного, он отбросил руки на стол и с шумом выдохнул.

– Так земля хотя бы у нас останется! Мы с тобой тоже местные, свои. У своих будет. И у людей будет. Соблюдём следом традиции кооперации, так сказать. Коллективизации, если хочешь… У себя, у своих, понимаешь? – добавил после паузы Александр. – И паи обезопасить надо. – но здесь же перестал, боясь гнева неготового брата.

Миша долго смотрел на Сашу, закусив губу, всё также не произнося ни слова. Александр понимал, что его слова доставлены куда следует, но длительное молчание Михаила начинало его изводить. Он покрутил на столе конфету в импортной обёртке и произнёс, как бы невзначай, продолжая мысль: «Вот видишь какие конфеты. Это хорошо, что они есть, выбор стал большой… Но эти конфеты делают не у нас. Мы поддерживаем «их», – Александр указывал пальцем в сторону, – а свою фабрику будем сужать или вообще закроем когда-нибудь. Как соперничать в нынешних условиях? Подумай, что дальше! Одежда, машины, телики… А земля? Кто и как на ней работать будет, если повезут всё «оттуда»? Никому ни хрена не надо!.. – Александр, захлёбывался от негодования, – Земля и всё, что в ней и на ней – наш последний может козырь!». Саша смотрел на брата округлившимися глазами, в упор, стирая с рук мурашки. Успокаиваясь, он заходил по кухне.