Я писал рапорты наверх, просил послать на войну, в любую часть света и в составе любого рода войск. И мне на самом деле хотелось побывать в настоящем деле. Но в итоге действие возымел только один рапорт - об увольнении в запас.
Давай уж не будем рисовать картины маслом про мою личную жизнь. Там, в Забайкалье, когда Аркадия укатила домой, у меня тоже была женщина, мать-одночка. История была отвратительная: зампотылу совратил девчонку, сам же, пойдя на повышение, жестоко бросил - и ее, и дитя. Ну, как сказать... мы, в общем-то, физиологически жили - или не знаю как вернее выразиться, а пацанчик все равно меня, грешного, не признавал. С той женщиной мы расстались друзьями. Хотя, совесть иногда и грызет, ведь я здесь, в Европейской части, России, а она с пацаненком - в забытом Богом и властями бывшем военном городке. Конечно, я им ничего не обещал, но все же, все же...
В село Кривое возвращаться смысла не было: работы нет, даже совхоз, бывший некогда миллионером, захирел. Вместе с папкой и мамкой крутить хвосты телятам на домашнем подворье? Идти в фермеры? Для этого надо жилку крестьянскую иметь, а я не под это заточен. В райвоенкомате мне и предложили пойти в менты. В органах даже комнату в общаге давали. И в страшном сне вообразить не мог, что влезу однажды в "голубой мундир". Впрочем, форму на милицейской (а вскоре и полицейской) службе по счастью одевать надо по праздникам и на проверки - у нас в этом плане либерализм. Ну, а что касается всего остального...
Втягивался тяжело - а, пожалуй, даже слишком: много "подводных течений", тем, в которые лучше не соваться вовсе. А бывали случаи, когда начальник вызывал: "Ты этого гавнюка не трогай. Да - пьяница, дебошир, но за него втупились хорошие люди. Ну, ты понимаешь..." Как не понять? Весь мир ныне состоит из тех, кого трогать можно, а к кому и на танке не подъедешь. Ну, а когда "вписался в формат", понял, кого прищучивать, а кого погодить (до особой отмашки), все пошло как по накатанной. Да, собственно, с криминалом у меня работы было немного - так, бытовуха. Авторитет зарабатывать сложно, но можно. Тут главное - слабину не давать. Вот, собирается в конкретном дворе компания алкашей - так дай им понять: "Ведите себя пристойно, одна жалоба - сгноблю!" И действительно надо гнобить, если у них какая буча. Отведешь в отдел, там поработаешь с правонарушителем конкретно... Если не понял - под суд и административный арест. Тогда они в своем дворике себя пристойно уже ведут. А бухать они не бросят, это ж ясно как пень. Короче, обычная профилактическая работа современного городового.
Пользуясь случаем, обращаюсь к тебе, солнце мое Аркадия. Твои послания я получил и давно тебя простил. Не знаю, что выйдет дальше, тем более что, как ты поняла, я тоже не святой. Да хранит вас, родные мои, Господь!
-- Полупленник
- ...зря ты так о нас думаешь. Мы довольно сносные люди, покладистые. - Степа распалялся. - Эх, если бы ты... знал.
- А я разве сказал, что думаю о вас? Хотя бы что-то.
- Ну, ты не можешь не думать. И пойми: мы тебя отпускаем - ты нас... палишь. И если ты хочешь сказать про честное слово русского офицера и что-то еще в этом роде, сомнительно. Я, может, и поверил бы, а они - нет.
- Кто - они? - Люблю ловить на словах. Щас этот "Мефисто" будет у меня колоться. - Ну, говори же. Эдик тебе не начальник?
- Тут другая система, Сань. Если щас начну объяснять, ты не поймешь.
- А эти... из системы... это они велели меня не убивать?
- Опять двадцать пять. Никто тебя убивать не собирался... Да и нет здесь, как ты выражаешься, системы. Все иначе.
- Без системы быть не может, она есть даже в безумии. Не я придумал.
- Ну, а как же тогда...
Дверь открылась, вошла Аня. Это из-за нее я сюда угодил. Они со Степой родные брат и сестра. Сюда пришли добровольно, два года назад. Я же в подземном мире без году неделю. Уже через два дня после моего пребывания в каземате меня перевели на уровень вниз. Здесь просторно, говорят, бункер строили немцы, когда город был оккупирован. Я слышал там, наверху, в другой жизни, смутные легенды о секретном фашистском подземелье. Ну, там сплошные страшилки: якобы немцы изнутри забетонировались и до сих пор еще живут, ибо у них большой запас провизии. Ждут, значит, прихода четвертого рейха. Бред, короче.
Ну, не знаю... Они утверждают, что здесь у них типа "особый порядок". На самом деле бункер довольно запущенный. Здешние обитатели, конечно, пытаются наводить уют, но получается у них не шибко. Я насчитал их пятнадцать душ. Мне дали относительную свободу, а Эдик втолковал: все равно я отсюда не смогу свалить - потому как элементарно не найду выход. У этих "детей подземелья" особый способ оповещения: если что-то случается, включается сигнал, и о ЧП узнают все. Ладно... придет пора - проверим, как у них тут все работает. Они-то сами чёрт знает чем занимаются. Вроде бы при деле, а ни хрена не делается. Организованно поддерживают творческий беспорядок, в этом, кажется и заключается их работа.
У меня даже своя, персональная комната. На ночь меня все же запирают, сказали: "Так будет не всегда, вот придет время..." Сволочи, всегда недоговаривают. Время, значит. Поглядим еще, ЧЬЕ. Запирает и отпирает обычно Эдик, по звуку двери я узнаю, что настало утро. Комната метров двенадцать. В ней есть кровать, стол, тумбочка, два стула. На стене картина: вид Альп, наверное осталось от немцев. А, может, не Альпы а Кавказ или Гималаи. Я заглядывал в изнанку, там на холсте надпись на незнакомом мне языке, экзотическим шрифтом. Есть подозрение, это санскрит. В принципе, моя теперешняя камера (ну, а как ее еще назвать, коли я в плену?) довольно рационально устроена. Отдельно - санузел. Утром и вечером Есть бумага, карандаши, ручки. Именно здесь я и начал вести дневник. Времени-то дофига. На всякий случай записи я прячу - в место, которое считаю надежным.
