За окном уже сгустились ранние зимние сумерки, окутывая окружающий лес тайной, когда Клим Фомич закончил свой рассказ. Сказать, что мы с пилотом слушали его, забыв обо всём, это значить ни чего не сказать, мне иной раз казалось, что я забываю дышать, следуя за Фомичом, по развалинам лагеря, и хорошо ещё, что я не забывал менять кассеты в диктофоне.
Сейчас, объединив приключения Фомича, а я был убеждён в искренности его рассказа, с предварительными результатами полной проверки информационных зон, известными мне, я ощутил ужас - у нас под боком свила своё кубло банда предателей, и на кордоне происходят далеко не самые главные события, и хоть очень многое оставалось не ясным, так ведь группа из центра и прибыла для внесения ясности.
Но, самое главное, - не вспугнул ли их мой визит на кордон, не насторожит ли это таинственных Братьев?
Сомнений не оставалось только в одном, слишком уж много упущено нами времени, и слишком эффективно было оно использовано противником при создании этой базы.
"И тем более нельзя пороть горячку"- торопливо стучали пульсы у меня в висках: - "Но что делать?" Пытался я отыскать приемлемый вариант, наблюдая как Фомич собирает со стола.
-- Клим Фомич, а когда вы в последний раз видели Братьев? -
поинтересовался я, скрывая свою заинтересованность. Повернувшись, он спокойно взглянул мне в глаза, явно давая понять, что скрывать ему не чего:
-- На Покрова, а потом лагерь просто исчез.
Я не стал интересоваться, когда был этот церковный праздник, и каким же образом исчез лагерь.
- А узнаете ли вы людей, что были с Братьями? - я не сомневался, уж самих Братьев Фомич запомнил достаточно хорошо.
- Конечно, - мельком кинул на меня удивлённыё взгляд Фомич. "В такой глуши каждое новое лицо это событие." - подумал я: - " И это удивление вполне естественно". Эта мысль и определила действия. В данном случае память старого следопыта-таёжника бесценный клад, я уже не сомневался - его необходимо забрать в Агентство, и там, с его помощью, составить фоторобот и Братьев и их загадочных гостей. Пока это единственный человек видевший их, и упустить такую возможность было бы непростительно. Меня охватило ощущение лихорадочной спешки, казалось, нельзя терять ни секунды, странное ощущение погони за спиной.
- Клим Фомич, соберите, пожалуйста, что-нибудь на первый случай. Вам тут оставаться нельзя, полетим в Город.
Фомич медленно обернулся ко мне:
- Ну что же, я готов...
- Фомич, но что же вы так? - меня прямо таки передёрнуло от безысходности во взгляде его в голосе... - Да вам просто опасно оставаться здесь, а, кроме того, ваша помощь необходима нам в Городе.
Но мои слова не успокоили его, как-то сразу ссутулившись и постарев, вышел он в соседнюю комнату, и вскоре вернулся, держа в руках небольшой узелок. Вид его, с этим куцым узелком, был настолько красноречив, выдавая старого опытного узника ГУЛАГа, что повёрг меня в тоску, поднявшись, я подошёл к нему:
- Да прекратите вы эту тоску тюремную наводить...- я чувствовал, ни одно моё объяснение здесь не поможет, старик заранее вбил себе в голову мысль о неминуемом аресте, и как его теперь разубедить?
- Клим Фомич, даю вам честное слово -- завтра к вечеру вы вернётесь на кордон. И даже если не хотите, можете не ехать.- решил я неожиданно в сердцах, не будучи способным выдержать обречённого его вида. Он не доверчиво взглянул на меня, но видно стало, что слова мои его приободрили.
- Да я, формально, и права-то не имею производить в отношении вас никаких действий, кроме вручения повестки и вызова в Агентство. А хотел бы не мучить вас долгим пешим переходом, а сразу вертолётом подвести до Города. Понимаете?
Фомич пожал плечами, успокаиваясь:
-- Пешком мне привычнее вышло бы.
----------------""---------------------
Как бы там ни было, а в девятнадцать тридцать мы были в Агентстве. Первым делом я хотел договориться в гостинице о месте для Фомича, но он воспротивился:
- Да я у Виктора переночую, давно уже в гости просят.
Оставив Фомича у экспертов за фотороботом, я бросился операционный зал, где полным ходом разворачивалась операция по проверке информационных зон, сидели сосредоточенные офицеры у дисплеев вычислительных машин, пищали принтеры...
Но Анатолия Ивановича я там не нашёл и вернулся к экспертам, где провозился часа два за составлением фоторобота. Потом, отправив фотороботы на опознание, я сам завёз Фомича к Ермоленко, где меня чуть ли не силой усадили пить чай, что пришлось как нельзя, кстати, я ведь с утра ничего не ел, кроме чая у Фомича. Приезду Фомича у Ермоленко рады были безмерно, досталось и мне, как виновнику приезда и как спасителю, о чём не говорилось, но что подчёркивалось каждым жестом. В отдел я вернулся в ноль часов двадцать четыре минуты и, опять не застав Анатолия Ивановича, завалился спать на диване.
Проснулся, вынырнув внезапно из наполненного странным мельтешением непонятных образов, сна, от тряски. Анатолий Иванович, склонившись, тормошил меня за плечё:
- Поднимайся, герой, уже начало девятого, а на службе спать категорически запрещается, налогоплательщик требует полной отдачи за свои деньги.
Я опустил ноги на пол и обулся, разминая затекшее плечо. Конечно, насчёт сна во время службы Анатолий Иванович здорово подметил, только почему-то он не вспоминает о нём после семнадцати часов, когда служебное время заканчивается, а служба продолжается...