--------------------- ""--------------------------

   Ерёменко замолчал, молчал и я не находя слов, я верил ему полностью, после вчерашнего рёва турбин в заповедном лесу я бы поверил и не в такое...

   Он, усевшись на стул, растеряно глянул на меня:

  -- А как же Фомич, его ведь немедленно надо от туда вывезти?

   Глянув на часы, я поднялся, было начало четвёртого:

   - Фомич..? Фомича обязательно вывезем, возможно, даже сегодня. А об этом случае надо было нам сразу сообщить.

   Он горестно махнул рукой, и вяло сказал, прощаясь:

   - Вы бы отнеслись к этому, как у нас к заявлениям Фомича. Вы думаете, только со мной такое произошло, да туда к Фомичу, почитай всё руководство лесничества пыталось попасть, считай от управляющего до кассира. И думаете, хоть кто слово сказал, о том, что там происходит? В глаза друг другу смотреть боимся, а брешем.

   Выходя из лесничества, я думал о том, как всё-таки стараемся мы спасти свой привычный мирок от непонятного, необъяснимого, покушающегося на привычный порядок его течения. Да, прав Ерёменко, и у нас бы не придали его сигналу на какого значения. Погоготали бы наши зубоскалы, как это они умеют, и на этом бы всё закончилось.

   Прибыв в четыре в Агентство, я нашёл на столе записку-"Обязательно дождись меня. А.И.". Но со своими новостями я и не мыслил куда-то скрываться, и сел за составление отчёта о беседе с Ерёменко. И вскоре совсем запарился за этим занятием, утратив представление о времени, изгоняя из отчёта "эмоциональность и художественную описательность"... "Отчёт - официальный документ государственного значения!"- торжественно провозглашал начальник протокольного отдела: "он пишется не для развлечения и должен содержать истину без домыслов и предположений -- голые факты!". Вот и занимался я своего рода стриптизом, раздевая факты.

   Я уже составлял третью редакцию, когда вошёл озабоченный Анатолий Иванович, отсутствующим взглядом скользнув по мне, он не спеша начал раздеваться у вешалки.

   - Женя, чаёк у нас есть? - спросил устало, я кинулся к шкафу, где мы прятали электрический чайник от различных реорганизаторов, пытавшихся очистить от посторонних пожароопасных предметов помещения Агентства.

   - Сейчас поставлю.- занялся я чайником, наливая в него воду из графина.

   - Ну и погодка...- Анатолий Иванович остановился у окна, приложив руки к батарее парового отопления: - Что там в лесничестве? Ты докладывай, докладывай...

   Я изложил всё, что узнал, присовокупив трудности, возникшие при составлении отчёта.

   - Но это уже, знаешь ли, чёрт знает что.- в голосе его слышалась неприкрытая досада, усевшись за стол, он сложил руки на груди и уставился, с брезгливой миной на лице взглядом в пол.

   - А впрочем... Ты чаёк-то завари да разлей. - кивнул он на закипевший за время моего рассказа чайник.

   - И так, рассматривая всю совокупность фактов,- говорил он тихо, казалось для самого себя, помешивая ложечкой в чашке чай: - Приходишь к выводу о непостижимости происходящего, состоянии, когда логика отказывается объединить события причинно-следственными связями, из-за их полного противоречия всему жизненному опыту...

   Анатолий Иванович с усталой улыбкой глянул на меня:- По сути, вся наша жизнь протестует таким образом, ведь непостижимое отрицает накопленный за всю жизнь опыт, а значить и саму жизнь, скопившую его - зачем жил ты, если всё, что приобретено тобою не даёт тебе возможности понять происходящее, и оказываешься ты в роли неразумного ни чего непонимающего ребёнка.

   Утомлённо вздохнув, он замедленным движением помассировал веки, покрасневшие от бессонной ночи, и досадливо поморщился:

   - Может я непонятно говорю? Я и сам многого не понимаю, поступаю как и Ерёменко, то удрал от непостижимого и забыл о нём, выбросив из памяти, или пытаясь выбросить, защищая себя, свою психику от перегрузок... Впрочем надо работать, а это всё пока не то...- вдруг совершенно неожиданно прервал он сам себя, так и не сказав, чем же это его поступки похожи на поступки Ерёменко. Шутливо подмигнул мне:

   - Есть факты, их надо проверить. Так или нет?

   - Так точно. - насторожено улыбнулся я ему в ответ.

   - А факты весьма неприглядные, - он удобнее устроился за столом, опершись на локти, и раскрыл принесенную папку, доставая оттуда листы бумаги, густо покрытые машинописью:

   - Должен тебе сообщить, что судя по этим документам, мы с тобой позволили внедриться в одно, из занимающихся важными оборонными исследованиями учреждение Города, агенту враждебной разведки.- говорил он просматривая и складывая стопкой документы:

   - Это данные нашей агентурной разведки. Они указывают, что уже приблизительно с конца мая этого года, были засечены объекты, заинтересовавшие разведку противника. Вот после этого и начался у них шабаш с агентами и резидентами, который мы с тобой прозевали. И, по имеющимся данным, в середине лета, им удалось на кого-то выйти. На кого-то, кто непосредственно занят с объектами.

   Отложив бумаги, глянул на меня: - Мне почти весь день пришлось давать отчёт и оправдываться перед коллегами из Центра, доказывая им, что ни один из НИИ не имеет к этим объектам ни какого отношения. И ни в одной из зон оборонных исследований нет утечки информации.- озабоченный, он потёр подбородок: - Кажется, они так и не поверили... Так что сегодня ночью нам с тобой поспать не придется, принято решение провести полную проверку информационных зон.

   Сказать, что меня обрадовала эта перспектива? Перспектива всю ночь проторчать над составлением опросных листов для программистов, извращаясь в изобретении наиболее каверзных вопросов? Всю ночь нюхать архивную пыль, ворочаясь в старых делах... Вероятно, более нудной и рутинной работы, чем полная проверка информационных зон, не существует. И, при этом всём, предельное внимание к каждому слову, к каждому подобию в описании явлений, местности... Моё настроение сразу упало, что немедленно отразилось у меня на лице. Анатолий Иванович, понимая моё настроение, сочувственно шевельнул плечами: