Женщина ищет свободное местечко на скамьях зала ожидания. Нашла. Едва присела, прозвучало объявление о прибытии поезда, идущего в Санкт- Петербург. Она с трудом поднимается и снова идёт, теперь уже на перрон, к составу.
В вагоне, задвинув поклажу под сиденье, и, наспех застелив постель, она тут же укладывается спать. Засыпает мгновенно, даже не слыша вопросов к ней весёлых, разговорчивых соседей по купе. Дело к ночи, но они и не думают спать: «гудят» всю ночь, однако женщина их не слышит. Она спит глубоким сном без сновидений – наконец-то, расслабилась. Так ведёт себя человек, оказавшийся дома, в своей квартире, в своих четырёх стенах, являющихся для него защитой, крепостью.
А ещё она просто дико устала от всего-всего, что произошло с ней и её семьёй за последние несколько лет.
То же самое было и с другими людьми, а, может, и ещё хуже, после развала Союза. Ей, однако, повезло. Вся семья её теперь здесь, в России, хотя и продолжает оставаться в подвешенном состоянии. Она последней из семьи выбралась оттуда, из солнечного Таджикистана, где прожила почти всю свою жизнь, за исключением нескольких лет учёбы в институте лёгкой промышленности в Костроме. Там же, в Средней Азии, ушла на пенсию. Что же теперь будет здесь? – трудно угадать. Во всяком случае, уже не так опасно.
Последние годы ей приходилось быть в постоянном нервном напряжении, в переживаниях за своих детей: сына и дочку. Успела и сына женить, и дочь выдать замуж и отправить их в Россию. Дочку – к сводной сестре на Урал, а сына – к родной тётке по матери сюда, в Питер. Мужа она тоже отправила, к сыну.
Сама бы уехала раньше, но была тяжело больна мать, и за ней требовался уход. Ухаживала до последнего мгновения. Похоронив, продала с грехом пополам её квартиру (квартиры были государственные, продаже не подлежали, но она знала, что все тайком продают их), и с деньгами снарядила мужа и отправила в путь. Он в дороге деньги отчасти растерял, отчасти его «почистили» таджикские таможенники, так что, слава Богу, добрался к сыну хоть живой. Теперь они там сидят без денег, голодают. Сын снял дом в каком-то садоводческом товариществе и – ни «тпру», ни «ну». Их туда не прописывают, гражданства не предоставляют, а без этого ни на какую работу не устроишься. Как хочешь, так и выживай.
А ей-то самой пришлось ещё надолго задержаться. Она пыталась продать свою квартиру. Шикарную и по местным меркам, и по её понятиям. Трёхкомнатную, но за счёт широкой, просторной, как веранда, лоджии, и просторного балкона на противоположной стороне дома, – её можно было считать четырёхкомнатной. Квартиру она получила, как специалист при областном правительстве. Это была высокая оценка качества её работы. И теперь ей было жалко просто так бросать жильё. К тому же, отправив с мужем все сбережения, она осталась без средств на проживание: теперь ей не на что даже лепёшку купить, не то, что билет на поезд или самолёт.
В отчаянии она ходила по знакомым с просьбой, чтобы те помогли найти покупателей, но толку от этих хождений не было никакого. Те тоже были русскими и сами искали покупателей на свои квартиры. А в последние недели количество знакомых намного уменьшилось: они уехали в Россию, побросав свои жилища со всем содержимым.
Наконец, однажды, возвращаясь от давнишней подруги, тоже не уехавшей пока в Россию, которая покормила её немудрёной едой из манной каши и арбуза, она шла по улице, понурив голову, в раздумьях о завтрашнем дне. Был уже вечер. Глаза её стали плохо видеть из-за « куриной слепоты», наступившей от недостатка витаминов. И вдруг её кто-то окликнул:
– Полина Васильна!
По акценту она поняла, что это нерусский человек. Откуда он знает её? – застучало в голове. Последнее время она остерегалась таджиков: кто их знает, что у них на уме? После развала государства многие из здешних почувствовали себя «хозяевами», которым всё позволено. Вплоть до того, чтобы изгонять русских из своей страны. Выживали не только их, но и людей других национальностей. Озверевшие молодчики распоясались до предела: били стёкла в квартирах, орали, чтобы русские уматывали отсюда, нередко избивали и убивали людей. Для запугивания не гнушались ничем. Было страшно. Очень страшно. Но особенно страшно было тем людям, которые сумели продать квартиры. Она боялась искать покупателей, но и жить было уже совсем не на что. Из вещей, всё что можно было, она уже продала.
Полина Васильевна вгляделась в окликнувшего: среднего роста, плотного сложения мужчина – таджик в красивом тёмном костюме, при галстуке, лет тридцати, не больше. Нет, не знаком он ей.
– Полина Васильна, Вы меня не узналь? Помните: моя голова сильно болел, я спать не мог, а Вы полечили моя голова, и она теперь не болит. Я теперь сплю ночью. Очень хорошо сплю. Спасибо болшой Вам!
У Полины Васильевны была способность снимать головную боль, и она раньше иногда помогала людям.
– А-а-а, вспомнила. Тагир, кажется?
– Тагир-Тагир.
– Тагир, тебя совсем не узнать! Ты стал солидным! Поправился! А я тебя помню: ты такой худенький был, как тростиночка!
– Да… Тогда худой был. А теперь я женился. У меня два дети есть: малчик и девочка.
– Это хорошо. Поздравляю тебя!
– Спасибо. А Вы что-то совсем похудели. Проблемы какие есть? Скажите – помогу!
– Ну, а как же без них? Проводи-ка меня домой, что-то я стала плохо видеть! А по пути я расскажу, может, ты и в самом деле поможешь мне.
Тагир помог ей. Нашёл для неё покупателя квартиры, – порядочного человека. Тот оказался преподавателем института. Он приехал из Душанбе работать в местном ВУЗе и подыскивал себе квартиру поблизости от места работы. А её дом оказался для него наилучшим вариантом: расположен был рядом с институтом. Расплатился преподаватель с ней вполне достойно.
Получив вырученную сумму, она испугалась вдвойне: как сберечь деньги, да так, чтобы никто не узнал, что они у неё есть? Ночевать в своей квартире она не стала. Ушла к подруге. Обратно назад не вернулась. От подруги же собиралась в дорогу. Вещички личного пользования давно уже отнесла к ней на всякий случай. Всю ночь перед отъездом они не спали, придумывали, как и куда спрятать деньги, чтобы их не обворовали.
Утром, в полной «боевой» готовности с сумками-чемоданами на колёсиках и едой в пластиковом ведре собрались ехать в аэропорт. Да не тут-то было: автобусы не ходили, а таксистов нанимать они побоялись. Путь был неблизкий, и – всякое бывало – могли и таксисты ограбить. Остались дома до ночи. Подруга тоже решила уехать вместе с ней. Сначала думала просто проводить, но, подумав о том, что её может ждать здесь одну (мужа давно похоронила, а дети тоже уже давненько проживали в России), решилась всё бросить и ехать к детям.
Ночью отправились в путь. Старались идти тихо, но собаки своим лаем всё же выдавали их. В одном из тёмных проулков чуть не нос к носу натолкнулись на какого-то мужчину. Рванули бежать изо всех последних сил. Он сначала погнался за ними, свистел, улюлюкал, но они, выбившись из сил, спрятались в каком-то закутке, и затихли. А он, по-видимому, потеряв их из виду, бросил преследование и ушёл назад. Женщины, передохнув, и убедившись, что его больше нет, двинулись дальше. У подруги в руках была ещё клетка с птичкой – попугайчиком. И, едва начал заниматься рассвет, попугайчик засвиристел, да так звонко! Хорошо, что они были уже за городом.
В аэропорт подруги смогли добраться только на следующее утро, так как их пеший поход по дороге в дневное время привлекал бы к себе ненужное внимание.
При регистрации на рейс им пришлось проходить таможенный досмотр, где их принудили раздеться до гола, и все их женские хитрости по запрятыванию денег полетели в тар-тарары. Деньги у них изъяли из всех пришитых карманчиков. Таможенники откровенно гоготали над ними.
От ужаса, унижения и страха за будущее Полина Васильевна впала в шоковое состояние. Она не была человеком набожным, хотя и не отрицала существование неведомого Создателя. Никаких молитв, кроме «Отче наш», которой её научила когда-то бабушка, сама никогда не знала. Но тут она, не глядя на лица таможенников, стала в отчаянии произносить какие-то немыслимые слова.