Учительница 1 «А» класса Марина Сергеевна, где предстояло учиться Антону, с трудом удерживая в руках цветочную корзину, настороженно разглядывала Антона, как некую причину возможной опасности:
– Какой хороший… нарядный мальчик…
К Антону подскочил мальчишка, весь такой рыжий, кудлатый, конопатый:
– Ты чё как попугай вырядился? Так никто не одевается!
– А судьи кто? – парировал Антон. – За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима, сужденья черпают из забытых газет времен очаковских и покоренья Крыма…
Все лето в театре репетировали «Горе от ума», и текст бессмертного произведения осел у Антона в голове глубоко и полностью. Более того, цепкая детская память самопроизвольно, иногда к месту, иногда не к месту, выдавала не совсем понятные цитаты.
– Дурак, – обиженно отозвался рыжий и убежал.
Суету и неразбериху первых школьных дней Антон пережил достаточно спокойно. Ему как можно быстрее хотелось подружиться с одноклассниками, стать таким же, как все: носиться на переменах по коридору, кидаться скомканными бумажками, махаться портфелями и дергать за косицы девчонок. Но контакта, увы, не получалось! Стоило ему только приблизиться к мальчишкам и открыть рот, как все замолкали и смотрели на него, как на пришельца с другой планеты или конченного придурка.
Первоклассников построили парами и повели в столовую.
– Мы идем как римские легионеры, – решил поделиться с товарищами своими наблюдениями Антон. – Давайте хором крикнем: «Вива, Цезарь! Вива, император!»
И для наглядности, чтобы всем стало понятно и весело от этой игры, Антон заголосил во все горло: «Вива, Цезарь! Легион готов принять смерть за тебя!». Одноклассники в испуге шарахнулись от него, стройные ряды смешались, а одна девочка даже заплакала.
– Марина Сергеевна, я не хочу с Загребневым в паре стоять! Переставьте меня!
– Да он вообще больной, – подытожил всеобщее мнение рыжий.
Этого рыжего звали Серега Сидоров, и с ним у Антона отношения особенно плохо складывались. Через какое-то время стало понятно, что Сидоров в классе явный лидер и Антона просто терпеть не может. А затем пассивное непонимание плавно переросло в активное неприятие. То есть сначала с Антоном перестали разговаривать, потом начали обидно дразнить, а затем стали бить. Домой Антон постоянно приходил с разбитым носом и порванной одеждой, но не жаловался. Да это было и бесполезно!
– Ой, маленький, опять у тебя синячок под глазом, – сочувствовала добрая мама. – Давай я тебе его тональным кремом замажу.
– Это нормально, пацаны всегда дерутся! Эх, я в его годы такое вытворял… – мечтательно вздыхал о лихой молодости папа.
Но всему есть предел. Однажды, когда ватага одноклассников пинками и затрещинами загнала Антона в угол и мальчишки были уже готовы вздуть этого «отщепенца» по полной программе, он не выдержал, схватил с подоконника горшок с кактусом и опустил его на голову Сидорову. Горшок раскололся пополам, Сидоров от удивления широко открыл рот и глаза, тонкая струйка крови побежала у него по лицу, он покачнулся и упал.
Родителей Антона вызвали к директору. Мама-актриса рыдала и периодически падала в обморок, видимо заранее примеряя на себя роль Гертруды и прочих благородных матерей.
– Мой сын, мой бедный сын! – стенала она, уронив голову на директорский стол.
Бледный папа стоял рядом, слегка покачивался, но мужественно и вовремя, прямо на реплику, подавал жене платок. Чувствовал он себя отвратительно, накануне в театре был банкет со всеми вытекающими последствиями.
– Послушайте, ситуация очень серьезная, – пытался вразумить их директор школы. – У Сидорова сотрясение мозга, его родители имеют полное право в суд подать! Мы должны вашего сына из школы исключить и в детскую комнату милиции на учет поставить.
– Мой внук не способен на злодейство! На преднамеренную жестокость! Не верю!!! – Дед-режиссер со всей силы колотил своей палкой в пол, да так, что стекла дрожали.
– Он только защищался! Его били! – исступлённо кричала «Ба».
– Во все времена гении были изгоями! Их унижали и уничтожали, но их имена остались в веках! Наш мальчик просто другой! – художник «Де», защищая внука и всю мировую культуру, побагровел, и на лбу у него выступили мелкие бисеринки пота.
– Да, Антон другой, – осторожно начала классная руководительница Марина Сергеевна. – Далеко опережает в развитии своих сверстников, но он не умеет общаться и не может подстроиться под окружающий мир. Он совершенно асоциален!
– Мой сын болен! – опять заголосила мама.
Антон стоял тут же, в уголке, низко опустив голову. И без того расколотый на мелкие частички мир окончательно рушился. Ему казалось, что он как та самая несчастная девочка Алиса, которая погналась за белым кроликом, сдуру провалилась в «Зазеркалье» и летит, летит в тар-тарары и конца этому никогда не будет. Призрачный мир со всех сторон опутал его, обхватил своими мягкими и хищными лапами, а реальная жизнь его не принимает. Да так ли она хороша, эта реальность? Тут все злые и жестокие, грубые и ограниченные. И куда же ему, недотепе Антону, деваться?
– Значит, так, забирайте вашего ребенка из школы, – решительно сказал директор. – Мы будущих преступников растить не хотим!
Тут уж закричали и завопили все хором. Но вдруг бабушка-бухгалтер, мрачно молчавшая до сих пор, рявкнула, да так, что любой прапорщик позавидовал бы:
– А ну тихо, не за кулисами!
После чего широко и ласково улыбнулась педагогическому составу, блеснув всеми своими золотыми коронками:
– А я думаю, мы договоримся… Ведь так?
Этого любезного оскала оказалось вполне достаточно, чтобы директор школы всем телом в спинку кресла вжался, а Марина Сергеевна на полусогнутых ногах послушно присела на краешек стула.
Антон был амнистирован.
После чего двумя сторонами был подписан официальный документ:
«Областной драматический театр г. Озерска, в лице директора и худрука Л.П. Загребнева, обязуется ежемесячно организовывать для учащихся средней школы №77 бесплатные целевые спектакли. Актриса Е.В. Загребнева, на безгонорарной основе, согласна выступать перед учениками старших классов с литературно-художественной композицией по произведениям поэтов Серебряного века. Актер Г.Н. Загребнев, на добровольной основе, подготовит к празднику с учениками младших классов новогоднюю сказку. Также на базе театра и бутафорского цеха для учеников школы №77 будет организован кружок «Умелые руки», где дети смогут постигать азы декоративно-прикладного искусства».
В классе от Антона наконец-то отстали. Дружить никто не старался, но и шпынять перестали. Рыжий Сидоров вернулся в школу после больницы и долго хвастался перед друганами боевой штопаной раной на голове. Но «психа» Загребнева на всякий случай стороной обходил. А родители, следуя совету учителей «больше уделять ребенку внимания», со всем пылом взялись за воспитание Антона.
У всех детей доперестроечного времени, чьи родители «горели» на работе, как правило, на шее болтался шнурок с ключом. И была дана четкая установка: чтоб после школы шел домой, обед разогрел, поел, посуду помыл, цветы полил, с собакой погулял и сел уроки учить. У Антона таких ключей на шее висело аж три, но смысла это никакого не имело. Собаки и в помине не было, обеда в холодильнике тоже, причем ни в одной из трех квартир. Поэтому, как обреченный, после уроков он уныло брел в театр. А там начинался воспитательно-образовательный процесс. В кабинете у деда-режиссера стеллажи с книгами упирались в самый потолок. Он гордо обозревал свои сокровища, величественно взмахивал рукой и торжественно произносил:
– Антон, все это ты должен прочитать! Только так сможешь стать настоящим человеком!
Для затравки девятилетнему Антону был выдан двухтомник романа «Война и мир», дедушкина любимая и настольная книга. А точные науки преподавали в бухгалтерии. Бабуля лихо стучала костяшками стареньких деревянных счет: сложение, вычитание, деление и умножение. Да так, что ни одна счетная машинка за ней угнаться не могла.
