Были у отца два сына. Старший был умный да смышлёный и всем был по душе, а младший был круглым дураком и не научиться ни даже подметить ничего не мог, а люди, завидев его, восклицали: "Хлебнёт ещё с ним батька горя!". Когда было какое-то дело, то посылался все время старший; и послал его ещё как-то раз отец за чем-то на ночь глядя, а путь шёл то ли через погост, то ли ещё через какое жуткое место, а сын таки ж ответил: «Нет, батюшка, не пойду я туда, страшно." –  видать, испугался. Или когда у огня сказки рассказывали, от которых аж мурашки по коже, слушатели нет-нет, да говорили: "Ух, страшно – то как!"  – а младший в это время сидел в углу, слушал, да в толк всё взять не мог, как это понимать: " Всё говорят, страшно, страшно… А мне не страшно. Видно, ещё одно умение будет, в котором я ничего не понимаю."

И случилось так, что отец как-то раз ему сказал:

– Слушай, ты там в углу, ты будешь большим и сильным, и тоже должен чему-нибудь научиться, чтоб зарабатывать себе на хлеб. Смотри-ка, брат твой карабкается, трудится, а ты … пропащий, одно слово.

– Ох, батюшка, – ответил сын, – я бы очень хотел чему-нибудь научиться. Если уж на то пошло, то хотел бы научиться тому, чтобы мне было страшно; в этом я не понимаю ничего, – старший, услыхав это, усмехнулся, а про себя подумал:" Боже милостивый, что же за болван мой брат, да и жизнь его будет никчёмной. Коли с детства согбенный, значит, помрёт горбатым," – а отец вздохнул и произнёс: "Страху тебе следует научиться, но свой хлеб ты так не добудешь."

Вскоре зашёл в дом дьячок. Поведал ему отец свои нужды да пожаловался на непутёвого младшего, что ни к какому делу не пригоден, ничему не учен, да и знать ничего не знает.

– Подумать только, батюшка, я его спрашивал, чем он на хлеб собирается зарабатывать, так он захотел страху обучаться!

– Коли больше ничего не сделать – ответил дьячок, – этому может он у меня поучиться; ты отдай его мне, а уж я-то его быстро исправлю.

Отец обрадовался и подумал: а ну как и впрямь младшенький чему-то хоть немного научится? Итак, взял дьячок мальца к себе домой, чтоб тот в колокола звонил. Через несколько дней разбудил он мальчонку около полуночи, позвал его из постели выбраться да на колокольню взобраться и звонить. Ты у меня научишься страху, подумал он, а сам незаметно вперёд улизнул, и только мальчишка повернулся, да за верёвку колокола взяться хотел, да глядь – а на лесенке, что под дыркой в потолке лицо белое стоит.

–Кто там? – прокричал мальчик, но лицо не отвечало и даже не шелохнулось, – ответь, – вскричал юнец, – если случится, что ты пройдёшь ещё вперёд, спать в эту ночь тебе уже не придётся! – но дьячок стоял смирно, чтобы малец точно подумал, что перед ним призрак.

–Чего тебе здесь надо? Говори, если ты честный малый, иначе с лестницы спущу!

Дьячок подумал: не сделает он этого, и дальше стоял, не издавая ни звука, будто бы каменный. Третий раз кликнул его юнец, и так как ответа опять не было, разбежавшись, столкнул привидение с лестницы так сильно, что призрак пролетел десяток ступенек, да и остался так лежать на углу. После этого позвонил в колокола, пошёл домой, лёг в постель и, не говоря худого слова, заснул. Дьячиха долго ждала мужа, а он все не приходил. Когда от страха ей совсем стало невмоготу, то спросила она мальчишку:

– Не знаешь ли ты, где мой муж остался? Ведь он раньше тебя на колокольню залез?

– Нет, – отвечал малец, – но был там какой-то тип на лестнице под дыркой в перекрытии, что и не уходил и не отзывался. Ну, я ему на орехи дал, да с лестницы спустил. Спуститесь, и если увидите, что это ваш муж там лежит, то видно, я об этом ещё пожалею.

Выскочила жена и нашла дьячка, что с переломанной ногой лежал и стонал на углу. Отнеся его вниз, она с истошным криком понеслась к отцу мальчика.

– Ваш мальчик, – кричала она, – принёс нам большое несчастье, он так сбросил моего мужа с лестницы, что тот ногу сломал! Заберите негодника из нашего дома!

Напугался отец, подбежал к сыну и как начал его бранить!

– Что же, – говорит, – это за безбожные шалости ты творишь, будто сам нечистый тебя толкает!

– Отец, – отвечал сын, – выслушай меня, я ведь совсем не виноват. Он там стоял в ночи, не двигаясь, словно злодей какой. Я не знал кто это и трижды его просил назвать себя или уйти восвояси.

– Ох, – сказал отец, – одни беды от тебя. Уйди с глаз долой, видеть тебя больше не желаю.

– Да, отец, будь по-твоему, только подожди как завечереет, и тогда я хочу уйти страху учиться, так хоть одно ремесло пойму, которым смогу прокормиться.

– Учись, чему хочешь, – произнёс отец, – мне все едино. Вот тебе пятьдесят талеров и иди с ними куда глаза глядят, только ни одной живой душе не говори, откуда ты и кто твой отец, или мне будет за тебя стыдно.

– Да, отец, да будет твоя воля, и если тебе ничего боле не надобно, это-то я сделаю легко.

И вот, как завечерело, положил юнец себе в торбу пятьдесят талеров, да и вышел и пошёл по дороге, бормоча про себя:" Если бы мне только испугаться! Если бы мне только испугаться! " Тут проходил мимо мужичок, услышалось ему, что парнишка своей тени боится, а знал он ещё, что далее виселица будет, да и сказал ему:

– Смотри-ка, вон там дерево есть, где семерых повесили, а ныне, вон, летать учатся. Посиди-ка ты под ним, подожди до ночи, там-то ты точно страху узнаешь.

– Если больше ничего не остаётся, – ответил юноша, – то это-то легко сделаю. А если ещё и бояться быстро научусь, так тогда тебе точно 50 талеров моих отдам. Только приди ещё раз за мной завтра утром.

Так и пошёл мальчик к той виселице, сел под ней, да и стал ночи дожидаться. Когда он замёрз, то разжёг костёр. Но в полночь поднялся ветер, такой холодный, что несмотря на костёр, теплее не становилось. А так как ветер так яростно сталкивал повешенных, что вся виселица ходила ходуном, то подумал малый: ты внизу у огня озяб, а этим наверху, как может нравиться зябнуть и трястись? И, так как он был милосердным, то приставил он к виселице лестницу, вынул повешенных из петли одного за другим, да и спустил их вниз. После разворошил и раздул огонь и посадил висельников вокруг, дабы они смогли согреться. Но они сидели и не шевелились, и огнём уже взялась их одежда. Тогда он сказал: "Будьте внимательнее или мне придётся вас обратно повесить," – мертвецы же не слышали и безмолвствовали, и давали огню дальше поглощать их лохмотья. Разозлился он тогда и сказал: "Если вы не хотите следить за огнём, то и я вам не буду помогать, не хочу я сгореть тут с вами," – да и повесил их в той же очерёдности. Теперь сел он у костра и заснул. Утром пришёл мужичок, чтобы получить свои пятьдесят талеров и спросил:

– Ну, знаешь ты теперь, что такое страх?

– Нет, – ответил мальчик, – Откуда мне это знать? Эти, наверху, за ночь и рта не раскрыли, да и глупые настолько, что позволили нескольким лохмотьям, что они на теле носят, сгореть, – так и увидел мужичок, что сегодня ему пятьдесят талеров не достанутся, и сказал, пойдя восвояси: "Такого ещё со мной не было. "

А мальчик пошёл своей дорогой да принялся опять бубнить себе под нос:" Если бы мне только испугаться! Если бы мне только испугаться". Услышал это ехавший сзади возница и спросил:

–Кто ты? -

– Не знаю, – ответил юнец. Возница дальше спрашивал:

– Откуда ты?

– Не знаю.

– Кто твой отец?

– Не велено мне это сказывать.

– Что ты там бормочешь себе под нос?

– Ах, – воскликнул малец, – я бы хотел научиться бояться, да никто научить не может.

– Бросай эту пустую болтовню, – сказал возница, – давай, двигай со мной, я уже хочу видеть, как я тебя научу.