– Курсант Соми Энджи – первое замечание. Три замечания от преподавательского состава в течение одного месяца и можете убираться вон из академии.

– Но мне еще никто не говорил о порядке…

– Курсант Соми Энджи – второе замечание. Есть желание что-то добавить? Или в твоей школе было введено за правило перебивать преподавателя? Включайте голову – это всех касается. Ваше право на присутствие здесь будет проходить испытание ежедневно, ежечасно, ежесекундно. Если вам трудно, что-то не нравится, хочется плакать и жалеть себя, переводитесь в другой отдел, а еще лучше – возвращайтесь к мамочке, под теплый бок. А здесь место для тех, кто хочет, и будет работать, много работать. Это я говорю, как старший педагог вашей группы, которую мне поручили вести. И, поверьте, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не уронить собственную репутацию в глазах руководящего состава и коллег, а также оправдать возложенное на меня доверие. Добро пожаловать в отдел расследований, курсанты!

В какой отдел?

– Курсант Воронов, у вас проблемы? – учитель остановил мутный взгляд на мне. Похоже, что не заданный мною вопрос отразился лице.

– Никак нет.

Проблемы. Да у меня была целая куча проблем. Как можно было перепутать отдел аналитики с отделом расследований, внимательно изучая контракт. Правда, я бы вычеркнул слово «внимательно» после произошедшего конфуза. Интересно, а под чем еще курсант Воронов подписался, даже не подозревая об этом? Теперь хоть становилось понятно, откуда на лацкане пиджака взялся профиль хищного летуна.

– Нет проблем, значит хорошо. Раз уж мы стали знакомиться, представлюсь и я. Зовут меня Альберт Михайлович Носовский. Ко мне можете обращаться по имени отчеству или просто господин учитель. Все ясно? Все ясно, – он извлек из папки толстый журнал и продолжил: – а теперь проведем проверку кадров.

Эта процедура напоминала школьную перекличку, когда преподаватель по очереди называл фамилии учащихся, определяя отсутствующих. Только в школе это было обоснованно, а смысл этим заниматься здесь? Количество парт ровнялось количеству учеников, и для определения кворума было достаточно пары секунд. Иномирье, одним словом.

Пока шла проверка, я успел для себя отметить несколько фамилий. Толстяка Соми Энджи, успевшего схлопотать два замечания за минуту, запомнил весь класс. Девушку с греческим профилем и приятной улыбкой звали Катериной Ловинс, а парня с бычьей шеей Рандольф Мэдфорд младший. Приставка к имени последнего попахивала целой династией или кланом мажоров. Не зря Носовский в монологе упоминал про отца и брата, не иначе родня этого Мэдфорда.

После проведенной переклички Альберт Михайлович вручил каждому удостоверение с красивой хищной птицей на темно-синей обложке. Кроме цветной фотокарточки и имени, внутренности документа содержали информацию о звании курсанта, а также его номере в общем реестре учеников. Последнее не представляло сколь-нибудь значимого интереса, а вот система званий существенно отличалась от земной.

В основе всего лежал латинский алфавит, который и в иномирье числился в разряде мертвых языков. Самое низкое звание содержало в себе букву «Z», тогда как самое высокое «А». Таким образом, карьерный рост проходил от конца алфавита к его началу. Кроме буквенного обозначения звание содержало в себе еще и арабские цифры от единицы до десяти, вернее от десяти к единице (правило обратного порядка здесь так же было применимо).

На данный момент в моих документах значилось – «Z-10». По мере продвижения по службе десятка будет уменьшаться, и когда достигнет единицы, зета поменяется на предыдущую букву латинского алфавита «Y» с очередной десяткой. Дальше цепочка будет повторяется, пока не достигнет своей финальной точки «А-1».

Рядовой состав включал в себя буквы «Z» и «Y», сержантский – от «U» до «X», младший офицерский состав от «Q» до «Т», а дальше… Дальше я не вникал, да и особого смысла делать это именно сейчас не видел.

– По итогам каждого месяца три лучших курсанта будут представлены к внеочередным званиям, – вещал со своей кафедры господин учитель. – Учитесь прилежно и к концу выпуска сможете рассчитывать на хороший оклад и достойное назначение. Будущее ваше начинается прямо здесь и сейчас, курсанты. И только от вас будет зависть, окажется оно светлым и радостным или станет глухим закоулком в темной подворотне.

Он говорил еще много, вернее, угрожал и запугивал, поэтому я для себя выделил главное – впереди курсанта Воронова ждет беспросветная жопа.

Начал свое повествование господин учитель с распорядка дня. Начало занятий в 8.00, с 12.00 до 13.00 обеденный перерыв, в 17.00 учебный день заканчивался. Ну как заканчивался, оставалось обязательное к выполнению домашнее задание, которого обещали много, так что на ужин времени едва хватать будет. Подъем и отбой здесь как таковые отсутствовали, чему я крайне удивился. А с другой стороны, учитывая систему наказаний, пару раз опоздал или заснул на занятиях – с вещами на выход.

Отчего-то мне вспомнились вечные жалобы Витька, вынужденного пять часов в день сидеть в школе.

Что касается учебного года в целом, то он состоял из трех отрезков, каждый из которых включал в себя три месяца. По окончании каждого из отрезков шли контрольных тесты, провал которых, если верить Альберту Михайловичу, грозил карами небесными в лучшем случае.

– Тесты, это вам не какие-нибудь огрызки на пару листов, к каким вы привыкли в своих школах, – ораторствовал Носовский, уперев свой мутной взор в непроглядные дали. – Тут пару раз ручкой махнуть наудачу не получится.

Для убедительности он схватил толстую тетрадь и покачал ею в воздухе. Листов сто, не меньше, в ней было.

Далее, Альберт Михайлович поведал нам о свободе перемещения, а вернее ее отсутствии. Красная пунктирная линия на выданной ранее карте обозначала границу, пересекать которую строго настрого воспрещалось в любое время суток. Была еще синяя пунктирная линия, означавшая запрет для прогулок в ночные часы. Стоит ли говорить, что ночной радиус свободы был еще меньше дневного. Как раз хватит на то, чтобы дойти до озера и утопиться.

Вводную часть господин учитель закончил информацией о предметах обучения. И вот тут я порядком удивился и по-настоящему испугался. Вместо ожидаемой криминалистики и юриспруденции были: история, искусствоведенье, математика, физика, химия. Окружающие меня курсанты являлись выходцами из шести ведущих параллелей и худо-бедно обладали базисом по гуманитарным и естественным дисциплинам. А каким базисом по культурологии или химии обладал я? Существовала ли здесь периодическая таблица Менделеева в принципе и как выглядят основные формулы по физике? О каких знаниях по истории можно говорить, если я даже не знаю, какой сейчас год и от рождения какой личности ведется времяисчисление. Да мне прямая дорога в местную школу переучиваться, а не в академиях обучаться.

– И что бы никаких планшетов, – не давал времени на передышку Альберт Михайлович. Впервые за время лекции недовольные шепотки прокатились по классу. – Да, да, обучаться будете по старинке, с помощью книг, а про любимые гаджеты можете забыть. Вы хотите что-то возразить, курсант Воронов?

Возразить? Да мне скорее спросить. Что такое гаджеты и какие планшеты имелись в виду? Видел я в фильмах про войну офицерские планшеты, где хранились секретные планы наступления, но вряд ли Носовский имел ввиду именно их.

– Вопросов не имею, – отчеканил я и глазом не моргнув.

– Ну вот и отлично, – господин учитель неожиданно мягко улыбнулся и пожелав успехов в новом учебном году, покинул класс.

Что делать? Что же делать? Надо срочно бежать в библиотеку. Где она там по карте находилась. Блин… О чем я. Какая библиотека, что можно успеть выучить до завтрашнего дня. Спокойно, спокойно, Петр Сергеевич, дышите ровно и размеренно. Если вас сюда взяли, то точно не с целью выгнать в первый месяц обучения за неуспеваемость. Наставник наверняка в курсе сложившейся ситуации, с ним и надо говорить в первую очередь.