-Нет- нет, я не хочу, я потерплю, - заторопилась я, но сообразила, что мама, наверное, говорит о себе. - А! Я сейчас, я быстро!
Я стремглав побежала на кухню, уже ни на что постороннее не обращая внимание, набрала воды. И вот тогда мне и пришла в голову идея дать маме лекарство, и я растворила в стакане две шипучих таблетки аспирина.
Бегом вернулась к маме, расплескивая воду. А сама так и забыла попить.
К счастью мама в тот раз довольно покорно все выпила, правда, стакан мне пришлось держать самой.
Дальше... мама в конце концов вернулась. Это был первый раз, когда мне удалось вернуть ее из того запредельного места, которое я не могла даже представить, разве что в самом жутком кошмаре. Вернулась не сразу, спустя наполненный страхом, тревогой, неопределенностью промежуток времени, не особо отложившийся в памяти.
Помню, как мама осела на пол среди всех этих кусков обоев, помню, как она заплакала.
-Ох, Сашка, - зашептала она сквозь всхлипы, - вот бы мне проснуться. Вот бы проснуться. Это так... так страшно...
-Мамочка! - Я снова обнимала ее и всхлипывала вместе с ней. - Ты же не спишь. Ты здесь. Я с тобой!
-Господи, Сашка, бедная моя. Я уже никогда не проснусь.
-Не говори так!
-Я не знаю, дочка. Прости. Ничего не знаю.
Немногим позже мы пошли на кухню. Маму шатало, я, как могла, старалась поддерживать ее. И все время говорила, говорила без умолку:
-Мамочка, ты заболела. Я тебе лекарство дала. Тебе немножечко легче, да? У тебя... пинтература...- от волнения я даже забыла, как выговаривается это слово.
-Что ты мне дала? - перебила мама.
-Ас... аспирин. Не надо было? Две таблетки.
-Ага, - кивнула мама. - Ты молодец, Сашка.
На кухне мама набрала воды и выпила еще две таблетки, потом рассеянно посмотрела по сторонам. Я вспомнила, что тоже хочу пить, а еще хочу в туалет, но отойти от мамы не решилась.
-Сашка, а есть у нас что-нибудь сладенькое? Так хочется сладкого, не могу.
Пока я соображала, мама сама взяла со стола сахарницу, начала доставать и по одному рассасывать кубики рафинада. Мне еще больше захотелось пить.
-Можно попить?
-М-м, конечно, что за вопрос? И мне налей.
-Мама, ты проводишь меня в туалет?
-Сашка, сходи сама, не маленькая ведь.
-Я боюсь.
-Сходи сама. Прости меня, мне очень... не по себе. Ты не бойся, я здесь. А папа где?
-Не знаю. Хорошо, мамочка, я сама схожу. Ты сядь, посиди.
Я все-таки сходила в туалет, набралась храбрости, очень уж сделалось невтерпеж. Еще больше страха натерпелась бы, если бы в доме не оказалось света, но тогда еще он был- отключился только через пару дней.
Когда я вернулась на кухню, мама стояла у окна, смотрела на улицу.
-Что-то произошло, Сашка, - сказала она, не оборачиваясь. - Это не только со мной. Господи, это везде. И телефоны не работают. Я же не дойду до больницы.
Я подошла к маме и тоже с опаской посмотрела на улицу. Первое, что увидела, сильный пожар вдалеке, даже не сам пожар, скрытый множеством домов, а клубы черного страшного дыма, неспешно возносящиеся в небо, отраженное от низкого неба зарево.
И никаких людей, хотя это "хоп-хоп" не прекращалось. И никаких едущих по дороге машин, но на углу, сбоку, на самом перекрестке были видны сразу несколько- покореженных, перевернутых. Даже один автобус. Я отвернулась прежде, чем до сознания дошло, тела ли там, рядом, или просто тени, или еще что-нибудь.
Потом мы вернулись в спальню. Мама была очень плоха, пару раз чуть не упала, а добравшись до кровати, сразу легла. Но она продолжала говорить со мной бесконечно усталым, слабым голосом. Говорила о папе, обо мне, о своей болезни, о лекарствах, обо всем сразу. Большую часть из сказанного я не воспринимала, просто бездумно слушая мамин голос и держа ее за руку, но, сама того не осознавая, запоминала, откладывала в себе, чтобы извлечь в нужный момент.
Голос мамы все слабел, язык начал заплетаться, слова путаться, а рука становилась все горячей.
-Мы уйдем, - шептала она. - Нам помогут... или ты уйдешь... одна... вдруг... а вдруг... кто-нибудь... то... что...
И в какой-то момент мама вдруг вскинулась, огляделась в тревоге.
-Сашка, чем это пахнет? Ты не чувствуешь? Сука, чем так пахнет? Где мое чертово тело?
И я увидела, как ее взгляд... просто уходит, и взамен на поверхность выплывает... пустота, только пустота.
Конвульсии, звериный оскал, чужое лицо.
Ребенок не знал, да и не смог бы осознать, что его привычный хрупкий мир уже никогда не вернется.
Я просыпаюсь от тишины. Мама успокоилась. Всегда успокаивается, впадает в это состояние, лежит как камень, иногда с открытыми неморгающими глазами, почти не дышит. Я выползаю из своего убежища. В коридоре привычный сумрак, но на улице день- тот же самый или другой, какая разница. Время иллюзия, как и все на свете, и не имеет значения.
