Кто ж знал, что это был только первый день из мучительно долгих шестисот восемнадцати дней осады?
Любая война проистекает из чьей-то жадности или зависти, но ход ее зависит и от иных базовых человеческих чувств, а также от ума либо же, напротив, от глупости. То, о чем я говорю тебе по поводу этой конкретной войны, противоречит всему, чему тебя учили в школе, всем якобы общеизвестным историческим фактам, и ты не прочитаешь об этом нигде, ни в одной своей дурацкой книжке, но и верить всем моим словам ты при этом не обязан. Никто из нас не может быть всецело объективен. Некоторые просто могут знать о правде чуть больше, чем остальные. Я всего лишь хочу, чтобы ты думал своей головой и сам для себя решил, какая истина тебе подходит больше. Надеюсь, это для тебя не слишком обременительно?
Моя жизнь – череда бесконечных войн, конфликтов и противостояний. Это мой путь, и я- типичный пес войны. Но всякий путь имеет свое начало, и поэтому вынужден признать, что знаменитая осада, о которой я веду свой рассказ, была первой в моей биографии по-настоящему большой заварушкой. И многого я тогда не знал. Был зелен почти как ты сейчас. Нет, вру, таким как ты, не в обиду тебе будет сказано, я, конечно, не был никогда. Твоей вины в этом нет, люди вообще как-то измельчали, не сочти за придирку.
Вон, глянь-ка на Охру. Куда это она, кстати, собралась? Вот это, скажу я тебе, женщина! И не обращай внимания на некоторые ее странности, у кого их нет? Что ли у меня нет? И не смотри так.
Так, о чем я? Ах, да! Я сказал, что шестьсот восемнадцать дней осады были мучительными и долгими, и это действительно так, но иногда даже в самых беспросветных ситуациях могут найтись светлые стороны. Иногда, к примеру, ты можешь встретить хороших людей и даже приобрести верных друзей. Таких как Охра. Хотя конкретно ее тогда с нами не было, и вот почему она столь равнодушна ко всей этой истории. Зану-у-да! Не слышит. Ну да бог с ней. Ее не было, но были другие, и о них ты обязательно услышишь, а если наш чертов фрегат, наш дивный, белоснежный парусник, неутомимо бороздящий суровые волны соленых морей, как сказала бы Охра в свойственной ей манере, все же появится однажды на горизонте, то и познакомишься с некоторыми из них. Война может разрушить и разбросать множество судеб, но может и связать навечно.
В тот первый день шатер был-таки установлен, огромный, как цирк- шапито, в окружении шатров и палаток помельче, и генерал генеральский Затрапезно явился наконец в свою ставку. Явился при всем параде, а, как я уже говорил, в форме он был бесподобен. Веришь, нет, меня слезы умиления и гордости едва не пробрали, когда я его увидел в ставке. Это, конечно, немало говорит о моем тогдашнем жизненном опыте, о моих высоких юношеских идеалах, вообще о всякой такой хрени, которую время неизбежно рушит, не о такой пубертатной, как в твоем случае, но все же. Ну а с другой стороны, как было не загордиться? Все эти его ордена, регалии и позументы? Армия примерно так и работает, скажу тебе по секрету. Ты просто обязан уважать, ну или хотя бы бояться своего командира. И гордиться, само собой. Потому что во всех бесконечных заслугах твоих отцов- командиров есть и твоя исчезающе малая, но все же частица участия. И при случае тебе даже напомнят об этом какой-нибудь медалькой. Пойми меня правильно, я совсем не пацифист, напротив, я милитарист до мозга костей, в сущности я тот человек, который считает, что любой конфликт можно разрешить подобающе грубой силой, и нет ничего лучше хорошей заварушки, но что касается конкретно той победоносной и блестящей, как написано в анналах, учебниках и беллетристике, кампании… вся гордость, все уважение и даже страх божий, все прошло, и для этого понадобилось гораздо меньше времени, чем шестьсот восемнадцать дней.
Итак, командир входит. Целеустремленный, слегка усталый, мудрый, как не знаю кто. Это был, конечно, сильный момент. Входит и начинает с порога квакать, что несколько подпортило торжественный миг, но к тому времени я уже более-менее попривык к его голосу. И ведь слова-то он сказал в принципе хорошие:
– Господа!.. И дамы елки-палки! Ух ты! Какая была мысль?.. Да! Нам предстоит немало вкусной работы! Я в нас верю! Я весьма! А есть выпить? Бухашечка, ферштейн?
Будучи его адъютантом я немедленно и весьма расторопно поднес ему добрый кубок, который он тут же опрокинул в себя одним махом, после чего с признательностью выкатил на меня глаза, и выглядело это пугающе.
– В горле пересохло, – признался он. – Заботы, заботы.
К его чести должен заметить, что он далеко не был таким уж любителем накидаться, просто иногда накатывало, да и видимо он слегка терялся в новой незнакомой компании. Как бы то ни было, живительная влага подействовала на него благоприятственно, и слегка закосевший Затрапезно утвердился за большим столом, который установили в центре шатра, свесив короткие ножки с высокого стула.
– Прошу вас к столу, – сказал он. – Черт, не так. Мы же не обедать собрались? Садитесь, в общем.
И мы, все остальные, расселись кто где, готовые внимать командирской мудрости. Среди прочих за столом присутствовали: Рилл, он же Подбодрилл, приведший свой отряд горными тропами; Эксцес Карма, также добравшийся посуху из-за Задушей гор; а еще Эскапада со своим отрядом северных воительниц; еще Ябы, могучий по его же словам южный маг; а также Вера Кубизма и Люба Харизма, две из четырех близняшек, прибывшие с нами морем. И плюс к этому на совещании обозначился Элифалиэль, и по поводу него сразу бы хотелось внести некоторую ясность. Я вполне отдаю себе отчет, что в наше политкорректное и толерантное время в любой истории по делу или вообще без нужды, но просто обязан присутствовать эльф. Или на худой конец веган. Ирония в том, что Элифалиэль, будучи чистокровным, матерым, я бы сказал, эльфом, был при этом еще и самым что ни на есть веганом, что для эльфа просто дичь дичайшая. И это истинная правда, я нисколько не выдумываю в угоду новомодным веяниям. Жизнь бывает такова, что даже в самых правдивых историях случаются весьма удачные совпадения. И поверь, я прекрасно знаю, что подобный персонаж делает мою историю еще более трендовой и топовой, но что поделать, это действительно было, из песни слов не выкинешь.
Что ж, мы-таки расселись, и великий и ужасный Затрапезно, собравшись с мыслями, принялся поливать нас своей неподражаемой хореографией и вокализом.
– Ни для кого не секрет, – начал он, – что наш враг силен и хитер. Как доносит разведка, бастионы его крепки и неприступны, войска страшны и многочисленны, а боевой дух высок, что может показаться странным, учитывая на чьей стороне правда и справедливость.
– На чьей? – немедленно подал голос кто-то, кажется, вообще не из сидящих за столом. По-моему, это был один из охранников у входа в шатер или кто-то из рабочих, которые еще не закончили монтировать канделябры.
– Что? – ошарашенно переспросил Затрапезно.
– Не обращайте внимания, – подсказал кто-то другой, а может быть, тот же самый.
– Я и не буду, – согласился наш вождь. – Я мысль потерял.
– Иметь сообщить при внимательном прочтении бастионы учитывая страшная и справедливость, – это уже отозвался наш нетрадиционный эльф.
– Точно, – кивнул Затрапезно. – Спасибо.
– Совершенно удивлял с уважением потому что как есть не приходя.
– Да, продолжим. Враг наш силен, темен и богомерзок. Но мы, – он обвел всех пугающим взглядом, – мы тоже ребята не промах. За нами стоят светлые силы всего свободного мира. Победа будет за нами! На этом все. Всем спасибо и до новых встреч.
Повисла небольшая пауза.
– Мы что-то, – сказала Вера Кубизма.
– Не поняли, – сказала Люба Харизма.
Эскапада, жгучая, стремительная, как языки пламени, вскочила со своего места.
– Где? – крикнула она. – Я ненавижу! Порвем задротов! Ринемся в неравный бой!
Все за столом, включая и самого Затрапезно посмотрели на нее с некоторым страхом, потому что, надо признать, Эскападу все побаиваются. Черный перец, огонь!
