А потом поднимется на террасу и прикончит меня.

Как и обещал.

Я уже выяснил, что смерти не боюсь. Отмучиться – не так страшно, как существовать овощем, что грозит в том случае, если меня пощадят.

Но меня приводила в ярость мысль, что мое убийство останется безнаказанным.

Это ведь уже второй раз, когда я это дело спускаю.

Пора как-то исправлять нехорошую тенденцию…

Абунай – святыня Кроу. Поколения за поколениями они сливали в него ци. Возможно, даже так переусердствовали с жертвенностью, что это ослабило семью. Так что это может быть одной из причин угасания династии. В итоге от клана осталась лишь амбициозная стерва и ее ущербный отпрыск. Причем про последнего говорить о чистоте крови не вполне уместно. Ведь в нем скрывается тот, кого мамаша принесла в жертву, тщетно надеясь, что это сделает из ее пустого выродка полноценного человека.

По легенде, когда-то у Кроу должен родиться уникальный ребенок, который сумеет распорядиться сокрытой в абунае ци таким образом, что это прославит клан на веки вечные и возвеличит выше небесной вершины. А до тех пор полагалось заполнять сосуд при любой возможности. Он сделан из зачарованного драконьего стекла мастером, который унес секрет изготовления в могилу. Так что технология утеряна, но достоверно известно, что, сколько ни вливай вездесущей энергии, ничего страшного не случится.

Главное – относиться к абунаю бережно. Не швырять его в пропасть, ибо это может его разбить. И не пытаться сверлить алмазом. Против столь крепкого минерала драконье стекло уязвимо, а любое повреждение стенок способно привести к нарушению целостности и мгновенному высвобождению начинки.

Ци – это, конечно, не взрывчатка, но и не сказать, что опасаться совершенно нечего. В моей руке сейчас зажата авиабомба на сотню килограммов. Как однажды оговорилась моя мать, сила, заточенная в абунае, развеет на первородную пыль всякого, в ком не течет кровь Кроу.

Вот сейчас и проверим…

Алмаза у меня нет. Остатки клана Кроу не настолько богаты, чтобы хранить дорогостоящие самоцветы в карманах немощного мальчишки. Зато у меня есть амулет. Черный коготь на шнурке. Он постоянно висит на моей шее, позволяя мне влачить существование в относительно приличном состоянии. Как только его снимают, я тут же превращаюсь в абсолютно беспомощный овощ.

А снимать его приходится регулярно. Камай возит его на юг, в город, где платит деньги зачарователю, который накладывает на амулет нужный мне эффект. Увы, не навсегда. Процедура требует ци, потому стоит недешево, и через некоторое время ее необходимо повторять. Это один из главных источников наших расходов.

Но сейчас значение имеет не магический эффект, а материал амулета. Коготь некогда принадлежал одному из неприятнейших созданий Пустоты. Великому герою из Кроу повезло его прикончить, после чего клан обзавелся мощнейшим артефактом.

Этот коготь не уступает алмазу по твердости. Возможно, даже превосходит. Я всеми фибрами души ощущал, как вибрирует поднесенный к груди абунай, чье стекло со скрежетом поддается напору кривого острия. Если это не воображение шалит, внутри и правда закипает нешуточная сила, почуявшая скорое высвобождение из векового заточения.

Сейчас… сейчас я тебя выпущу.

Пенс не обманул мои ожидания, он таки переступил через мать. А та только и смогла, что протянуть вслед правую руку, тщетно попытавшись ухватить за щиколотку.

– Нет! – пронзительно выкрикнула она вслед убийце, направлявшемуся к ее ненаглядному сыну.

Остановившись, Пенс обернулся, насмешливо спросив:

– Может, хоть сейчас ты скажешь, от кого зачала этого уродца? Ведь личность его папаши – одна из величайших загадок нашего времени. Я слышал официальную версию о тайном временном браке с анонимным аристократом. Доходили до меня и неофициальные слухи. Те самые, про твое детство и юность взаперти, в каменной башне, где до твоего целомудрия никто не мог добраться, однако это все же случилось. Но, глядя на Гедара, не могу поверить ни в то, ни в другое. Его отец скорее был забулдыгой, не гнушавшимся наркотиков, которые разрушают структуры ПОРЯДКА. И уж он точно не был благородным. Только у самого никчемного папаши мог получиться столь нелепый результат. Кроу больше нет, и нет смысла скрывать эту тайну. Кем он был? Конюх? Бродяга уличный? Давай же, Трейя, скажи. Взамен я обещаю убить выродка быстро.

Быстро?! Черт, мужик, не надо торопиться, мне совершенно некуда спешить!

Проклятое стекло, не желающее поддаваться острию когтя! Проклятый абунай! Проклятые Кроу и их непонятные разборки!

Мать, судорожно скребя по земле ослабевшей рукой, прошипела, сверля Пенса испепеляющим взглядом:

– Будь здесь отец моего мальчика, ты бы давно был мертв.

– Ну да, конечно, – насмешливо кивнул Пенс, вновь разворачиваясь ко мне. – Что-то не помню, чтобы мне предрекали смерть от смеха, так что, скорее всего, увидеть того простолюдина, который первым пробрался под твою юбку, мне не доведется. Эй… Ты что там делаешь?..

– Гедар!!! Давай!!! – не своим голосом вскричала мать, уставившись на меня безумным взглядом.

Не знаю как, но она поняла, для чего я держу абунай перед грудью. И даже не стала меня ругать за столь неаккуратное обращение с реликвией. Более того, наоборот, поддержала, призывая сделать это именно сейчас.

Я бы с радостью, но эта проклятая хреновина не сдается. Уже обточил ее по кругу, устроив знатную борозду, а она даже не думает разлетаться.

А времени, между прочим, не осталось. Пенс тоже что-то нехорошее заподозрил, вон как в лице переменился. Должно быть, в курсе насчет абуная и верит в то, что это не шарлатанство.

За спиной мастера поднялся Камай. Воин, пошатываясь и приволакивая ногу, направился к врагу, на ходу вытаскивая кривой кинжал. Не знаю, что он собрался с его помощью устроить противнику, который голой шеей останавливает клинок меча. Скорее всего – ничего.

Значит, отвлечь Пенса от меня Камай не сможет.

Жить оставалось секунды две.

Говорят, в состоянии крайней степени отчаяния у человека может проявиться несвойственная ему сила. Не знаю, сработал этот эффект или то, что стекло сильно пострадало от предыдущих покушений, но, со всей дури надавив на коготь, я ощутил, как стенка сосуда с хрустом поддается, разом давая слабину, пропуская руку с зажатым в ней амулетом внутрь.

Краем глаза успел разглядеть Пенса, который взвился в воздух, прыгая не ко мне, а, наоборот, прочь от меня, навстречу Камаю.

А затем мир утонул во вспышке света, который был столь нестерпимо ярок, что вмиг выжег все вокруг.

Включая мое сознание.

Ступени просвещения: неизвестно

Атрибуты: нет

Навыки: нет

Состояния: нет

– Асами пае дакто, – мелодичным голосом произнесла незнакомка.

Изучая ее, я едва не удержался, чтобы не присвистнуть. Высокая женщина немыслимой красоты смотрела на меня с таким выражением, будто это не я здесь разлегся, а самый грязный в мире бродяга, страдающий от проказы, сифилиса и газовой гангрены. Такого презрительного взгляда никогда до сих пор не видел.

Как и такой красоты.

Неземной красоты.

Ну не может на Земле такое чудо уродиться. Абсолютная естественность, возведенная в квадрат. Ни миллиграмма косметики, ни штриха от скальпеля пластического хирурга. Да что там химия, даже прическа выглядит так, будто над ней не расческа поработала, а буйный ветер, ухитрившийся каждый волосок уложить именно так, как он обязан лежать. И одета не по моде. Какая-то черная хламида, закрывающая все тело, кроме ладоней и головы. Лицо европейское, но в то же время с примесью экзотики, будто среди близких предков затесался азиат.

– Тайс амушаби, аби Трейя, – чуть наклонив голову, заявил второй присутствующий.

А вот этот ни разу не красив. Но мне судить трудно, в мужской красоте я почти ничего не понимаю. Разве что слащавого модного парня отличу от брутального мачо, как бы первый ни пытался выдать себя за последнего.