Жители одобрительно зашумели.
- Спасибо, что радушно приняли нас, - Прохор привстал и приложил руку к груди.
- Спасибо, - сказал Даниэль, а Фрэд опять икнул.
- Что ж, - продолжил Лукьян, - предлагаю начать гульбище!
Едва очередная порция первача обожгла горло, король и его друзья потонули в криках: жители села наперебой стали им рассказывать, что да как, естественно, все это под выпивку и под закуску. Гости отвечали на вопросы аборигенов, чокались кружками, понятное дело, пили не все, старались только пригубить, а то здоровья не хватит на всех.
Солнце ползло по безоблачному небу, нагревая и без того горячий воздух. Пьянка, приуроченная к приезду Государя, была в самом разгаре. Словно по волшебству, порожняя посуда менялась на целую, тарелка с костями превращалась в очередного порося или утку в яблоках. Ватага бутузов шныряла под столом, таская пироги. Умели в королевстве гульнуть на широкую ногу. Уж чего-чего, а радушия жителям Серединных Земель не занимать. Любого примут как родного: и обогреют, и накормят, и спать уложат. Еще и деньжат в дорогу дадут.
Множество историй услыхал в тот день Прохор, Даниэль еще больше. Ну а Фрэд так захмелел, что уже не мог никого слушать, только по привычке кивал, мол, вы рассказывайте, я все запомню. Непонятным оставался тот факт, что летописец еще мог сидеть, ведь он влил в себя чуть ли не ведро первача!
В конце концов, на село опустился вечер. Солнечный диск закатился за пики Северных гор, уступив место ночному светилу и мириадам звезд. Однако это нисколько не испортило праздник. Тут же вспыхнул огромный костер, сложенный из целиковых стволов, и снопы искр с треском рванулись в ночное небо.
Староста призывно постучал вилкой о бутыль самогона.
- Заткнулись все на чуток! – наступила тишина. - Хватит жрать, пора песню спеть. Покажем нашим гостям, как мы глотки драть можем! – Он откашлялся и зычно запел:
Брёл в ночи домой, я был слегка навеселе,
а вокруг спокойно, ни души во всём селе.
Тут-то и увидел я соседа при луне.
Он слегка прихрамывал, спеша навстречу мне.
Я его не знал и в его доме не бывал.
Тут он, улыбаясь, вдруг к себе меня позвал.
Всё, что в огороде по пути сосед нарвал,
выложил на стол, настойку горькую достал.
От его настойки я конкретно захмелел,
да и сам хозяин, как покойник, посинел,
а когда мы вышли подышать с ним на крыльцо,
волосами вдруг покрылось всё его лицо.
Тут подхватили все мужики:
Эх, башка дурная,
пьяная моя башка,
тебя люблю!
И всё наливает
сосед исподтишка,
а я всё пью…
Тут все резко замолчали, а Лукьян продолжил басить:
От такого зрелища я мигом протрезвел,
и совсем иную я картину тут узрел:
где-то в чаще леса между сосен я сижу,
шишку вместо стопки возле рта держу.
Пичкал негодяй меня бесовскою едой;
накормил поганкой, напоил болотною водой.
Чёрт под пьяный глаз мне всю реальность подменил,
поглумился надо мной. Догнал бы, так убил!
И вновь уже не тихая заводь содрогнулась от дружного ора мужиков:
Эх, башка дурная,
пьяная моя башка,
тебя люблю!
И всё наливает
сосед исподтишка,
а я всё пью…
- Наливай! – завопил Лукьян, и вновь самогон потек в кружки, а потом в глотки.
Усталость и хмель одолели-таки Фрэда: бедолага мирно сопел, уронив голову на руки. На него никто из тех, кто еще оставался на ногах, не обращал внимания. Впрочем, им уже и Прохор казался своим в доску. Один подходил, похлопывал его по плечу, чокался и исчезал, иной, не вставая с лавки, кричал «Король, давай выпьем!» и падал под стол. Бабы с помощью детишек растаскивали своих геройски павших в борьбе с хмельным зельем мужей по избам. Даниэль, отмахиваясь от едкого табачного дыма, пытался вникнуть в суть беседы, что велась двумя мужиками, сидевшими рядом с ним.
Прохор отправил в рот очередной кусок мяса, обильно помакав его в хреновом соусе, и, жуя, спросил у своего соседа, коренастого бородача с проплешиной.
- Староста чего-то загрустил. Пьет в одиночку.
- Лукьян-то? – спросил тот. – Так оно и понятно. Бабу свою на погост отвез месяц как. Полбеды. Он, знаешь, что придумал? – мужик постарался перейти на шепот, но получилось у него не особо. – Утверждает, что отыскал путь на тот свет, а еще говорит, что видел там свою усопшую супругу. Но и это еще не самое страшное: клянется, что встретился нос к носу с хозяином Мертвого царства, с самим Вием. Я, знаешь, что думаю? Пить надо меньше, не то привидится.
Староста искоса посмотрел на соседа и с грохотом опустил кулак на стол, аж посуда подпрыгнула.
- Видел Вия, чтоб мне провалиться! Огромный такой, страшный, как ты. Глаза, что у стрекозы, только здоровенные, с банную шайку. Глянул на меня из-под бровей и сказал, что помру я аккурат через тридцать дней, - Лукьян присосался к горлышку бутыли. – Испугался я, дал деру. Сегодня отпущенный Вием срок истекает. Скоро увижусь со своей старухой.
Старейшина смахнул слезу, сделал очередной глоток и повалился на землю. Прохор хотел было его поднять, но Хома, так звали бородача, своей огромной ручищей усадил короля на место.
- Оставь его, пущай там лежит.
- А вдруг околеет? – обеспокоено спросил рыжеволосый балагур.
- И что? Помрет, так помрет. Тут таких с десяток на два шага. Вон, тот худосочный, что с тобой прибыл, тоже озяб, - и он указал куриной ножкой на сопящего Фрэда. – Жалко старосту. Год назад пропала евоная дочь, потом с супружницей несчастье приключилось. Навалились напасти на Лукьяна, вот он и пьет, не зная меры.
Прохор вздохнул, пожал плечами и выпил.
- Ты что-нибудь слыхал про душегуба? – неожиданно спросил он.
- А то! Мы так мыслим, что Лукьянову жену он ухайдакал.
- С чего так решили?
- Так ить… - Хома развел руками. – А кто еще? Ее нашли на опушке, страшно сказать, всю исполосованную, словно ее на ремни резать хотели. С тех пор мы стараемся без нужды из дому носа не казать по одиночке, только гуртом.
Прохор глотнул из кувшина облепихового настоя.
- Мы специально прибыли, чтобы сыскать душегуба. Знать бы, с чего начать.
- Это вам в город надо, там что ни день, так мертвяк находится. Слухи и до нас доходят. Хватит о плохом да страшном, а то, не ровен час, станем как Меригуан.
Хома потряс в воздухе пальцем.
- Как кто? – поперхнувшись, спросил Даниэль, которому уже порядком поднадоели мужики со своими разговорами.
Бородач повернулся к мастеру, дыхнул ему в лицо перегаром и повторил.
- Как Меригуан.
- А это кто? – не унимался изобретатель, подпирая ладонью подбородок.
Хома на мгновение зажмурился, потряс головой и вновь открыл глаза.
- Мне почудилось, что ты черт. Надо в баню сходить, хмель прогнать, - и крикнул в никуда: - Эй, Румпель, подкинь в печь поленьев, а то баня, поди, остыла. Мы сейчас придем!
Изобретатель кивнул.
- Конечно, но сначала скажи, кто такой этот Мегуриан, или как там его.
- Меригуан, бестолочь! Ой, прошу пардону, случайно вырвалось, - но Даниэль только махнул рукой. – Это у нас блаженный такой в селе живет, то с мухами играет, то из игральных карт домики строит. Вон он, сушеную воблу в кувшин с пивом макает. Любит он пивком побаловаться.
- Ясно, - подвел итог мастер. – А вон тот кто, что смурной весь вечер сидит? Одежа на ем, кажись, солдатская или вроде того.
Хома налил в кружки первача и выпил с мастером и королем.
- Это приемный сын нашего старосты. Ну как приемный… Давайте выпьем, и я расскажу.
- Так только что! – напомнил Прохор.
- Значит еще раз! – бородач вновь плеснул в кружки самогона, проследил, чтоб столичные гости выпили, потом сам опорожнил посудину и продолжил. – Это случилось лет двадцать назад, мы тогда в пригороде жили у реки. Вы-то не помните, но в те времена соседняя Хранция бодалась с Немчурией, говорят, лютая война была. Так вот, однажды у стен Фрилфаста и появился этот солдат. Как сейчас помню, ходил по дворам, все высматривал чего-то, пока не наткнулся на дом Лукьяна. Он тогда простым горожанином был, помощником пекаря. Зашел паренек в дом, поставил алебарду в угол, саблю на гвоздь повесил, а сам сел за стол. У Лукьяна тогда только дочка народилась, упокой ее душу. Ты кто такой, спрашивает, чего, надо? А тот и отвечает, мол, сын я ваш. Залез в мешок походный и достал оттуда картинку. Глянул Лукьян и подивился: точно с него и его жены рисовали. Пытались они объяснить солдату, что ошибся он, да какой там! Тот и слушать не хотел. Видать, лихо ему досталось на поле боя. Пожалел Лукьян паренька и оставил у себя. Потом сюда перебрались, так и живут с тех пор, - Хома призадумался. - И как он только через горы перебрался, ума не приложу. Вот такие дела, господин королевский изобретатель, а ты говоришь - купаться!
