Вадим посмотрел на меня и, похоже, разозлился. Резко развернулся и повёз меня к родителям. Мне хотелось как-то сгладить ситуацию, я терпеть не могла ссориться, но сейчас даже не могла придумать как. Да и что тут сглаживать? Не сказал, значит, не хочет. Но и я могу не хотеть остаться у него.

Мы приехали, повисла неловкая пауза, Вадим не смотрел на меня.

– Ладно, пока, – сказала я и собралась выходить.

– Подожди, Алена, давай проясним ситуацию, – глядя перед собой и постукивая пальцами по рулю, предложил Самойлов.

– Ты думаешь стоит?

– Думаю, стоит, если ты обиделась и сделала какие-то одной тебе понятные выводы.

– С чего ты решил, что я обиделась? – попробовала я удивиться.

– Винокурова, не ломай комедию, – попросил Вадик.

– Ладно, – я помолчала и попробовала объяснить, – да, мне стало почему-то обидно, что ты не досказал или не сказал, что правильнее. Вот такое иррациональное чувство, но к утру пройдёт, правда. Это просто женский каприз, не обращай внимания.

– Ален, – Вадим тяжело вздохнул, как будто общался с умственно отсталой, – как ты считаешь, что между нами?

– Я не знаю, – пожала я плечами.

– Серьезно?

– Да.

– А, ну тогда извините. Я – то, дурак, считаю, что у нас все серьезно, а ты, оказывается, не знаешь. Ну, теперь мне понятно, почему ты не спешишь переезжать, – злился мой мужчина.

– Блин, Вадим, ну что в твоём понимании – все серьезно? Когда люди живут вместе? – вспылила я в ответ.

– Да, Винокурова, когда люди живут вместе. Вместе просыпаются, вместе засыпают, вместе ездят за продуктами, делают ремонт и строят планы на следующий год. А ещё, когда люди любят друг друга и хотят быть вместе сейчас, завтра и через десять лет, – злился Вадим.

– А ты любишь и хочешь? – спокойно спросила я.

– Ты офигела? – изумился он.

Я спокойно смотрела на него, ожидая ответа.

– Да, Алена, я тебя люблю. И давно. Я не думал, что это новость для тебя. И да, я хочу быть с тобой и через десять лет, как хотел этого и десять лет назад.

Я улыбнулась. Мы учились на одном факультете, и Вадим пытался ухаживать, но я делала вид, что не понимаю. Потому что знакомы мы с ним были со времён новогодних ёлок для детей начсостава, и я очень долгое время не могла воспринять Вадика Самойлова, он же Мишка Косолапый, в качестве мужчины и тем более моего мужчины. Однако время меняет цвет облаков.

– И весь вопрос, наверно, в том, чего хочешь ты, Алена? Ты любишь меня? – спросил Самойлов.

И я уже открыла рот, чтобы сказать: «Да, люблю», но почему-то не сказала.

– Понятно, – подвёл черту Вадик и завёл мотор.

– Нет, подожди, – опомнилась я, – я не сказала, что я тебя не люблю и не хочу, как ты там сказал.

– Но ты и не сказала, что любишь, Алена, – он спокойно посмотрел мне прямо в глаза, – значит так, дорогая, я не мальчик и мне этот детский сад не нужен и не интересен. Я даю тебе неделю. Или ты через неделю собираешь свои шмотки и переезжаешь ко мне, или мы через неделю ставим точку.

– Даже так?

– Даже так. А сколько мы будем эту мурку водить, Винокурова? Представь, мужчины тоже хотят стабильности и определенности. Хочешь, мы идём вперёд; нет, ну, что ж, очень жаль, но нет, значит нет. Я никого никогда не держал и держать не буду, даже если это ты, Алена.

– В смысле держать не будешь? – не совсем поняла я.

– Не хочешь быть со мной, не надо.

– Самойлов, ты как-то все драматизируешь, – вздохнула я, – ну, не могу я так быстро принимать решения, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Если бы мы были с тобой знакомы две недели, базара нет, а так нет, не понимаю. Короче, все, Винокурова, иди, думай, я все сказал.

Я подняла брови, посмотрела на него и вышла не прощаясь. Я шла к подъезду и мысленно просила: ну, догони меня, верни! Но я открыла дверь подъезда и услышала звук заводящегося мотора. Ну и черт с тобой!

– Привет, Ален, – разбудил меня мой начальник Паша Овсянников.

– Привет, – буркнула я и посмотрела на часы: 6 утра.

Вряд ли Паша соскучился по мне до такой степени, что не мог больше ждать, только бы услышать мой голос.

– Кого убили? – спросила, вздыхая.

– Ранили, – в тон мне ответил Пашка, – патруль ночью тело молодой женщины нашли на лавочке в парке, – суть да дело, уже хотели труповозку вызывать, а фельдшер молодой, таки услышал слабый пульс, так что повезли в центральную городскую.

– Прямо сейчас надо? – расставаться с одеялком было выше моих сил.

– Да я тебя умоляю, нужна ты там в 6 утра, просыпайся спокойно и вперёд, – разрешил начальник.

– Есть, товарищ майор.

Я потянулась и прикрыла глаза, прислушиваясь к себе: получится ли у меня снова уснуть. Организм ответил, что хватит с меня нежиться под одеялом и пора вставать. Я спустила ноги с кровати и натянула свои любимые тапки с единорогами. Несмотря на погоны капитана полиции, владение огнестрельным оружием, приемами восточных единоборств и классического бокса, обладание характером стойким, нордическим, где-то внутри меня жила та девочка, которую мечтали видеть мои родители: любительница рюшей, плюшевых медведей и розовых соплей.

 Тяжело вздохнув, я пошаркала в ванную. Чистила зубы и рассматривала своё отражение. В голове всплывала вчерашняя сцена с Самойловым и вызывала во мне противоречивые чувства. С одной стороны, я понимала, что ссора не стоит выеденного яйца, и надо позвонить ему и расставить все точки над «i», а с другой стороны, я злилась на него за то, что он на меня давит. С третьей стороны, я не любила конфликты и всегда старалась их гасить в зародыше.

 Пока я проводила время в ванной комнате, встали родители и мама затеяла блинчики. Обычно, блинчики на завтрак нам выпадали по воскресеньям, но сегодня видно так совпали звёзды.

Папа читал газету, мама жарила блинчики и в целом картина выглядела очень душевно.

– Вы поссорились с Вадимом? – спросил поверх очков папа за завтраком.

– Так…Не сошлись во мнениях, – отмахнулась я.

Но отмахнуться от товарища генерала, страстно мечтающего сбагрить меня замуж, было совсем непросто.

– На предмет чего?

Я вздохнула и пересказала вчерашнюю ссору.

Отец щёлкал каналы на телевизоре и молчал, мама тоже. Я ожидала от них реплик в стиле: «Зачем он давит на тебя», «Ты не должна спешить с такими решениями», но поняла, что не дождусь.

– Ненашеву на подмену секретаря прислали нового, Леночку, надо будет сказать Олегу, чтобы подсказал сыну зайти в приёмную, – задумчиво проговорил папа, обращаясь к маме, имея в виду отца Вадика.

– В смысле? – не поняла я хода генерала.

– В смысле, что хватит парню мозг чайными ложечками есть. И без тебя хорошие девчонки найдутся, а ты иди, лови преступников, авось, всех переловишь.

– Пап, ты чего? – опешила я.

– А ничего. Парень ей всего себя на блюдечке, разве что яблоко себе в рот не запихал, чтоб подать как положено, а тебе снова не так. Она, видите ли, почему-то передумала сказать: «Я тебя тоже».

– И что? – ощетинилась я.

– Ничего, Алена, это твое право, – не удостаивая меня взглядом, сосредоточился отец на телевизоре, – но позволь тебе, детка, все же сказать: не нужен он тебе, отпусти парня, хватит, сколько он за тобой бегает? Десять лет уже или больше?  На твоё место желающие быстро понабегут. А если нужен, то дурочку валять хватит, собирай чемоданы и строй с Вадимом нормальную семью.

– О семье речи не было, – буркнула я, отпивая кофе.

 Отец посмотрел на меня, как на душевнобольную, и покачал головой.

– Ну да, ну да, ему ж, наверное, просто домашнего животного не хватало, и он решил завести тебя. Все правильно рассуждаешь, капитан, хвалю.

Мне стало обидно, отец редко устраивал мне подобные выволочки, хотя славился ими среди подчинённых, и я беспомощно посмотрела на маму. Мама же в ответ пожала плечами, давая понять, что согласна с отцом. Я разозлилась и встала из-за стола.