Недели через две после того, как пленные доставлены были на берег, viz. 16 ноября 1720 года, в Сантъяго-де-ла-Вега созван был суд Адмиралтейства, пред лицом коего следующие лица были осуждены, и председатель, сэр Николас Лоус, вынес им смертный приговор, viz.: Джон Рэкхэм, капитан; Джон Фезерстон, штурман; Ричард Корнер, старшина-рулевой; Джон Дэвис, Джон Хауэлл, Патрик Кэрти, Томас Эрл, Джемс Доббин и Ной Харвуд. Первые пятеро казнены были на следующий день на мысу Гэллоуз у города Порт-Роял, остальные – днем позже в Кингстоне; тела Рэкхэма, Феверстона[171] и Корнера после того были сняты и вновь подвешены на цепях: один на Свинцовом Мысу, другой на Кустарниковом рифе, третий же на Пушечном рифе.

Но что было весьма удивительно, так это осуждение девяти человек, кои взошли на борт шлюпа в тот самый день, когда он был захвачен. Их судили после отсрочки заседания суда, 24 января, все это время, как можно предположить, ожидая появления свидетельских улик, дабы доказать, что они взошли на борт с пиратскими намерениями; ибо, как представляется, они не совершали пиратских действий, как явствовало из показаний свидетелей против них, коими были два француза, захваченные Рэкхэмом невдалеке от острова Эспаньола[172], и под присягой показавших следующее:

– Что заключенные ныне под стражу, viz. Джон Итон, Эдвард Уорнер, Томас Бейкер, Томас Квик, Джон Коул, Бенджамен Палмер, Уолтер Роуз, Джон Хансон и Джон Говард, взошли на борт пиратского шлюпа у мыса Негрил, Рэкхэм же посылал для того на берег свое каноэ. Что они принесли с собой на борт ружья и абордажные сабли. Что когда капитан Барнет настиг их, некоторые пили, а другие гуляли по палубе. Что с пиратского шлюпа велась пальба из пушек и ручного оружия по шлюпу капитана Барнета, когда тот настиг их; и что когда шлюп капитана Барнета открыл стрельбу по шлюпу Рэкхэма, оные заключенные под стражу спустились в трюм. Что в то время, когда капитан Барнет настиг их, некоторые из оных заключенных под стражу (но которые именно, он не мог сказать) помогали гребцам на шлюпе, дабы уйти от Барнета; что все они, как представляется, были в сговоре.

Вот, по сути, и все, что свидетельствовали против них, узники же отвечали в свою защиту:

– Что у тех французов нет свидетелей. Что они купили питиагр, дабы охотиться на черепах; и будучи у мыса Негрил и только успев сойти на берег, завидели шлюп с белым вымпелом, приближающийся к ним, после чего они взяли свое оружие и укрылись в кустах. Что один из них окликнул шлюп, с коего ответствовали, что они англичане и желают пригласить их взойти на борт и распить чашу пунша; от чего они сперва отказались, но после долгих увещеваний отправились на шлюп в присланном с оного каноэ, собственный же питиагр оставили на якоре. Что не пробыли они на борту и малого времени, как показался шлюп капитана Барнета. Что Рэкхэм велел им помочь живо поднять якорь, от чего они все отказались. Что Рэкхэм применил насилие, дабы принудить их; и что когда капитан Барнет настиг их, они с готовностью и охотою сдались.

Когда узники доставлены были из тюрьмы и публику удалили из зала, суд рассмотрел их, узников, дела, и большинство членов комиссии пребывало во мнении, что все они виновны в пиратстве и уголовном деянии, а именно: переходе с пиратскими и уголовными намерениями к Джону Рэкхэму и иже с ним отъявленным пиратам, и по той причине они сами признаны за таковых, и всем им вынесли смертный приговор; что, как всякому должно признать, оказалось несколько несчастливым для бедных малых.

17 февраля Джон Итон, Томас Квик и Томас Бейкер казнены были на мысу Гэллоуз, что у Порт-Рояла, а на следующий день Джон Коул, Джон Говард и Бенджамен Палмер казнены были в Кингстоне; казнили позднее оставшихся троих или нет, мне неведомо.

Судимы были также две женщины-пирата, принадлежавшие к шайке Рэкхэма, и, будучи осуждены, вызваны были в суд и спрошены, может ли кто из них объявить нечто такое, отчего ее смертный приговор не следует исполнять, как то было уже сделано с прочими; и обе указали на свои животы, ибо каждая носила под сердцем дитя, и просили, чтобы казнь была отложена, после чего суд вынес приговор, какой следует пиратам, но направил их обратно в тюрьму, покуда не будут назначены подходящие присяжные, дабы разобрать дело.

Теперь нам должно начать историю, полную удивительных поворотов и приключений; я имею в виду историю Мэри Рид и Энн Бонни по прозвищу Красотка, как в действительности звали этих двух женщин-пиратов. Странные события их скитаний таковы, что кое-кто может поддаться искушению счесть весь рассказ не более чем новеллою или романом. Но поскольку ее подтверждают многие тысячи свидетельств – я разумею жителей Ямайки, кои присутствовали при их злоключениях и слышали истории их жизней после того, как впервые обнаружился их истинный пол, – правдивость сего может быть оспорена не более, чем то, что были на свете такие люди, как Робертс и Черная Борода, кои были пиратами[173].

Мэри Рид родилась в Англии, мать ее молоденькой девушкой вышла замуж за человека, который имел отношение к морю и, уйдя в плавание вскоре после женитьбы, оставил ее тяжелой, и она разрешилась мальчиком. Что до супруга, потерпел ли он крушение или умер в пути, Мэри Рид не могла сказать; однако он более не вернулся, и все же мать, бывшая совсем молодою и ветреною, столкнулась со случайностью, каковые часто приключаются с женщинами молодыми и не слишком осмотрительными; а именно с тем, что она скоро вновь оказалась с ребенком – без мужа, который был бы ему отцом, но как или от кого, никто, кроме нее, не мог сказать, ибо она пользовалась довольно хорошею репутацией среди соседей. Обнаружив, что бремя ее растет, она, дабы скрыть свой позор, устраивает формальный уход от родных мужа, объявив тем, что отправляется жить к своим друзьям в деревню. В соответствии с сим планом она уехала и увезла с собою маленького сына, коему в то время было меньше года. Вскоре после отъезда сын умер, но Провидение, в возмещение того, соблаговолило дать ей дочь, которою она благополучно разрешилась в своем убежище; это и была наша Мэри Рид.

Здесь мать жила три или четыре года, пока те деньги, что у нее были, почти все не вышли. Тогда она задумалась о возвращении в Лондон, а принимая во внимание, что мать ее мужа была довольно зажиточной, она не сомневалась, что смогла бы уговорить ту обеспечивать ребенка, если бы только можно было выдать его за того, который был прежде, но превращение девочки в мальчика казалось трудным делом, а обмануть искушенную старую женщину в таком вопросе было почти невозможно. Однако она рискнула одеть дочь как мальчика, привезла ее в город и представила свекрови как сына своего мужа. Старуха хотела было взять его к себе на воспитание, но мать сделала вид, что если она расстанется с ним, то сие разобьет ее сердце. Потому между ними было решено, что ребенок будет жить с матерью, а мнимая бабушка станет выплачивать по кроне в неделю на его содержание.

Таким образом мать достигла своей цели, и воспитывала свою дочь как мальчика, а когда та в определенном смысле выросла, сочла, что ее надлежит посвятить в тайну ее рождения, дабы побудить скрывать свой истинный пол. Случилось так, что бабушка умерла, по каковой причине поддержка, исходившая с той стороны, прекратилась, и они все более и более стеснены были в обстоятельствах. В связи с чем она принуждена была отдать дочь в услужение некоей французской даме, в качестве пажа, и в то время ей было отроду тринадцать лет. Здесь она не прожила долго, ибо, выросши дерзкой и сильной и имея склонность к бродяжничеству, самочинно поступила на военный корабль, где прослужила какое-то время, затем покинула и его, перешла к фландрийцам[174] и вступила кадетом в пехотный полк. И во время всех боевых действий вела себя с превеликою храбростью, но все же не могла получить офицерского чина, ибо почти все они покупались и продавались. Посему она оставила службу в пехоте и перешла в кавалерийский полк, где так хорошо проявила себя в нескольких схватках, что снискала уважение всех своих офицеров. Но поскольку ее сотоварищ, фламандец, по случайности оказался красивым парнем, то она в него влюбилась, и с того времени стала несколько пренебрегать своим долгом, так что, кажется, Марсу и Венере невозможно служить одновременно. Оружие ее и экипировка, кои всегда содержались в наилучшем порядке, были теперь в полном небрежении; правда, если товарища ее назначали в разъезд, она обычно шла туда без приказания и часто ввергала себя в опасности там, где дело ее не касалось, лишь бы быть рядом с ним. Остальные кавалеристы, подозревая тайную причину, побуждавшую ее к таковому поведению, вообразили, что она сошла с ума, а сам ее товарищ не мог объяснить сей странной перемены в ней, но любовь изобретательна, и, поскольку они спали в одной палатке и постоянно были вместе, она нашла способ дать ему обнаружить ее истинный пол, не подавая виду, что сие было проделано намеренно.