– Я не успокоюсь, пока вы не дадите хоть малейший знак своего расположения ко мне!

Пощёчина, которую Пох получил в следующее мгновение, ясно дала ему понять, что всё расположение Елизаветы Беэр к нему, ежели таковое и имелось, рассыпалось в прах.

Жена генерал-майора Беэра была очень привлекательной женщиной, это признавали многие из тех, кто её знал. Но сейчас, в этот момент, она была просто красавицей!

Её большие зеленоватые глаза, опушённые копьями длинных ресниц, казалось, прожигали несчастного потомка древних германцев насквозь. Пох, держась рукой за пылающую щеку, от этого взгляда попятился, освобождая Елизавете Андреевне путь.

– А в следующий раз я пожалуюсь на вас мужу.

Она ушла в дом, а Пох ещё долго стоял между двумя колоннами античного портика, повторяя про себя её последние слова.

Бурная реформаторская деятельность Петра Первого в России имела свои последствия и для стран Западной Европы. Многие иностранцы, только понаслышке знавшие о существовании Московии, были втянуты могучим водоворотом российских событий в эту страну, и служили своим новым хозяевам честно, верой и правдой. Тем более что условия для них здесь создавались почти идеальные.

Именно возможность заработать хорошие деньги и привела горного мастера Йозефа Поха из любезного его сердцу Дрездена в место, которое на картах мира либо обозначалось белым пятном, либо вообще отсутствовало. Дома осталась старушка-мать, единственной мечтой которой было женить сына на дочери местного пастора, успеть понянчить внуков и тихо отойти в иной мир к многочисленным предкам. И разлуку со своим милым Йозефом почтенная фрау расценивала как необходимое зло, с которым надо временно смириться. Всем своим соседям она говорила, что её мальчик заработает в этой дикой России много денег, вернётся в Дрезден, женится, и уже больше никогда не оставит свою старушку-мать одну.

Но когда Йозеф Пох наконец-то добрался до Барнаульского завода, все самые худшие его опасения оправдались полностью. Дикость, грязь, неимоверная удалённость от Европы, отсутствие самых на его взгляд примитивных удобств, тупость этих безмозглых русских мужиков, и вдобавок ко всему прочему выяснилось, что он совершенно не способен переносить эти жуткие морозы.

Два проведённых здесь года показались Поху непрерывным кошмаром, а впереди было ещё два. Его не радовали здесь ни деньги, которые ему исправно выплачивали в заводской канцелярии; ни успехи русских подмастерьев, которые с трудом умели читать и писать, но, тем не менее, успешно овладевали всеми тонкостями плавильного дела; ни дикие красоты Алтая. Всё это его мало трогало, и он считал дни, когда сможет вернуться домой в цивилизованную, размеренную и такую привычную жизнь.

Иногда, просыпаясь по утрам, он удивлённо оглядывался словно спрашивая себя, что он тут делает, и какая сила занесла его в этот глухой медвежий угол. Не находя ответа, вставал, одевался, шёл на службу, с остервенением бил по лицу ни в чём не повинных рабочих, а вечером запирался в своей комнате и сидел, тупо уставившись в стенку, до самой темноты, не зажигая свечей.

Всё изменилось, когда к начальнику Колывано-Воскресенских заводов приехала жена Елизавета Андреевна Беэр.

Когда Пох впервые увидел её, он закрыл глаза и стоял так несколько мгновений, не в силах справиться с душевным волнением. Все мадонны итальянских и немецких мастеров живописи получили в ней своё полное воплощение. Он не знал, как это возможно, но молодая женщина произвела на него впечатление сродни тому, которое он испытал в детстве, впервые услышав орган.

После этого события жизнь Поха здесь приобрела особый смысл. Он уже больше не обращал внимания на неудобства, которые его окружали. Целью его существования, его страстью стала эта женщина, этот ангел, этот образ, сотканный из его грёз и мечтаний. Но, скрытный по натуре, Пох держал это чувство глубоко в себе, стараясь не давать ни малейшего повода для сплетен и ненужных разговоров.

И вот сегодня атмосфера весёлого вечера, выпитое шампанское и близость к предмету своего обожания, – всё это позволило ему надеяться на то, что… Он и сам толком не знал на что, но он должен был с ней объясниться.

…Один из ночных мотыльков, бившихся в стекло масляной лампы, опалил крылья, закрутился в воздухе и, ударившись Поху в лицо, упал вниз.

Пох посмотрел на него и внезапно подумал, что он и сам сейчас вроде этого мотылька: без крыльев и без всякой надежды. Но это неправильно! Он молод, у него всё впереди. А то, что произошло сейчас… Он просто поторопился, а она не так поняла. А может, сердце её не свободно?

Нет, муж тут ни причём! Он старше своей жены в два раза. Этот брак не по любви. Но тогда кто занял в её сердце место? Йозеф Пох, мучаясь от ревности к неизвестному сопернику, поклялся себе, что добьётся любви обожаемого им ангела, чего бы это ему не стоило.

В числе приглашённых к Беэру гостей находился Николай Иванович Булгаков, горный офицер в звании капитан-поручика. Это был человек выше среднего роста, худощавого телосложения. Внешность имел при этом самую привлекательную для женского пола. Он, несомненно, знал об этом, но не придавал особого значения.

Отец его, Иван Александрович Булгаков, дослужившись до полковника артиллерии и имевший множество ранений и наград, вот уже третий год как пребывал в отставке. Голубой мечтой старого вояки было увидеть своего первенца Николку печатающим шаг на Дворцовой площади в кавалергардском полку. Привилегии гвардейцев, возможность быстрого карьерного роста, всё это, по мнению старшего Булгакова, должно было привлечь сына. Совсем не обязательно рубить в капусту врагов на поле боя и задыхаться в пушечном дыму, как это было у него самого. Но Николка, прослужив в гвардии несколько лет, неожиданно для всех, решил связать свою жизнь с делом, к войне никакого отношения не имеющим. Отец к выбору сына отнёсся с уважением, и только тайно вздыхал, представляя его в аксельбантах и с плюмажем из белых перьев.

В свои тридцать лет Николай Иванович был одинок. Из достоинств имел твёрдый характер и светлую голову. В суждениях своих был непреклонен и резок, чем вызывал немалое недовольство у начальства своего, терпевшего его, однако, по причинам от них независящих. Булгаков очень хорошо знал горное дело. Образование он получил за границей, и к тому же имел богатую практику на Урале. Из недостатков особого внимания заслуживает лишь его чрезмерное увлечение спиртным, а в остальном, если что и было, в глаза не бросалось.

Складывая в карман выигранные им в карты двести рублей, Николай Иванович заявил в ответ на протестующие крики партнёров, что играть сегодня он больше не намерен, и что это в их же интересах. После чего он выпил большую рюмку коньяку, и решил выйти из душных комнат на улицу.

Следует особо становиться на обстановке генеральского дома и людях, представлявших собой местное общество. На званый вечер пришли несколько чиновников заводской канцелярии, а в основном это были горные мастера, которые указом императрицы были приравнены к артиллерии и носили офицерские звания. Некоторые были с жёнами.

Попавший в первый раз в Барнаул какой-нибудь чиновник по особым поручениям из столицы был бы приятно поражён.

Местные дамы, несмотря на чудовищное расстояние от Санкт-Петербурга или Москвы, всегда одеты в костюмы нарядных материй, сшитые по последним парижским модам. Столы в зале убраны со вкусом и изысканностью, и вся обстановка выглядела такой, какой она бывает в современном европейском обществе. Все комнаты в доме были драпированы в разные тона, украшены роскошными цветами. Обилие картин на стенах, преимущественно на батальные темы, говорило об особых художественных пристрастиях хозяина дома.

Что ещё заслуживает внимания, так это огромное количество стульев, кресел и диванов. Столы стояли у каждой стены, в каждом углу. А так как основным развлечением здесь была карточная игра, то, вполне понятно, что почти все столы здесь были игорные.

Выйдя на улицу, Николай Иванович с удовольствием ощутил на разгорячённом лице ночную прохладу. Он закрыл глаза и стоял так несколько мгновений, ни о чём не думая, отдавшись состоянию расслабленности и покоя.