Рядом со мной тормозит огромный, стальной байк как раз в тот момент, когда я слышу обеспокоенный голос отца.

– Зои!

Не обращаю внимания. Смотрю на толстое, опухшее лицо водителя и спрашиваю:

– Подвезешь?

– Тебя? – он обнажает желтоватые зубы и хмыкает. – Да куда угодно, детка! Запрыгивай!

И, да, я запрыгиваю. Незнакомец ударяет по газам, папина рука хватается за мое плечо, но слишком поздно. Мы срываемся с места, взрываем тихие улицы диким взвизгом и несемся вперед навстречу чему-то неизведанному. Я крепко прижимаюсь к огромной спине водителя, зажимаю глаза и чувствую себя так отвратительно, что тошнит. Что я делаю? Что творю?

– Это твой папаша? – орет мужик. Чую, как от него ужасно разит, но все же отвечаю.

– Нет.

– Куда подвезти-то, детка?

Интересный вопрос. Я оглядываюсь, вижу, как молниеносно проскальзывают то с одной, то с другой стороны фонари, дома, машины и неожиданно понимаю, что не хочу принимать решения. Больше ничего не хочу. Куда уж больше размышлений на сегодня? Я и так успела вскипятить мозги, так пусть за меня отвечает нечто нематериальное, невидимое. Пусть со мной случится то, что должно случиться.

– Я туда же, куда и ты.

– Что?

– Что слышал.

К счастью, незнакомца я подхватила себе сговорчивого. Вместо того чтобы хорошенько мне врезать за тупую навязчивость, он усмехается и лишь прибавляет газу. Я чувствую, как переднее колесо открывается от земли, как моя спина нависает над асфальтом и верещу, что есть мощи. А мужик смеется. Выравнивает байк обратно и кричит:

– Пристегните ремни, леди!

И мы едим так быстро, что я даже кричать не могу из-за буйного, прохладного ветра. Все тело сковывает судорога, я принимаю смерть, представляю, как падаю на очередном, крутом повороте и трусь лицом об асфальт, и мне от этих мыслей становится так паршиво, что живот скручивается в сотни гигантских узлов. Что я делаю? Боже, что я творю? В голове все вертятся мысли о том, как быстро несется байк, как молниеносно проскальзывают по бокам машины, как незаметно и ненавязчиво на Санкт-Петербург опускается мрачный вечер, и как истошно от боли кричат все затекшие конечности. Мне кажется, я уже никогда не сойду на землю, никогда уже не смогу стоять ровно, дышать ровно, говорить ровно, как вдруг байк тормозит, и я неуклюже ударяюсь лбом о толстое плечо незнакомца.

– Приехали, – говорит он, заглушая двигатель, и оборачивается. Лицо у него удивительно отвратительное. – Что-то еще, детка?

Говорить сложно, поэтому я лишь несколько раз дергано покачиваю головой. Спрыгиваю с сидения, разминаю ноги и оглядываюсь: где же я? Впереди узкий, грязный переулок, по бокам – огромное скопление дорогих машин, байков. А позади яркая, мигающая вывеска: «Сатурн».

– Ооо, – тяну я и не могу сдержать ядовитой усмешки. Черт подери, я доверилась судьбе, а она привела меня к порогу бара? Да, еще и с таким нелепым названием. – Дьявол.

Повсюду незнакомые люди, в основном мужчины. Они курят, говорят о чем-то, смотрят в мою сторону и лыбятся, словно я новенькое пополнение в отряде молодых стриптизерш. Блеск. Протираю пальцами ледяное лицо. В конце концов, где я и могу чувствовать себя спокойно, так это в подобных заведениях. Что лгать. Мне пришлось сделать слишком много домашних заданий не в квартире, а за барной стойкой «Золотых куколок».

Иду в бар. Распахиваю металлические двери и тут же сталкиваюсь лицом к лицу с тяжелым, знакомым запахом пота, алкоголя, сигарет, тут же слышу знакомую оглушающую музыку, этот треск колонок, чьи-то стоны, и тут же вижу этих глупых девиц, ласкающих пальцами блестящие пилоны. Ничего не меняется. Никогда. Толпа кидает меня из стороны в сторону, но я упрямо прорываюсь к барной стойке. Сажусь, лениво облокачиваюсь локтями о деревянную панель и неосознанно втягиваю глубоко-глубоко в самое сердце такие знакомые и одновременно такие чужие воспоминания. В голове тут же что-то щелкает. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, ищу маму. Правда, ищу! Секунды три! Правда, вскоре порыв проходит. Реальность вновь падает ко мне на плечи и внутри неожиданно что-то ломается. Я порывисто смахиваю с глаз пелену, выпрямляюсь, говорю себе: успокойся, все хорошо, все в порядке! Но сгораю от мерзкого, ноющего чувства одиночества.

Облизываю губы и неохотно отодвигаюсь чуть в сторону. Все жутко толкаются, а мне необходимо пространство. Я будто задыхаюсь. Моргаю, облокачиваюсь головой о грязный, липкий барный столик и внезапно чувствую на себе чей-то взгляд. Не двигаясь, сканирую зал, изучаю полуголых танцовщиц, мужчин, размахивающих пачками денег прямо перед их лицами, официанток в откровенных, кружевных костюмах, и вдруг вижу его. Парня. Да, именно он испепеляет меня своим тяжелым взглядом так открыто и бесцеремонно, будто имеет на это полное право. Однако я тоже не отвожу глаз. Увлеченно рассматриваю его темные волосы, яркие глаза, широкие плечи и круглый стакан с какой-то выпивкой. Несколько девушек пытаются привлечь его внимание, улыбаются, вытягивают и скрещивают худощавые, кривые ноги на широком, белоснежном диване, но незнакомец почему-то смотрит только на меня. У него удивительные глаза. Очень красивые.

Я смущенно отворачиваюсь и подзываю к себе бармена.

– Мне водку с соком.

– Тебе? – он скептически выгибает бритые брови. – Алкоголь только после восемнадцати.

– Мы же можем решить эту проблему, – вокруг так много шума, что я не сомневаюсь в легальности сделки. Достаю последние четыре сотни и кладу на стол. – Идет?

К моему огромному удивлению женоподобный парень качает головой.

– Нет. Сначала паспорт, потом выпивка.

– Что? – я ошеломленно раскрываю рот. Что за черт? Я пью до постыдного редко, во всех клубах действует данная система, так почему же именно сегодня, именно в эту минуту, когда мне так жутко захотелось напиться, я встретила правильного бармена? Недовольно пихаю деньги обратно в сумку и рычу. Теперь-то здесь точно нечего делать.

– Позвольте угостить вас, – неожиданно кричит чей-то голос над моим ухом, и я взвинчено оборачиваюсь. Думаю, сейчас увижу того парня из VIP-сектора. Однако сталкиваюсь лицом к лицу с взрослым, симпатичным мужчиной. В правой руке он держит мутный, оранжевый коктейль. В левой – рюмку бронзового виски. Волосы у него рыжие, как огонь.

– Нет, спасибо.

– Перестань. Я ведь видел, как бармен подрезал твои крылышки. Сам был таким когда-то.

– Жалким?

– Молодым.

Он говорит и говорит. Рассказывает о своей тяжелой работе, последних годах в институте. Эмоционально размахивает руками в стороны и ведает о жизни, проблемах, философии. О том, как несправедлива судьба к бездомным, и как спятили все политики на Западе. Как безумно растут цены, и как быстро потеплело. И я ожидаю очередной истории, в стиле: прикинь, вот однажды со мной такое произошло – как вдруг он облокачивается всем телом о барную стойку и отключается. Растеряно вскидываю брови.

– Эй? – толкаю мужика в бок. – Вы как? Живы?

Но он не отвечает. Немного приоткрывает рот и дергает носом. Как же нелепо! Я усмехаюсь, прикусываю губу и неожиданно для себя вынимаю из его ладони оранжевый коктейль. Вряд ли он ему теперь пригодится. Делаю несколько глубоких глотков и мгновенно ощущаю горячую волну из спокойствия и мурашек. Расслабляю плечи, прикрываю глаза и внезапно понимаю, почему она любила пить. Нет, стоп! Она не любила пить. Иногда выпивала с друзьями, и только. Отхожу от стойки, вновь глотаю колючую, горькую жидкость, и дергаю головой: как же горячо! Ох! Поднимаю взгляд вверх, смотрю на потолок и столбенею: он кружится. Он вертится. Я поднимаю руки, двигаюсь в такт музыке и пьяно улыбаюсь, словно осушила не один стакан крепкого коктейля, а несколько десятков. Делаю еще один глоток, расстегиваю верхние пуговицы белоснежной, школьной рубашки и вновь припадаю губами к стакану. А клуб все крутится и крутится, и крутится. Я подпеваю незнакомой песне, бросаю взгляд в сторону барной стойки и вдруг понимаю, что мужчина испарился. Куда же он делся? Куда пропал? Хотя плевать. Какая разница. Допиваю коктейль, буквально слышу, как в голове что-то щелкает, и непроизвольно роняю стакан на пол. Он разбивается в замедленной для меня съемке. Касается дном паркета, трескается и тягуче рушится, как чьи-то планы или надежды. На качающихся ногах пытаюсь добраться до какого-нибудь кресла, но не могу. Только и делаю, что безвольно верчусь по кругу. Говорю: помогите, проведите меня, но никто не обращает внимания. Люди, их руки, глаза: все смазывается, смешивается, и теперь передо мной только сплошные разноцветные пятна, танцующиеся и мельтешащие из стороны в сторону.