"Отец, - рассказывает А. А. Есенина, - не верил, что можно прожить на деньги, заработанные стихами. Ему казалось, что ничего путного из этого не выйдет". Все это очень огорчало и угнетало Сергея Есенина.

Получив впервые в начале 1914 года деньги за стихи, напечатанные в журнале, Есенин принес их отцу. "Свой первый гонорар, кажется, около трех рублей, - пишет по этому поводу Николай Сардановский, - Сергей целиком отдал отцу, о чем у нас с ним был специальный обмен мнений. Насколько я Сергея понял, на эти деньги он смотрел не как на обычный заработок, а как на нечто высшее, достойное лучшего применения. Отдать эти деньги отцу, по его словам, надо было для того, чтобы оттенить священность этих денег для поэта, кроме того, отдавая первый гонорар отцу, Сергей хотел расположить отца в сторону своих литературных занятий". Удалось это сделать Есенину, правда, позднее. А пока все складывалось не очень хорошо. Отец был против стихов, на службе в конторе радости тоже было мало. К этому добавлялось едва ли не самое большое огорчение. В редакциях журналов и газет к стихам неизвестного крестьянского паренька относились довольно сдержанно, не торопясь с их публикацией. "Настроение было у него угнетенное, вспоминает близко знавшая Есенина в те годы А. Р. Изряднова, - он поэт, и никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать".

Есенин чувствует себя одиноким. Единственный человек, с кем Есенин ведет откровенный разговор, кому поверяет свои мысли, - спас-клепиковский друг Григорий Панфилов. "Я вижу, тебе живется не лучше моего, - пишет он из Москвы осенью 1912 года. - Ты тоже страдаешь духом, не к кому тебе приютиться и не с кем разделить наплывшие чувства души; глядишь на жизнь и думаешь: живешь или нет? Уж очень она протекает-то слишком однообразно, и что новый день, то положение становится невыносимее, потому что все старое становится противным, жаждешь нового, лучшего, чистого, а это старое-то слишком пошло. Ну ты подумай, как я живу, я сам себя даже не чувствую. "Живу ли я или жил ли я?" - такие задаю себе вопросы после недолгого пробуждения. Я сам не могу придумать, почему это сложилась такая жизнь, именно такая, чтобы жить и не чувствовать себя, то есть своей души и силы, как животное. Я употреблю все меры, чтобы проснуться. Так жить - спать и после сна на мгновение сознаваться, слишком скверно".

Письмо другу поэт заканчивает стихотворением, сообщая ему: "Я недавно написал "Капли".

Капли осенние, сколько наводите

На душу грусти вы, чувства тяжелого,

Тихо скользите по стеклам и бродите,

Точно как ищете что-то веселого.

Стихотворение "Капли" далеко еще не совершенно. Это скорей поэтический набросок. Есенин как бы договаривает в нем то, о чем до этого вел речь в письме. Чувствуется озабоченность поэта неустроенной судьбой "несчастных, жизнью убитых людей". По настроению "Капли" созвучны стихотворению "Моя жизнь", написанному Есениным в 1911 - 1912 годах в Спас-Клепиках:

Даль туманная радость и счастье сулит,

А дойду - только слышатся вздохи да слезы...

Те же мысли и настроения звучат и в "Каплях". На какое-то мгновение мир кажется поэту прекрасным, хочется верить, что просвет, надежда близки, но чем пристальнее вглядывается он в жизнь, тем несбыточнее эти мечты, золотая осень видится теперь поэту черной; действительность беспросветна, сурова, неумолима.

"...Ох, Гриша! - с грустью замечает он в другом письме к Панфилову. Как нелепа вся наша жизнь. Она коверкает нас с колыбели, и вместо действительно истинных людей выходят какие-то уроды.

...Человек! Подумай, что твоя жизнь, когда на пути зловещие раны. Богач, погляди вокруг тебя. Стоны и плач заглушают твою радость. Радость там, где у порога не слышны стоны.

...Да, Гриша, тяжело на белом свете. Хотел я с тобой поговорить о себе, а зашел к другим. Свет истины заманил меня к своему Очагу. Там лучше, там дышится вольней и свободней, там не чувствуется того мучения и угрызений совести, которые окружают всех во мраке злобы и разврата.

Хоть поговоришь-то о ней (об истине), и то облегчишь свою душу, а сделаешь если что, то счастлив безмерно. И нет пределам земной радости, которая, к сожалению, разрушается пошлостью безвременья..."

Судя по переписке с Панфиловым, у Есенина все больше осложняются отношения с отцом. На короткое время он наведывается в родное село, оттуда в Рязань, а затем опять в Москву. "Гриша, сейчас я нахожусь дома, сообщает он из Константинова Панфилову. - Каким образом я попал, объяснить в этом письме не представляется возможности... Сейчас я совершенно разлаженный. Кругом все больно... Не знаю, много ли времени продолжится это животное состояние. Я попал в тяжелые тиски отца. Жаль, что я молод!..

Никак не вывернешься.

Не знаю, что и писать, и голова тяжела, как свинец... Удрученное состояние. Скоро поеду в Рязань". И "еще одно письмо другу, теперь уже из Москвы: "Черт знает, что такое. В конторе жизнь становится невыносимой. Что делать?

Пишу письмо, а руки дрожат от волненья. Еще никогда я не испытывал таких угнетающих мук:

Грустно... Душевные муки

Сердце терзают и рвут,

Времени скучные звуки

Мне и вздохнуть не дают.

. . . . . . . . . . . . .

Доля, зачем ты дана!

Голову негде склонить,

Жизнь и горька и бедна,

Тяжко без счастия жить".

В стихотворении "Грустно... Душевные муки..." ясно слышны отзвуки стихотворения Надсона "Умерла моя муза...". Достаточно только вспомнить некоторые строфы:

Умерла моя муза!.. Недолго она

Озаряла мои одинокие дни...

. . . . . . . . . . . . . . . . .

А теперь - я один... Неприютно, темно.

Опустевший мой угол в глаза не глядит,

Словно черная птица, пугливо в окно

Непогодная полночь крылами стучит...

Стихотворение это как-то особенно взволновало Есенина. "...и опять, замечает он в письме к Панфилову, - тяжело тогда, и приходится говорить:

Облетели цветы, догорели огни,

Непроглядная ночь, как могила, темна".

В другом письме: "Почему-то невольно ползут в голову мрачные строчки", и далее приводит эти же строки.

Со стихами Надсона Есенин впервые познакомился, еще будучи в Спас-Клепиках. Томик поэта ему дал тогда учитель Е. М. Хитров. Потом, в Москве, он раздобыл себе такой же томик. "Я купил Надсона... - писал он Панфилову, - как у Хитрова..." Трагическая судьба поэта, погибшего от чахотки, его грустные стихи - все это принималось Есениным близко к сердцу. В отдельных ранних стихах Есенина - "Что прошло - не вернуть", "Поэт" ("Он бледен. Мыслит страшный путь..."), "Капли" и др. - видны следы подражания Надсону. Но было бы неверно даже в этих стихах все сводить к литературным влияниям. Главное в них - действительность, раздумья Есенина о жизни. Сомнения все чаще тревожат его: "Жизнь... Я не могу понять ее назначения, и ведь Христос тоже не открыл цель жизни. Он указал только, как жить, но чего этим можно достигнуть, никому не известно. Невольно почему-то лезут в голову думы Кольцова: