Клерк забрал заполненную форму на открытие счета, свидетельство о рождении и права. Номер социального страхования я записала в бланке. Если база сообщит ему, что у меня поддельные документы, он вызовет полицию. Струйка пота стекла по спине, щекоча между лопаток. Не надо было приходить в банк, это ошибка!

Клерк поднял укоризненный взгляд. Я сжала пальцы. Не заметила, как барабанила по стойке, совсем как босс. Только у него эта манера, скорее, выдавала раздражение. Клерк не спускал с меня внимательного взгляда, потом перевел взгляд на бумаги в руках, постучал по клавиатуре, распечатал договор и выдал номер счета. Наверное, он просто сравнивал мое лицо с фотографией в правах, но моя рубашка взмокла от пота.

– Подпишите здесь, и здесь. Надеюсь, вам понравилось обслуживание. – Это все, что он сказал, и я была невероятно счастлива.

Теперь я официально стала Скай Моррис, со счетом в банке и пластиковой карточкой. Никому не известной Скай Моррис, которую никто не будет искать. Интересная дилемма: ложь мне претила, но сейчас она превратилась в доспехи – защищала от угроз, но и притягивала к земле.

***

Избегать прикосновений становилось все сложнее, особенно на занятиях по рукопашному бою. Но частые физические контакты тоже своеобразная тренировка на прочность. Я училась справляться с побочными эффектами – усталостью, «ватой» в ушах, и подчиняла способность. В Портленде у меня не вышло, я бросила айкидо после пары месяцев, но сейчас твердо решила не отступать.

Рана почти зажила, и я записалась на боевое карате. Круглосуточный спорт клуб располагался прямо под нашим офисом, на два этажа ниже.

Спарринг, который пришлось осваивать на новом месте, походил на сборную солянку разных стилей: айкидо, карате, бокс. Можно было ставить подножки и бить ниже пояса, главное – вытолкнуть противника за черту. Кто удержится внутри пять минут, тот и победил. Сегодня вечером напарником по спаррингу выпал Питерсон. Он был не самым лучшим партнером: имел дурную привычку просчитывать движения противника, словно в шахматной партии, пытаясь предугадать на несколько шагов вперед, и по неведомой причине считал, что люди поведут себя согласно прогнозу. Это раздражало.

– Моррис, тебя сегодня на учебе сильно гоняли? – крикнул Стюарт, когда Питерсон поднимал меня с мата после очередного «нокаута». Стюарт стоял у «груши», наматывая бинты на кисти. – Теория была или практика? Девушки ведь быстро утомляются от практики?

И какое ему дело? Что за вопросы?

– Стюарт, лучше заткнись, а то тебя запишут в шовинисты, – Питерсон рассмеялся.

– Друг, меня другое беспокоит, – заржал Стюарт. – Хикс мне денег должен, я еще больше потерять не хочу.

– Зачем же ты Хиксу даешь? Знаешь же, что он не возвращает, – Питерсон пробежался на месте и поманил меня пальцем. – Давай, Моррис, упади еще раз пять. Все в накладе.

Какой-то бредовый разговор, я не поняла ни слова, снова готовясь к физическому контакту и уговаривая себя, что смогу подчинить способность. Питерсон сделал выпад, я поставила блок и тут же окунулась в расчетливый азарт противника – похоже на ощущение холодного ветра под кожей. Питерсон отскочил, и на секунду показалось, что на меня пахнуло жаром из печи – уже моя реакция на чужие эмоции. Питерсон сделал выпад, я отразила, и снова холодный воздух пронесся под кожей. Выпад – блок; холод – жар. Такой «контрастный душ» утомлял, обычно я теряла внимание и становилась легкой добычей. Сегодня Питерсон казался особенно заинтересованным в победе.

Я задержала дыхание и медленно выдохнула. Какой смысл в способности, если она превращает в желе? Сделала ложный выпад в челюсть, а потом ударила в открытый живот. Питерсон вылетел за границу мата.

– Моррис, – он удивленно выдохнул. – Что это с тобой?

Я поманила его обратно. Стюарт оторвался от груши и хмыкнул.

Когда я немного привыкла к «контрастному душу», сделать серию ложных выпадов оказалось не сложно. Питерсон переступил черту. Вот он – настоящий азарт. Не чужой азарт, не азарт Джоша, а мой!

– Только не говори, что я поставил не на ту лошадку, – Стюарт сражался с «грушей». Питерсон недовольно шагнул обратно.

– Я ей поддаюсь, – пробурчал он. – Должна же она учиться.

Ненавижу, когда обо мне говорят в третьем лице! Через пару минут Питерсон упал на мат, а Стюарт отвлекся от снаряда и подошел ближе. Пока Питерсон поднимался, я смаковала отголоски его эмоций, как экзотические фрукты: оторопь, недовольство, досаду. Спарринги превратились в своеобразный прием у психотерапевта – я училась отделять себя от другого.

В зал вошел Бенсон, и я наметила цель: победить его.

Питерсон провел атаку, я не успела поставить блок и рухнула на мат под аплодисменты Стюарта.

– Время. Моррис выиграла, – ликовал он. – Мы такого не предусмотрели. Как теперь выкручиваться?

– Помолчал бы ты, – пробурчал Питерсон, протягивая руку. – Вставай, Моррис.

Питерсон поделился со мной озадаченностью, наверное, пытался понять, где в расчеты закралась ошибка. Я ликовала – сегодня способность не взяла надо мной вверх, а я немножко ее обуздала.

– Спасибо за бой, – я поблагодарила Питерсона.

– Ты себя нормально чувствуешь? – он окинул меня растерянным взглядом.

– Да. А что?

– Да вот, – Питерсон моргнул. – Как так вышло?

Я опустила взгляд. На левом боку кипельно-белого кимоно расплывалось маленькое, но яркое красное пятно. Черт, рана!

– Все в порядке.

Я промчалась мимо Бенсона, который начал разминку. Питерсон кричал вслед что-то про больницу, но я спряталась от него в женском туалете и сорвала пластырь с раны. Так и есть: края разошлись, сочилась кровь. Когда уже заживет? От нее сплошные неприятности. Кимоно придется забрать с собой и постирать, и вернуться в офис – в аптечке босса есть пластырь. Тогда и переоденусь там же, не пачкать же рубашку кровью.

Я влетела в кабинет босса и застыла. Таннер сидел за столом с включенным монитором и раскрытой папкой на столе. В девять вечера я не рассчитывала застать его на рабочем месте.

– Что случилось? – он недовольно уставился на меня.

– Ничего, – я попятилась. – Все в порядке. Простите.

Придется ехать в аптеку. Я развернулась боком, чтобы он не увидел красное пятно на белом кимоно, но опоздала.

– Это что еще такое? – в голосе пробилось удивление, а на лице проступило возмущение.

– Ничего страшного. Поцарапалась, – я пятилась до двери, пока не нащупала дверную ручку. Стажеру попадать в такие ситуации противопоказано.

– Поцарапалась? – Таннер приподнял бровь. – В кимоно? Вы уход от ножевого отрабатывали? С кем?

– Мне завтра рано вставать. Я пойду. – Обилие вопросов нервировало.

Таннер поднялся.

– Стоять!

Я возмущенно уставилась на босса. Что за фокусы? Он еще и орет на подчиненных?

– Поножовщина среди сотрудников – подсудное дело, – произнес Таннер немного смущенно, явно жалея, что допустил резкость. – Что произошло?

– Не было никакой поножовщины. Я поранилась не сегодня.

– А когда?

Не ждет же он, что я буду перед ним отчитываться? Таннер подошел к шкафчику и достал аптечку.

– Мне нужен пластырь.

– Пластырь? – он усмехнулся. – Я всегда говорил, что курсы первой помощи надо ставить раньше юридических процедур, чтобы стажеры не истекли кровью над учебниками. – Он подошел ко мне и закрыл дверь. – Дай посмотрю, чем ты там так поцарапалась.

Я застыла перед боссом и, наверное, покраснела. Придется снять рубашку?

– Если мне не доверяешь, отвезу в больницу, – произнес он вкрадчиво, словно брал на слабо.

Я стиснула зубы. Наверное, лучше снять рубашку и пережить пять минут смущения, чем оказаться за решеткой и опасаться, что Виктор меня раскрыл.

Таннер указал на кресло перед столом, подвинул стул и сел. Спустя пару секунд вопросительно посмотрел на меня. Я села и аккуратно приподняла край рубашки. Через пару секунд босс многозначительно хмыкнул.

– Поножовщина все-таки была, – заключил он и нахмурился. – Нужно наложить швы, иначе так и будет расходиться. Края раны воспалены, само не заживет.