Еще вспышка. И темнота… теперь только темнота…

– Где я?

– Ты в Хранилище.

– Давно?

– Все относительно.

– Я не чувствую своих ног! Я ранен?

– Ног!? Ха-ха! А что ты скажешь про руки? Очнись, дружище, ты мертв! Тебя привели сюда еще в начале прошлого планетарного цикла, и ты был невменяем. Всё орал0 о том, что всех порубишь на куски, и грозился добраться до Него самого, предварительно разделавшись со своими Кураторами, если тебя сейчас же не отпустят! Тебя еле угомонили, вколов лошадиную дозу снотворного.

– Я умер?..

– Ну, наконец-то ты стал мыслить логически! А то поначалу ты так буянил, что тебя поставили в самый конец очереди на рождение. Вот, кстати, и твой номерок. Просили передать, когда ты придешь в сознание…

Незнакомец сделал плавное движение в мою сторону, и в меня впечаталась светящаяся надпись с моими инициалами и номером. Странный номер. Таких я еще не видел. А вот парень (полагаю, что это парень) был мне смутно знаком… Где-то я его уже встречал. Вот только где?

– Знаешь, что странно? – подал голос мой сосед с другой стороны. – Его поставили аж за Левиафанами, Тифонами и Сциллой! Мало того, что очередь до них вообще никогда не доходит, так еще, судя по его номеру, если и придет его черед, то дело его сначала отправят на предварительное рассмотрение. А там – пройти все инстанции, чтобы тебе дали тело, практически нереально!

– Что же ты такого натворил? – вздохнул сосед сверху и, если бы у нас были тела, то обязательно покачал бы головой.

Тут я решил осмотреться и содрогнулся от увиденного: во все стороны, даже вверх и вниз, насколько хватало воображения, простирались стеллажи с капсулами, в которых хранились – иначе не скажешь – такие же души, как я и мои соседи. Я прислонился к тонкой пленке, отделявшей мою капсулу от внешнего пространства, и был отброшен назад мощным электрическим разрядом.

– Даже не пытайся! Только быстрее с ума сойдешь.

– Да я только посмотреть хотел!

– И этого они тоже не любят.

– Кто – они?

– Стражи.

– Ну, офигеть теперь! Здесь еще и стражи есть!?

– Если ты не в курсе, то ты в тюрьме, вообще-то. Причем, судя опять же по твоему номеру, ты здесь как особо опасный записан.

– Здесь какая-то ошибка! Мне нужно быть рядом с ней! Я должен идти! Мне нужно поговорить с начальником! Эй! Стражи! Мать Вашу! Кто здесь главный!?

Разряд электричества. Стенки капсулы заискрили и помутнели, став темными, как августовская ночь.

Да! Я еще помню, что такое Август.

Август. Какое вкусное слово! Так хочется снова произнести его вслух, а не просто подумать. Хочется снова ощутить прикосновение ласковых и нежных рук на волосах, когда любимая вынимает из них травинки после страстной ночи, проведенной на сеновале. Я почти вспомнил, как тогда было хорошо! Помню, как я провожал ее в опочивальню, как мы шли по брусчатке замковых улиц, прижимаясь друг к другу и закрываясь капюшонами, чтобы нас не узнали. Я с ужасом вспоминаю лицо ее отца, когда тот выяснил, что эту ночь его любимая дочь провела не только за пределами монастыря, но и в крепких мужских руках. Всё! Хватит! Стоп! Я не хочу больше! Прекратите! Но стены капсулы неумолимо продолжают показывать события прошлого, повторяя их с точностью до мельчайших деталей, прямо как в жизни, за исключением одного маленького нюанса: сейчас уже ничего нельзя изменить. И раз за разом просматривая на стенках капсулы этот эпизод одной из моих жизней, ту злополучную ночь, я взрываюсь от ярости и ненависти к самому себе. Как бы я хотел набраться тогда терпения и дождаться законного венчания! Ведь мы были предназначены друг для друга! Но почему меня не предупредили, что это настолько важно? Венчание? Ритуал? Посвящение в Хранители? Или мне говорили, но я не слушал? Не хотел слушать? После бесконечных просмотров, приступы гнева становятся всё глуше и короче, боль уходит, и я уже спокойно и даже отрешенно досматриваю до конца, ведь сейчас ничего уже нельзя изменить. Ничего. Изменить. Нельзя.

Вижу, как ее отец – Магистр Ордена – в исступлении рвет волосы на своей голове. Вижу, как она, заплаканная, просит о пощаде для нас обоих, но у него нет выбора, – он должен ее убить, чтобы она не досталась разъяренной толпе под окнами.

Вижу, как рыдаю на их могилах и царапаю переломанными пальцами холодный камень. Пытаюсь шептать выбитой летевшими в меня камнями челюстью, что люблю ее и когда-то давно, наверное, еще в другом мире, обещал ей, что всегда буду рядом. Не могу сказать, что нарушил обещание, но она погибла по моей вине.

Она должна была стать следующим Магистром и, возглавив Армии Воинов Света, освободить планету от мрака. Но я разрушил всё. Я – причина разгулявшегося террора Инквизиции. Прошу любить и жаловать! Хорошо еще, что сама планета уцелела, а не было как в прошлые разы – с Атлантидой, Гипербореей и Цивилизацией Майя! Да-да, там я тоже приложил руку…

Теперь понятно, почему я здесь. Четыре раза чуть ни уничтожил планету! Шутка ли!? Не специально, конечно, но кого это волнует? И это речь только про Землю. Остальные провальные Апокалипсисы мне уже не припоминают из-за срока давности… Действительно: особо опасный преступник рецидивист…

Сколько раз прокрутили передо мной все эти сцены, я не помню… может тысячи, может сотни тысяч раз или больше… Знаю лишь, что с каждым мгновением во мне росло неудержимое желание вернуться на Землю, прийти в рождение и быть рядом с той, кому поклялся когда-то в вечной верности, но предал тем, что слишком рьяно следовал своим клятвам. Только там, в рождении, я смогу изменить и исправить то, что натворил. На Земле все можно исправить! Я хочу родиться! Я стал одержим этой мыслью. Я хотел обратно на Землю, любыми способами, правдами и неправдами. Я Хочу Родиться! В плотном мире летели годы и десятилетия, а я жил только одной единственной идеей: Я! Хочу! Родиться!

– Эй, ты! – Страж прервал поток моих терзаний. – К тебе посетитель.

– Ну, здравствуй! – Ласковый, вкрадчивый голос, казалось, сотряс всё пространство моей тюрьмы.

Даже сквозь пленку капсулы я был ослеплен ее сияющими одеяниями и лучезарной улыбкой. Да, я не мог видеть ее глаз, но я узнал ее сразу же. Как обычно узнаешь свое отражение. Я помню ее, как самого себя.

– Что тебе нужно, Аксайя?

– О! Ты, как всегда, вежлив! Между прочим, я внесла за тебя залог и в очередной раз поручилась, что впредь ты будешь примерным Хранителем. Пойдем! Нужно привести тебя в порядок!

– Вот что меня удивляет и радует одновременно, так это то, что ты всегда меня находишь, как бы глубоко меня ни засунули! – ухмыльнулся я, недоверчиво проходя через стену Хранилища, ранее грозившую мне быть поджаренным.

– Мне может понадобиться твоя помощь. – Сухо отрезала Аксайя, немного нахмурившись.

Мы молча шли по гулким тоннелям и переходам, лишь изредка обмениваясь взглядами. Впрочем, в ее глазах было, как обычно, больше загадок, чем ответов.

– Ты знаешь, что ты был в самом конце очереди? – вдруг спросила она. – Если бы тебя и отправили в рождение, то только лет через семьсот, и не в самое приятное место. И, мягко говоря, не в самое здоровое тело.

– Как показывает опыт, меня, до того, как родиться окончательно, еще раз двадцать прокатили бы через аборт, десяток – через неудачные роды с летальным исходом, и еще пару раз, ну так, вдогонку, чтоб прочувствовать всю значимость момента – через внезапную младенческую смерть…

– Абсолютно верно… вот последнее нас как раз и интересует…

– Что ты хочешь этим сказать? Ты вновь решила вернуться к старому доброму убиению невинных младенцев? – усмехнулся я. – О! Да мы как раз в родильной палате!