И вопли обречённых
Лишь там, вдали,
Терзали тишину…
И не мешали жить здесь
Никому.
33
Теперь пытать найманов будет там
Сама природа,
И Зло само обрушится с небес,
И муками одарит юность.
И сколько им терпеть,
То нам не счесть.
Ужели ж провидение оставит,
Не взглянет и не навестит,
Забыв о благости прощения,
И о пределах искупления…
34
А Солнца лютая жара,
Разделит казнь без сожаления…
И тогда
Дух верблюдицы младой
Отнимет ум, и память их
Возьмёт с собою,
И унесёт в миры иные,
Нам не известные, чужие…
35
Очерчен круг.
Пройдёт неделя адских мук.
И за оставшимся в живых
Придёт жуань-жуанец,
И если есть живой, не труп –
Его он отогреет,
И выходить сумеет.
Он призовёт искусство тёмных сил -
Пусть этот свет уж пленнику не мил,
Но жить заставит подлый враг,
И проведёт сквозь время и врата,
Пусть кто-то скажет: –
Это чудеса… -
36
Вот первый день
Лежит тот Жоломан,
Средь земляков своих – найман.
И руки затекли, и ноги,
На солнце быстро сохнет вый,
Врезается своею мертвой хваткой,
Капканом голову сжимает,
Чужая плоть, та жалости не знает…
37
А губы трескаются в кровь –
И в ранах те, как были, вновь.
И просят капельку воды
У солнца и самой земли…
Но в сарозеках суховей
Гуляет в полдень, глянь,
Проверь…
38
Никто не даст тебе воды…
И не мечтай, и не проси
Даже богов,
И их земли…
Быть может, небо снизойдёт,
И тучею с водой придёт?
Но как же боги далеки,
Не слышат вопля их души…
39
И пытки дни текут
В пустыне,
И в полдень адская жара -
Она одна -
Мираж с водою принесла.
А кругом
Всё так же жаждет,
Как и он.
И хочет пить
Пожухлая трава,
Колючками она вся обросла.
А камень
Лопнуть от жары готов,
Горячий он,
Совсем, совсем иссох.
Песок сверкает и слегка шуршит.
Под ветром с пылью он
Куда спешит?
40
Кто пытку изобрёл такую,
Жестокую, безумную, лихую?
Здесь жизнь и смерть
Сошлись на грани…
Друг другу
Заглянув в глаза…
Кто заберёт ту плоть,
Пока живую,
И выдержит ли это всё
ДУША?
41
И Жоломан там корчится,
И стонет,
А молодость сражается
За жизнь.
Узнай свои возможности,
Дивись…
Боль подступает отовсюду.
На теле нет и островка,
Чтоб не кричал -
Спаси меня…
42
Сознание мечется в испуге,
В предчувствии болит душа:
– Когда же, боже мой,
Когда покину тело
Навсегда?-
За что терплю подобный
Ад?
И не ослеп,
Скользит мой взгляд,
Один гуляет в сарозеки…
Спешит за горизонт, бежит,
И видит мир, и он не мой…
Иной.
Но боги…
43
И вспоминает он
Найманов,
И мать с отцом, у юрты – конь,
И луноликую соседку,
Что дарит взглядами весной…
Любви лишь распустились почки,
Лишь показался сам цветок,
И обрубили тот росток…
Он тоже где-то засыхает,
Он гибнет в муках, увядает.
Должно быть, больно и ему.
Не повернуть уж вспять
Судьбу…
44
И Желоман освободился,
Любви росток его покинул,
Засох, бесшумно отлетел,
И в муки моря погрузился…
Он мысленно простился с ним,
И никого уж не любил,
Лишь боль и ненависть одна,
Пока в груди ещё жила.
Возненавидел он весь свет,
И ночь, и день, и даже тень,
К богам проклятия шлёт свои,
И в криках ищет облегчения,
И барса дикого зовёт…
45
Чтоб он упился его кровью,
Избавил от жестоких мук.
А кости, чтоб под солнцем этим
Истлели сами как-нибудь.
И прах его чтоб суховей
Донёс до матери дверей…
46
Змею к себе он призывает,
В отчаянии моля убить,
И эти муки – хуже ада,
Смертельным чудом прекратить…
Ведь смерть сама –
Она же – благо,
Забвение собой несёт,
В ней боли нет, и пытки тоже.
И ад и боль лишь здесь
Живут.
Лишь здесь терзает его
Жажда,
Ломает кости, мышцы рвёт.
И голод, с жаром наковальни,
В висках стучит.
И бред несёт…
47
Уж ничего не видят
Очи,
Найманы мёртвыми
Лежат.
Их жуткие во смраде
Трупы
Вздуваются
И сеют яд…
Лишь Жоломан уставил очи
В Луны тупое озерцо.
Он ничего уже не знает,
Он есть –
И нет его давно.
48
Лишь плоть его
Пока жива.
И кровь ещё течёт по венам,
И дышит кто-то,
Но не он.
С ним боль ушла сама
Наверно…
Но кто то знает
Достоверно.
49
Луна одна в его глазах,
Холодным светом отразилась.
И этот свет, его пятно -
Всю жизнь его
Оно затмило.
Весь этот мир, и бой, и дом
В пятно навеки
Обратились.
Ушла душа,
И память с болью,
Пришло полнейшее ничто.
А сердце бьётся еле-еле,
И задыхается оно…
50
Манкурт – коль выживет–
Восстанет,
И по земле начнёт бродить,
Исполнит всё он, что прикажут,
Лишь чтобы боль не возродить…
Не возвратилась чтобы пытка,
Отнявшая души оскол,
Убившая в нём воина, сына,
И превратившая в НИЧТО…
Куда исчезли знания, чувства,
На месте том – Луны пятно…
51
Жуань- Жаны по утру
Забрали
Выживших в той пытке…
Колодки же со всех содрали,
Чтоб те на солнце не пропали.
Довольно пленных в стане есть -
Им пригодятся,
Непременно, всё повториться
Неизменно.
52
Хозяин заглянул в глаза
Ещё живые, Жоломана,
Увидел тусклое пятно: -
Ты мой, всё будет хорошо…
И господин твой – я
Отныне…Ты – верный раб,
Им был всегда,
Постигла здесь тебя беда,
Но снова дам я жизнь тебе,
И будешь ты слугою мне,
Мне преданней раба служить,
Меня от бед и зол
Хранить,
Стеречь добро моё
И дом,
Как верный пёс –
Ты будешь жить. -
53
И Жоломана искупали,
И накормили, дали жить,
Приставили к стадам верблюдов,
Позволили за ним ходить…
Что было до, и будет после,
Кто он, откуда и когда
Пришел он в САРОЗЕКИ эти –
Забыл теперь он навсегда…
Найман он – может быть
Найманом.
Жуань-жуанец – может быть…
Враги, друзья, и просто –
Люди
Внушают страх ему -
И всё….
54
На голове шири – папаха,
Но боли нет, чего ж ещё?
Хозяин – бог ему и плаха,
Зачем, и что ему ещё?
Да, он теперь даже не раб.
Там море мук, желаний, планов…
Не знает он о них – и всё.
Он только просто биоробот,
Что так желают в нашем веке
Отчаянно создать…
Чтоб исполняли все приказы,
Чтоб муки совести не знали,
Души своей не понимали,
Не ведали её путей.
Законов жизни и друзей…
Не знали чтоб они и Бога,
И чтобы заповеди все
Не умещались в голове…
Удобно в мире жить такими,
Почти болванками
Пустыми?
Часть 2. Найман-Ана
1
Я блуждаю в древности веков,
Заблудилась в том пространстве,
Где рождался звон летящих стрел,
И храпел, устав в боях верблюд.
Где палило Солнце беспощадно,
Жизнь текла спокойно
И понятно.
Кочевали дикие стада,
С ними шли кочевники и я.
2
Сарозеки греются под солнцем,
Манят тысячные жирные стада…
На верблюдах мчалась та эпоха,
И с верблюдом истово жила.
Стан найманов полон тихой скорби.
Слёз полны озёра глаз,
