– Приступай, – без дальнейших раздумий решился Эней, закрыв проекционные глаза и погрузившись в искусственный сон…

В сознании смешалось будущее, настоящее и прошлое.

Бабушка подошла к белокурому голубоглазому мальчику со смешными вьющимися кудряшками и грустной застенчивой улыбкой и спросила:

– Лиурфл, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Писателем! – не задумываясь, ответил пятилетний малыш.

– Почему же не астронавтом? – уточнила вопрос седая старушка.

Мальчик внимательно на неё посмотрел и с грустью в голосе ответил:

– В космосе темно, холодно и очень одиноко. Посмотри ночью на небо. Разве не понятно?

Лиурфл не умел ни писать, ни читать. Он не имел ни малейшего понятия почему так ответил бабушке. Перед глазами мальчика молниеносно промелькнул образ убелённого сединой старика, сидящего в кресле-качалке, держащего в руках толстую книгу в коричневом переплёте. Старик внимательно и строго посмотрел на мальчика. Ничего не сказав, странный образ развеялся в сизый пепельный дым, оставив на душе у наивного ребёнка осознанное ощущение, что увидел себя таким, каким он станет через много-много лет.

Лиурфл вернулся мыслями в сад к бабушке и её взрослому вопросу. Увидев, как она отчего-то расстроилась, сорванец решил её немного подбодрить:

– Да, писателем, разведчиком или учёным! – быстро затараторил мальчишка. Потому что астронавт не может быть не учёным. Он просто погибнет в космосе, понимаешь? – с надеждой в голосе задал свой вопрос Лиурфл бабушке.

Не дождавшись ответа, неугомонный сорванец рванул вприпрыжку по саду, наполненному ароматом спелых фруктов, по форме напоминающих земные груши и яблоки, ярко-оранжевого и фиолетового цвета, звенящим жужжанием гигантских пчёл размером с тёмно-голубую бабочку Морфу, солнечным переливистым ликованием серебряных птиц с глазами сапфирового цвета и кружевным обрамлением оперенья вокруг красного хохолка.

Изображая взлетающий космический корабль, весело и задорно смеясь, Лиурфл носился между перламутровыми деревьями, стволы которых были покрыты эластичной бронзовой чешуёй, специально задевая гибкие жилистые ветки, увенчанные пёстрыми плодами. Радужные фрукты с надрывным треском, прорываясь сквозь строй отважного ополчения молодых побегов, сыпались на малахитовое покрывало сада.

Лиурфл остановился и обратил самое пристальное внимание на подобное муравью насекомое тёмно-зелёного цвета с переливчатым фейерверком хитинового панциря, ползущего вверх по чешуйчатому стволу плодового дерева.

Куда так торопится этот лупусквей6?

Нужно обязательно проследить за ним. Лупусквей, быстро перебирая лапками по живой коре дерева, весело полз на самый верх, поближе к светилу. Лиурфл внимательно осмотрел лупусквья, и, неожиданно для себя, схватил маленькими бледными пальчиками насекомое и бросил его в лужицу, которая образовалась после дождя.

Лупусквей погрузился в воду, неуклюже барахтаясь. Опустившись на самое дно, он стал усиленно грести мощными лапками по мокрой и липкой жиже.

Выбравшись на поверхность, лупусский муравей отряхнулся, как собака, визгливо пропищал недовольное минорное контральто, и собрался быстро ретироваться от греха подальше. Лиурфл внимательно наблюдал за насекомым. Ему было жалко топить дружелюбное существо. Однако неуёмная жажда исследования мира победила. Мальчик вновь швырнул лупусквья в самый центр природного водоёма и очень удивился, что упрямый членистоногий, погруженный в жидкость, смог всё же выбраться по самому дну лужи на сухое место. Было что-то неправильно и обидное, что какой-то ничтожный лупусквей, который по логике мальчика должен был утонуть, так легко выкарабкался.

Лиурфл вновь подцепил палочкой насекомое, изменившее свой цвет на ярко-бордовый и ставшее ядовитым, и метнул его в самое глубокое место.

Лапки несчастного создания увязли в непролазной жёлтой грязи. С большим трудом и из последних сил лупусквей пробирался к свету по дну лужи, навстречу солнечному теплу и жизни. Цепкие лапки ослабели и полностью увязли в мокрой кашице. Практически уже не двигаясь, он всё-таки не сдавался и продолжал свой скорбный путь…

Лупусквьишка, отчаянно боровшийся за жизнь, обратил взор к небосводу и сквозь толщу воду увидел солнечный свет, весело подмигивающий ему сквозь пелену мрака, накатывающего на его душу.

Лиурфл уменьшился до размера насекомого и очутился в водоёме…

Он и был этим самым лупусским муравьём. Находясь на грани жизни и смерти, Лиурфл-муравей подумал, что уже не вернётся сегодня вовремя в улей.

Всю свою жизнь он размышлял:

– Жизнь или эмпирическое бытие как внешнего мира, так и внутреннего, являются иллюзией, истинное бытие непознаваемо. Причиной страданий в жизни является жажда бытия, порождённая невежеством. Из жажды возникает голод, из голода-страсти, пустые надежды и привязанности, стремление, борьба, которые влекут за собой победу или поражение, гордыню или унижение, и в конечном счёте скорбь, а за ней непреодолимую тьму неизбежной смерти. Жизненным принципом большинства его знакомых муравьёв было: брать вес побольше и нести подальше. В отличие от других своих сородичей, изо дня в день, выполняющих монотонную рутинную работу, муравей не считал нужным бесцельно таскать тяжести, перенося их с места на место. Он полагал бессмысленным всё то, что не направлено на созерцание мира. В спешке и суете «муравьи» из его улья умножали богатства и пожинали скорби…

Находясь у последней черты жизни, за которой следует неизвестность «Лиурфл-муравей» успокоился. Он не чувствовал страха. Иллюзия жизни оставила его. Он перестал барахтаться и скрести одеревеневшими лапками по грязному дну лужи. В последний раз взглянув на солнечный свет со дна лужи, муравей закрыл глаза и остановился. Он смирился и отказывался бороться. Жажда жизни оставила его. Лиурфл вновь увеличился до своего нормального размера.

– Глупый, глупый муравей! Зачем ты только сдался? Почему не боролся до конца? Я бы спас тебя, непременно! Ну, пожалуйста, оживи! Обещаю, что это было последнее погружение, – жалобно со слезами на глазах попросил Лиурфл у застывшего в смертной агонии несчастного муравья.

Лиурфл искренне желал насекомому добра и очень надеялся, что муравей благополучно выползет по дну мокрой лужи. Жаль, что он ошибся. Последний бросок в мутную воду стал для муравья роковым. Очень и очень жаль…

Хрустальный звездопад осыпался на землю и в мгновение день стал ночью, которая засияла ледяной непознаваемой тайной бесконечного бытия.

Эней очень расстроился. Он не мог понять, почему вдруг превратился в другого мальчика, внешне так похожего на него, который издевался над странным насекомым. Лиурфл был ему так неуловимо знаком и близок…

Эней, беспрестанно меняя внешность, превращаясь в Лиурфла, потом обратно, задумчиво побрёл куда глаза глядят, испытывая угрызения совести за нечаянно причинённую смерть живому существу. Слёзы его душили. Комом застрял крик безысходности. Слезинки, скатываясь по нежным пухлым щёчкам малыша, плавили огненную лавовую борозду на них, прожигая до самого сердца.

Желать добра и делать добро две противоположные вещи, – решил сам для себя мальчик. Он желал насекомообразному существу добра, но ему было очень интересно узнать: умеет ли муравей дышать под водой. Поставив перед собой цель познать все возможности муравья, мальчик не оценил возникших рисков, которые привели к смерти безобидного муравья. Детская шалость по его замыслу непременно натренировала бы лупусквья, но привела к трагедии.

– Водолаза из муравья не вышло. Ах, если можно было бы вернуть мгновение и спасти радужного муравьишку! – горько подумал Лиурфл. Или это были мысли Энея?

Слезинки медленно, одна за другой скатывались по его сгорающим от стыда щекам и, обжигая до самых глубин души, опадали в зелёную и сочную траву, плескающуюся в водопадах мелких росинок.