Часть 1
Глава 1
Ноябрь 1941 года. Колонна евреев медленно двигалась вдоль улицы. Женщины, молодые девушки, старушки и дети, истощённые и напуганные, плотно прижимались друг к другу. Подгоняемые ударами полицаев, они кричали и плакали. Волоча чемоданы с вещами, и прижимая к груди своих маленьких детей, женщины беспомощно смотрели по сторонам, поднимали глаза в небо, надеясь на помощь. Крики становились всё громче, шаги тяжелее. Колонна шла на звук выстрелов.
Маленькая Эстер обеими руками вцепилась в плечи матери и ничего не понимала. Она не понимала, почему на них кричат эти мужчины с железными палками. Не понимала, что они кричат, шестилетняя Эстер никогда раньше не слышала этот язык. Не понимала, почему плачет Майя. И почему Йося, который простужен, так легко одет. Она не видела как полчаса назад её отца и дедушку застрелили. И не знала, что на площади, куда движется колонна, всех этих людей поделят на два лагеря. Один лагерь отправится на каторжные работы и на медицинские опыты, а остальных расстреляют и бросят в специально вырытый вдоль всей площади ров.
Сквозь утренний туман, уже совсем близко, пробивалось здание на городской площади. Раздался глухой треск автоматной очереди. Холодный ветер нёс запах пороха, и железа. Еле заметно моросил дождь. Опять послышались выстрелы. Женщина вздрогнула и прижала к себе Эстер ещё сильнее. Люди кричали, спотыкались, падали, громко молились, и плакали. Впереди, в нескольких метрах, из колонны выскочил мальчик восьми лет. Йося хорошо знал этого мальчика. Они учились в одной школе. И часто играли вместе в камни, на заднем дворе. Он вырвался и побежал назад. Толпа остановилась, женщины заохали! Несколько мальчиков переглянулись, как бы говоря, «бежим!» Йося тоже сделал решительное движение, но рука матери схватила его за куртку. Он посмотрел на неё и услышал за спиной громкий выстрел. Резко обернувшись, Йося увидел, как его друг упал. Тонкая полоска бардовой крови медленно растекалась и впитывалась в землю. На секунду толпа затихла! Йося не отводил взгляд от своего первого и единственного лучшего друга. Он не испугался выстрела. Крепко сжав кулаки в кармане своей куртки, Йося стоял и смотрел в стеклянные, черные глаза. С душу раздирающим криком из толпы выскочила молодая женщина. Она сделала два шага и упала на колени.
– Давииид! Давиид! – кричала она не своим голосом, призывая сына…
Один из солдат, высокий, с длинными ногами и вытянутым лицом, быстро подошёл к женщине и что то крикнул. Она не обращала на него внимания и продолжала звать сына. Высокий, склонился над ней и грубо повторил что-то на своём языке. Несчастная женщина, впиваясь ногтями в землю, не слышала его. Тогда солдат схватил её за локоть и резко поднял. Она посмотрела в глаза нацисту, прокричала ругательства и плюнула ему в лицо. Тот сразу отпустил женщину, ударил и с силой толкнул назад в колонну. Толпа подхватила несчастную, которая едва держалась на ногах. Другой солдат, маленький, голубоглазый, с тоненькими губами, громко крикнул,: «geh nur vorwärts!» (идти только вперёд!), и несколько раз выстрелил в воздух. Колонна медленно пошла…
Недалеко от площади, по левой стороне от колонны стояли сельские женщины. Уставшие и грязные с лопатами в руках. По приказу они были пригнанные сюда для того чтобы капать и расширять ров. Они с сочувствием смотрели в толпу. Эти женщины работали здесь уже несколько дней и знали, какая судьба ждёт этих людей. От шествия в этой колонне их спасло только то, что они не были еврейками. Но находиться за пределами колонны не значило быть свободным и чувствовать себя в безопасности…
***
Когда немцы вошли в город, на какое-то время воцарилась тишина. Жуткая, всепоглощающая тишина. Как затянувшаяся минута молчания она опустилась на город. Улицы опустели. Люди попрятались по домам, застыли в магазинах, охваченные этой тишиной, которая сейчас меняла судьбы каждого. «Немцы непобедимы» – давно уже шептали некоторые в отчаянье.
Немецкие солдаты прошли по главной улице, ведя за собой пленных. Около четырех тысяч мужчин, которые до последнего сражались за свой город. Эти мужчины держали оборону, не смотря на то, что кто-то уходил назад, предвидя поражение. Некоторые из них прятались в лесу, кто то вернулся к своим семьям. Были и те, кто складывал оружие. Моля о пощаде, обещали служить Гитлеру и быть полезными немецкому народу. Называли недавних врагов освободителями от Советской власти. Пленные шли, еле волоча ноги, немцы с грубыми криками, с побоями гнали их как стадо. Люди смотрели и плакали. На каждом лице застыло выражение ужаса и страдания.
Четыре тысячи пленных, немцы заперли в подвале химзавода. Без еды, воды и света. Ночью здание завода сгорело. Одни говорили, что таким образом немцы избавились от пленных, другие не могли поверить в такую жестокость. «Фашисты, но ведь тоже люди». Звучали версии: пол подвала был мокрым, и кто-то из солдат чиркнул спичкой. Жидкость оказалось разлитой нефтью. Нефть вспыхнула. По другой версии: в помещении находились баллоны с серной кислотой, один баллон был свален и разбился.
Немцы быстро заняли город и чувствовали себя как дома. В граммофонах играла музыка на их языке, на столбах весели правила поведения, для них даже были открыты специальные развлекательные заведения. Многие стремились брататься со своими завоевателями. Красивые женщины гуляли с немецкими офицерами, подчёркивая свою интимную близость с ними. Сразу стало в моде восхищаться всем немецким: немецкими автомобилями, немецкими танками, лошадьми, и самими немцами белыми, румяными, жирными и презрительно самоуверенными. Мало того, наши мерзавцы, восхищались умением немцев вести войну, их техникой, и их победами. Животный страх перед захватчиками затемнил рассудок сограждан. Остальные, не желающие дружить с врагом, но так же охваченные страхом, были вынуждены обслуживать немцев. Готовили для них, стирали, выполняли поручения. Но все же городскую жизнь нельзя было назвать «спокойной». Немцы то и дело не за что избивали людей, грабили дома, а тех, кто осмеливался не подчиниться, стреляли прямо на улице. На окраине города было село. И если городские работали в качестве прислуги, сельских жителей солдаты определили на более тяжелую работу. Мужчины трудились на железной дороге и рубили лес, а женщины капали рвы, раздевали и перебирали вещи убитых.
***
Сара дрожала. Может от страха, может от холодного ветра и противно моросящего дождя. Они прошли уже полгорода, к площади. Теперь Сара понимала, что их ждёт там. Душу разрывала печаль и скорбь об убитых муже и отце. Её отец был очень стар и болен. Они сочли старика бесполезным, а её мужа опасным. «Жалкие трусы!», думала Сара. Они убивали стариков и инвалидов, потому что то, те не могли работать. А мужчин и юношей, потому что боялись сопротивления. Угрожать и вести через весь город на казнь беззащитных, испуганных женщин и детей проще. Сара мужественно держала слёзы ради своих детей. Теперь она думала только о них. Обида и ужас от того что им причинят боль сдавливала сердце! Ей было тяжело дышать, она невольно думала о матери Давида! Сара знала её, и Давида тоже хорошо знала… Он, был одного возраста с её сыном. От всех этих мыслей ноги становились ватными, комок в горле не давал дышать, тошнота и головокружение отнимали последние силы, а от страха можно было сойти с ума.
Женщина лет пятидесяти, через полчаса дороги, упала. Конечно же, её сразу подхватили девушки, шедшие рядом, чтобы бедную не затоптала толпа. Подумали, потеряла сознание. Но эта женщина умерла от сердечного приступа! Девушки опустили её на землю, в стороне, на сколько, это возможно было сделать, не выходя за пределы строя. Потом дружно помолились за её душу. Сара всё время пела колыбельную. Голос её сделался хриплым и дрожал, но она верила, что любимая песня успокоит её детей. Меняя руки, она крепко прижимала к груди шестилетнюю Эстер, держала за плечо восьмилетнего Йосю и не выпускала из вида шестнадцатилетнюю Майю. Майя всю дорогу тихо плакала. Она видела, как застрелили отца.
