– Мне нечего ему сказать.

– Как так? – не поняла Ния такой пассивности. – Неужели тебе все равно?! – И перевела взгляд на мать.

Та тоже почему-то странно молчала.

– Мама, скажи хоть ты что-нибудь! Нельзя ломать семью!

Резо нехотя выдавил:

– Когда-то мы с твоей матерью сделали то же самое. И вот теперь все вернулось до мелочей. В чем я должен упрекать Тенго?

– Вы с ума сошли?! – раскричалась Ния. – С каких пор вы стали религиозными фанатиками?

Резо уже вернулся к столу с бутылкой пива и закончил свою мысль:

– Дело тут не в фанатизме. Нам есть что обсудить. Надо все просчитать до мелочей: чтобы вы с Тенго развелись цивилизованно, а не устроили стирку грязного белья на весь Тбилиси. Надо сохранить человеческое лицо. Я уже через это прошел. Дело в вашем сыне, Луке. Ему нужны вы оба. Итак, первое…

Ния постепенно сникла и подавленно слушала план действий. Это и вправду трудная штука – оставаться человеком, когда тебе плюнули в душу.

P.S. В основе рассказа лежит реальная история одной семейной пары, которая двадцать пять лет назад разрушила чужую семью. Когда же, спустя годы, с их дочерью так же поступил их зять, им нечего было сказать ему в упрек.

Мзия хоть и считала себя духовно грамотным человеком и знала, что зависть происходит от темных сил, но поделать с собой ничего не могла. Да и как тут не завидовать, когда у всех твоих подруг разнокалиберные дети, а у самой, как в домино, пусто-пусто. Кто-то выскочил замуж в семнадцать-восемнадцать лет и уже был по уши в проблемах своих рослых всезнающих акселератов. Кто-то родил два-три года назад и теперь наслаждался прелестями памперсов и первого детского лепета: «Ма-ма». А Мзии на этом фоне только и оставалось, что утешать себя – всё от Бога, у людей еще хуже бывает – и плестись после работы в вымерший дом слушать надоевшую тишину.

В Тбилиси всегда было много старых дев. Развал Союза, гражданская война и пируэты новорожденной демократии только увеличили их число. Нет постоянной работы, некуда пойти, нет денег. По той же самой причине многие холостяки, втайне вздыхающие о семейном уюте, не дерзали пускаться в опасные эксперименты. Семью надо содержать. А что делать, если в наличии только сезонная работа маляра, сапожника или сантехника на побегушках? Словом, не жизнь, а тоска зеленая.

Несмотря на такую ситуацию, Мзия время от времени подходила к иконе Божией Матери «Споручница грешных» и мысленно просила: «Управь мою жизнь, Царице Небесная!» Но ничего особо чудесного не происходило, а скорее наоборот – одна трагикомедия. Судите сами.

…Шла как-то Мзия по Авчальскому шоссе, взметая дорожную пыль длиннющей джинсовой юбкой. Торопилась к духовной сестре на чтение акафиста Пресвятой Богородице перед иконой «Неупиваемая Чаша». Глядь – навстречу вдоль помойки мужик стадо облезлых баранов гонит и трехметровым кнутом щелкает. Мелькнуло по старой памяти осуждающее:

– У-у, рожа кирпича просит! – И тут же сама себя укорила: – Прости, Господи…

Лик у раба Божьего был свекольно-красного цвета, нос слегка кренился в сторону, а во рту торчало три пожелтевших зуба. Пастух цепким взглядом оглядел Мзиино оставляющее желать лучшего одеяние и рванулся наперехват:

– Э-э, девушка…

Мзия автоматически отметила про себя: значит, еще не все потеряно, когда к тебе в тридцать пять обращаются именно так, невзирая на пробивающуюся то тут, то там седину.

– Стой, говорю, – не унимался краснорожий. – Меня Шота зовут. У меня недавно жена умерла. Слышь, три сына у меня. Мне нужно, чтоб кто-то мацони делал. Я пасти буду, а ты – дома возиться.

Шота уверенно ухватился за Мзиину руку.

– Заживем! – И в темпе стал излагать свои требования: – Мне и национальность твоя не важна. Лишь бы порядочная была. Нет, ты посмотри, какие у меня бараны!

Мзия вырвала руку из мертвой хватки и ускорила шаг.

– А ты часто здесь? – кричал ей в спину искатель семейных уз.

Мзия с облегчением юркнула в знакомый подъезд, слыша за спиной дружный топот отары.

Через неделю Мзия, задумавшись, шла той же дорогой. Вдруг слышит: сзади кто-то свистит и кнутом яростно хлопает. Оглянулась на свою голову, полюбопытствовала. Тот же самый пастух ей рукой машет и кричит на всю улицу:

– Эй! Не узнаешь меня?! Я ответ хочу!

Мзия от изумления затормозила.

– Какой ответ?

Пастух тем временем отару поближе подогнал и, дыша легким перегаром, объяснил:

– Забыла, что ли? Жена мне нужна! Мацони делать. Без жены совсем зарал[3]. Я прошлый раз забыл сказать. У меня две коровы, тридцать баранов и бензопила «Дружба». Проблем не будет! Согласна? Э-э, стой! Куда бежишь?!

Мзия прибавила ходу. Вот и молись после этого. Что просишь, то и посылают. Но все-таки продолжала упрямо канючить у иконы: «Дай мне верующего мужа!..»

Следом другой случай вышел. Еще круче прежнего. Позвала как-то Мзию толстушка Вероника:

– Приходи ко мне окна мыть. Я в запарке.

Мзия тогда опять без работы куковала. Вот и поехала – все же благое дело. Пили кофе, когда – хлоп! – звонок в дверь. Очередной Вероникин приятель завернул на огонек. Сел и давай в упор Мзию рассматривать… На другой день позвонил и назначил свидание на проспекте Руставели под часами. Еще и внушение сделал:

– Смотри не опаздывай! У меня к тебе важное дело.

Мзия – человек обязательный. Вот и пошла. Зарзан ее сразу цап за руку и с места в карьер:

– Короче, так. Нам надо обсудить, когда ты за меня замуж выйдешь.

– С какой это радости? – не поняла Мзия.

– Ты в свой паспорт посмотри. Я человек серьезный. Во! – И тычет ей под нос средней мозолистости руки. – Я сантехник. Про тебя мне все известно. Ты меня устраиваешь. И мама моя уже согласна.

Мзия глубоко вздохнула. Сердце-вещун уныло тикало: не то это все, не то. Зарзан пригладил черные с проседью волосы, важно извлек из кармана рваный целлофан с черно-белыми фотками и начал показывать поштучно, объясняя:

– Это моя мама, это папа Зарзан. Это мы с первой женой у гроба нашего сына… А эта стерва – моя вторая жена. А вот сын мой – Зарзан… А че? Ты же должна знать, в какую семью входишь.

– У вас других имен в роду нет? – съехидничала Мзия, чтобы разрядить обстановку. Но «фотогид» юмора не понял и насупился.

– А что тут такого? У меня и внук будет Зарзан. Ты слушай, не перебивай. Так вот. Меня вторая жена два раза на срок посылала. Я неделю как из Ортачальской тюрьмы вышел. Срочно хочу жениться, чтобы снова не сесть.

– А за что сел? – полюбопытствовала Мзия.

– Мне скрывать нечего! – Зарзан вскинул карие глаза и выпятил намечающийся животик. – Первый раз за хранение оружия, второй – за наркотики. А так я в жизни чужой копейки не взял!

Мзия решила закруглить исповедь-биографию.

– Я очень польщена оказанной мне честью. Но не сможешь ты, Зарзан-джан, со мной жить.

– Почему это? – насторожился он. – Мне сказали, ты посты держишь. Мол, надо лобио и бадриджаны есть. Я подписываюсь на это дело!

– Кроме лобио, это еще и сто восемьдесят дней воздержания в году. – Мзия сделала ход конем, наблюдая за реакцией.

– Сколько-сколько? – не сразу вник Зарзан. Потом помолчал, что-то прикидывая в уме, вздохнул и поднялся. – Да, извини, не знал. Ну, ладно, счастливо! – И бодро зашагал к метро.

Вероника потом, узнав о фиаско, ругала Мзию на чем свет стоит:

– …Чего ты выпендриваешься?! У меня за тебя душа болит! Человек ведь серьезно хотел, без туфты. А ты все принца на белом коне ждешь! Ну-ну, надежда – бог фраера. Посмотрим, кого ты высидишь…

…Но вышло у Мзии точь-в-точь как в грузинской пословице: «Где судьба твоя, туда тебя ноги сами приведут». Застряла как-то Мзия у Марины, бывшей одноклассницы. Хотела было звонить куда-то по делу, но тут выяснилось, что телефон за неуплату отключен. Недолго думая, решили обойти соседей.