Литмир - Электронная Библиотека

В воспоминаниях одноклассников Амалицкого с особой теплотой говорится про двух учителей старших классов: латиниста Кесслера и математика Семенникова.

Эрнест Эрнестович Кесслер был одним из немногих, кого ученики уважали. В стенах гимназии по рукам ходила рукописная поэма «Война гимназистов с чертями за освобождение Кесслера из ада», её написал гимназист Иванов – сам будущий учитель, директор Двенадцатой гимназии, преподаватель истории в императорской семье. Тон поэмы был шутливый, но отношение к Кесслеру – самое сердечное.

В отличие от других педагогов, Кесслер требовал не бессмысленных склонений древних слов, а понимания текста, и очень трепетно относился к урокам.

Поэт М. С. Мережковский посвятил ему стих:

Из года в год, отчаяньем объятый,
Всем существом грамматику любя,
Он нас терзал и не жалел себя…
Ответов ждал со страхом и томленьем
Краснея сам, смущаясь и дрожа:
Ему казалась личным оскорбленьем
Неправильная форма падежа,
Ему глагол с неверным удареньем
Из наших уст был как удар ножа[44].

Амалицкий получал у Кесслера тройки.

Математик Пётр Петрович Семенников отличался от других преподавателей дружеским расположением к гимназистам и бедностью. Он ходил в старом, безукоризненно чистом мундире, общался с подростками на равных. Окончив урок, любил рассказывать о научных открытиях. От него класс Амалицкого впервые узнал о существовании бактерий. Беседы он вёл не только на учёные, но и на нравственные, житейские темы.

В последнем, восьмом классе Владимиру Амалицкому исполнилось девятнадцать лет. Некоторые его одноклассники после уроков катались в «весёлые дома» пить водку, играть на бильярде и общаться с дамами. Пансионерам эти соблазны были недоступны. Вечерами они по-прежнему сидели в толстых стенах гимназии.

В 1879 году Амалицкий постарался улучшить оценки. По русскому и немецкому, по математике, логике и истории сумел подняться с троек на четвёрки.

На итоговом педсовете перед выпускными экзаменами ему дали такую характеристику: поведение было отличным; посещаемость хорошей; в приготовлении к урокам «был старателен», работы исполнял удовлетворительно и подавал в срок, в целом «прилежание было хорошее и любознательность хорошая»; особого пристрастия к каким-то наукам не показал и «занимался добросовестно всеми»[45]. Как итог – допущен к экзаменам на получение аттестата зрелости.

Выпускных экзаменов гимназисты страшно боялись, многие бегали в церковь Святого Пантелеймона и скупали ладанки пророка Наума, которые якобы помогали вытащить хороший билет.

Экзамены прошли в мае: арифметика, геометрия, тригонометрия, алгебра, сочинение по русскому языку (один одноклассник Амалицкого писал его шесть часов), латынь и греческий. На экзамене по истории Амалицкому достался билет с двумя вопросами: «Правление Августа. Падение Польши». Он ответил на «отлично»[46].

Аттестаты получили все, кроме одного ученика. На первом же экзамене некто Алфёров отвечать отказался и «выбыл из гимназии».

Один одноклассник по итогам экзаменов получил золотую медаль, восемь – серебряные, Амалицкому дали денежное пособие как «беднейшему из получивших аттестат зрелости»[47].

Вместе с Амалицким гимназию закончили два десятка юношей. Наибольшего карьерного успеха добился граф Дмитрий Иванович Толстой: он дослужился до чина церемониймейстера, был гласным Санкт-Петербургской думы, перед революцией руководил Эрмитажем.

Другой одноклассник, Степан Степанович Хрулёв, возглавлял главное тюремное управление Министерства юстиции.

Двое стали историками.

Один – крупным медиком.

Амалицкий, кажется, поддерживал отношения с единственным одноклассником – Францем Юльевичем Левинсон-Лессингом, который тоже станет крупной фигурой в геологии, будет академиком, директором Геологического и Минералогического музея. Любопытно, что в гимназии он проявил большие способности к языкам и ему прочили судьбу филолога.

Амалицкий станет шафером на его свадьбе, крёстным его дочери и в переписке будет интересоваться «как поживает моя крестница Варичка, которую крепко целую»[48].

С другими одноклассниками он, видимо, не общался. Об Амалицком не сказано ни слова в их воспоминаниях, а его писем нет в архивах бывших товарищей по гимназии, кроме Левинсон-Лессинга. Их не оказалось даже в громадном архиве его одноклассника историка В. Г. Дружинина, где сохранилось множество писем, и даже «Письмо на луну»[49].

Примечательна такая история. В 1911 году бывший воспитанник Третьей гимназии Сергей Васильевич Лавров составил полный список её выпускников[50]. Работа была трудной, найти сведения про бывших гимназистов оказалось непросто. Лавров опубликовал объявления в восемнадцати газетах, разослал сотни писем с анкетами, расспросил знакомых и родственников выпускников. Результаты удивили его самого. На призывы рассказать о себе откликнулось менее четверти выпускников, остальные проигнорировали вопросы или остались ненайденными.

Лавров всё же выпустил небольшую брошюру.

Владимир Амалицкий, судя по книге, на вопросы не ответил. К тому времени он возглавлял Варшавский политехнический институт, возобновил масштабные раскопки остатков ящеров, передавал коллекцию ископаемых костей в ведение Императорской академии наук. Про это ничего не сказано. Амалицкий назван директором Новочеркасского политехнического института, которым никогда не был.

А напротив имени его брата Антона и вовсе написано одно слово «юрист» и ничего больше.

В этом есть некоторый курьёз. Если Антон и Владимир Амалицкие не проявляли интереса к товарищам по гимназии, то их брат Илларион стал одним из главных членов Попечительного общества о бывших воспитанниках своего Гатчинского института. Он тоже собирал сведения о выпускниках и столкнулся с такой же проблемой, что и Лавров. Про многих ему ничего не удалось разузнать. Тем не менее он выпустил брошюру со списком воспитанников, предварив её таким воззванием: «Разные причины не позволили мне выполнить взятую на себя задачу – составить более или менее полный список бывших воспитанников. Издавая собранные мною здесь отрывочные сведения о бывших воспитанниках Института, я убедительнейше прошу всех, имеющих возможность, пополнить список, указать промахи… Всякие, даже самые неопределённые, указания о бывших воспитанниках будут мне полезны и дадут возможность при предполагаемом следующем издании выполнить взятую мною на себя задачу уже более аккуратно»[51].

Неизвестно, многие ли откликнулись на призыв, но второго издания у книги Иллариона Амалицкого не было.

Физико-математическое созвездие

Аттестат классической гимназии позволял поступить во многие высшие учебные заведения. Амалицкий выбрал Императорский Санкт-Петербургский университет и летом 1879 года подал в его канцелярию два прошения.

Первое – с просьбой зачислить в число студентов.

Его Превосходительству

Господину Ректору Императорского

С.-Петербургского Университета

сына Надворного Советника

Владимира Амалицкого

Прошение

Покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять меня в число студентов Естественного отделения Физико-Математического Факультета. При этом прилагаю: 1) Метрическое моё свидетельство, 2) Аттестат отца моего, 3) Свидетельство об окончании курса учения в 3-й С.Петербургской Гимназии с Аттестатом Зрелости.

Владимир Амалицкий

1879 года

Августа 8 дня

вернуться

44

Мережковский Д. С. Старинные октавы (Octaves du passe) // Полное собрание сочинений Дмитрия Сергеевича Мережковского: в 24 т. – М., 1914. – Т. XXIV. – С. 52–53.

вернуться

45

ЦГИА. Ф. 439. Оп. 1. Д. 2301. Л. 13-об., 14.

вернуться

46

ЦГИА. Ф. 439. Оп. 1. Д. 2301. Л. 43.

вернуться

47

ЦГИА. Ф. 439. Оп. 1. Д. 2301. Л. 34.

вернуться

48

АРАН. Ф. 347. Оп. 3. Д. 31. Л. 70-об.

вернуться

49

РГАЛИ. Ф. 167.

вернуться

50

Лавров С. В. Памятка бывшим ученикам С.-Петербургской 3-й гимназии. – СПб., 1911.

вернуться

51

Амалицкий И. П. Список бывших воспитанников Гатчинского Николаевского сиротского института. – СПб., 1893.

5
{"b":"679068","o":1}