Фото автора

В этой книге в первой части собраны воспоминания о людях, которых мне довелось знать лично за мою, прямо скажем, не короткую жизнь. Разные люди попадались на моём жизненном пути. И весьма достойные, и откровенные подонки, и просто балбесы. Всё изложенное здесь основано на реальных событиях.

Вторая часть – о людях, которых лично не знал, но знать о которых необходимо, чтобы не повстречать на жизненном пути их, или их потомков.

Третья часть – о происхождении слов. Откуда взялись слова «шваль», «сволочь», «шаромыга», «шантрапа»? Ругаться матерно любой может. А всякому ли дано матом элегантно изъясняться?

Львович был бригадиром грузчиков на заводе шампанских вин, куда влился и я с целью материального обеспечения семьи – жены и только что родившейся дочки.

Лупоглазый еврей неопределённого возраста. Думаю – под сорок. Невысокий рост, но высокий умный лоб, умный хитроватый взгляд. Энергичный и задорный. Анекдотчик и балагурщик – юморист, Львович пользовался неподдельным уважением в бригаде.

Да, но еврей – грузчик? Да ещё и председатель заводского профсоюза? Первый и последний раз видел такого.

Бригада была разношёрстной: сам интеллектуал Львович, профессионально не просыхающий бухарик – алконавт Антон, бывший трубач филармонического оркестра Егор, бывший же актёр областного оперного театра Василий и я, студент – второкурсник юридического факультета.

Целями и задачами бригады являлась разгрузка прибывающих фур от уложенной в них ровными рядами под крышу стеклопосуды.

Словно вихрь бригада влетала в жерло очередной распахнутой фуры, специальными крюками подхватывала связку зелёных бутылок по девять в пачке и заботливо складывала в просторном цеху. На разгрузку одной фуры уходило, в среднем, минут сорок. За день бригада разгружала пять – семь фур. Тон и ритм задавал Львович.

Разгрузив очередную фуру, бригада садилась на перекур на эстакаде, щурясь на тёплое весеннее солнышко и перекуривала под анекдоты и прибаутки Львовича.

В цеху находился конвейер, у которого стояли специально обученные люди. Они кусачками перекусывали проволоку, которой бутылки на 0,8 были связаны в пачки, и ставили их по одной на конвейер, который уносил их вдаль и наверх для заливки шампанским.

Магия профессии начиналась в обеденный перерыв.

Принеся кто что с собой из дома, еду раскладывали на общую поляну, подстеленную газетой «Правда», пододвигая лучшие куски бригадиру, после чего Львович неспешно подходил к конвейеру в том месте, где он уходил наверх, на второй этаж, через отверстие в потолке и зычно звал:

– Петровна!

– Чего тебе, Львович? – гулко доносилось сверху.

– В горле пересохло!

– Лови!

После этого сверху приезжали две-три бутылки с шампанским в зависимости от настроения Петровны, дородной тётки под пятьдесят.

Львович их бережно принимал и ставил на поляну. Бригада, одетая как персонажи в книге «Республика ШКИД», с благоговением взирала на то, как он деловито с точностью до миллиграмма разливал по алюминиевым кружкам напиток, который обычно принято пить в особо торжественных случаях и в торжественной обстановке из фужеров.

Обычно Львович заказывал у Петровны полусладкое, иногда – брют, и никогда – сладкое.

Размешав сплющенным немытыми пальцами мюзле разлитое в кружки шампанское и взяв огурчик, Львович произносил один и тот же тост:

– Ну – чтоб всё было, чтоб за это ничего не было, и пусть издохнут все ваши враги.

Затем Львович разом опрокидывал содержимое кружки в широко раскрытую пасть с рядом ровных жёлтых лошадиных зубов. Ему следовали остальные.

Дружно чокались, выпивали, закусывали. Обедали. После такого обеда и работа шла шибче.

Иногда к бригаде присоединялся Мишка из соседнего цеха, где разливали красное. Крупный бородатый парень с кулаками – кувалдами, абсолютно безобидный увалень, совершенно убитый алкоголик, он приносил с собой и торжественно ставил на поляну пару фуфырей, как он их называл, «Изабеллы». Он настолько был ею пропитан, что даже пи́сал на первый подвернувшийся ему угол Изабеллой. И он, как и все, любил послушать байки и приколы Львовича.

Вот только один из его словесных экзерсисов:

– Ребзя, есть у кого паспорт с собой?

У меня был. Я его достал из нагрудного кармана, показал Львовичу и компании.

– Открывай последнюю страницу и читай вслух, только слово «паспорт» везде заменяй на слово «жопа».

Под гогот братвы я продекламировал следующее:

«Извлечение из Положения о жопе гражданина Российской Федерации

1. Жопа гражданина Российской Федерации является основным документом, удостоверяющим личность гражданина Российской Федерации на территории Российской Федерации (далее именуется – жопа).

Жопу обязаны иметь все граждане Российской Федерации (далее именуются – граждане), достигшие 14-летнего возраста и проживающие на территории Российской Федерации.

5. По желанию гражданина в жопе также производятся отметки о его группе крови и резус-факторе – соответствующими учреждениями здравоохранения;

6. Запрещается вносить в жопу сведения, отметки и записи, не предусмотренные настоящим Положением.

Жопа, в которую внесены сведения, отметки или записи, не предусмотренные настоящим Положением, является недействительным.

7. Срок действия жопы гражданина:

от 14 лет – до достижения 20-летнего возраста;

от 20 лет – до достижения 45-летнего возраста;

от 45 лет – бессрочно.

17. Гражданин обязан бережно хранить жопу. Об утрате жопы гражданин должен незамедлительно заявить в территориальный орган Федеральной миграционной службы.

22. Запрещается изъятие у гражданина жопы, кроме случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации».

Бригада стонала и корчилась от смеха.

Бывало, после окончания смены собирались в раздевалке, переодевались в цивильное и перед походом домой полдничали заботливо припасённым Львовичем шампанским.

Поднабравшись игристо-искристого, бывший актёр оперного театра обрюзгший стареющий Василий вставал в театральную позу и в знак благодарности мощным профессионально поставленным басом до дрожи в оконных стёклах исполнял арию Мефистофеля из оперы "Фауст":

Прошло несколько лет. Я отучился на юрфаке и стал работать по юридической специальности.

Как-то, совершая променад по центральной улице, увидел Василия, который стоял перед оперным театром, из которого его когда-то выгнали за пьянство. Оборванный, заросший, небритый и хмельной он стоял и пел арию Мефистофеля прохожим.