Маршал Советского Союза Г.К. Жуков опровергает «любителя военной истории» и сообщает, что Советский Союз обязался защищать территорию Монголии по договору от 12 марта 1936 года:
«Японские войска внезапно вторглись в пределы дружественной нам Монголии, которую советское правительство договором от 12 марта 1936 года обязалось защищать от всякой внешней агрессии»[35].
Глава 4
Жуков и нефть
На 69-й странице мистер Резун пишет:
«Предстояло Бессарабию отбить у Румынии точно так, как Гитлер отбил Судеты у Чехословакии. Если Румыния откажется Бессарабию вернуть, следовало Румынию сокрушить».
Обращаю внимание на слово ВЕРНУТЬ. После Первой мировой войны и революции Россию растаскивали на части. И Румыния с Польшей в том числе. В 1918 году Румыния захватила и оккупировала Бессарабию. Если же Советский Союз решил вернуть свои земли, то мистер Резун эти действия считает агрессией. В книге «Ледокол» автор вопрошает:
«Почему мы используем по отношению к нему другие стандарты?»[36]
А почему ВСЕГДА по отношению к Советскому Союзу мистер Резун использует другие стандарты? Тем более в книге «Святое дело» он объясняет законность действий Советского Союза в предвоенный период:
«Финляндия, большая часть Польши, Эстония, Литва, Латвия, Бессарабия в свое время входили в состав Российской империи. После крушения империи они Москве не подчинялись. На начальном этапе Второй мировой войны Советский Союз попытался все эти земли вернуть под свой контроль»[37].
В книге «Последняя республика» заламаншский фальсификатор вопрошает:
«Зачем повторять? Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит»[38].
На странице 69 автор сообщает об особенности нервной системы Г.К. Жукова:
«4 июня 1940 года Жуков получил звание генерал армии. В то время – пять звезд.
7 июня приказом НКО № 2469 генерал армии Жуков был назначен командующим войсками Киевского особого военного округа.
8 июня генерал армии Жуков садится в поезд на Киевском вокзале Москвы… и плачет».
На той же 69-й странице он второй раз повторяет:
«Провожающих было достаточно. Жуковский плач видели, и многие потом допытывались о причине слез».
В третий раз на 69-й странице:
«Тут надо заметить, что биографы Жукова уделяют недостаточно внимания этой черте характера величайшего полководца – его невероятной плаксивости».
Четвертый раз на 69-й странице:
«В трудные моменты Жуков облегчал душу плачем».
На 70-й странице он в пятый раз повторяет:
«И вот загадка психологам: самый жестокий полководец в мировой истории время от времени не мог сдержать слез на публике».
В шестой раз на 70-й странице он повторяет:
«Как сопоставить самый жестокий полководец в мировой истории время от времени не мог сдержать слез на публике».
Седьмой раз на 70-й странице:
«Как увязать образ плачущего слюнтяя с легендами о якобы твердом характере Жукова?»
Из аттестации С.М. Будённого на помощника инспектора кавалерии РККА тов. Жукова:
«…2. Политически развит вполне удовлетворительно, твердый и выдержанный член партии. Задачи партийно-политической работы в РККА усвоены. Не имея академического образования, много работает над своим личным военным и политическим развитием»[39].
На 70-й странице в восьмой раз:
«Плач Жукова на Киевском вокзале Москвы 8 июня 1940 года не был забыт и через много лет, потому великий полководец после войны был вынужден объяснить причину горьких слез».
На 71-й странице английский мистер в девятый раз повторяет:
«Получается, что гениальный Жуков плакал о жертвах грядущей войны, словно уже в начале июня 1940 года знал, какая идея придет в голову Гитлера через полтора месяца».
На 71–72 странице десятый повтор:
«И как понимать поведение Жукова? За год до войны он все уяснил, понял и даже поплакал о грядущих жертвах…»
На 72-й странице мистер Резун в одиннадцатый раз повторяет:
«В 1940 году Жуков плачет о жертвах грядущей войны…»
На странице 85 двенадцатый повтор:
«Вспомним, как после войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде из Москвы в Киев».
На странице 85 он в тринадцатый раз повторяет:
«Если ты знаешь, что война неотвратимо надвигается, если знаешь, что готовность к войне не соответствует современным требованиям, выскажи это. О чем думаешь, о чем плачешь, о том и скажи. Ну хоть заплачь перед Сталиным, в конце концов, как плакал на вокзале 8 июня 1940 года!»
На странице 87 мистер Резун в четырнадцатый раз повторяет о слезах:
«Мы видели горестного Жукова, который еще в июне 1940 года, подобно плачущей Ярославне, скорбел о жертвах грядущей войны».
На той же 87-й странице видим пятнадцатый повтор:
«После войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде в Киев в июне 1940 года весьма возвышенно: “Я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима… Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать?” Это он рассказывал нам после драки».
На странице 104 автор в шестнадцатый раз повторил:
«Вывод у меня вот какой: в июне 1940 года, уезжая в Киев, Жуков плакал не оттого, что предчувствовал великие беды. Причина другая. После разгрома 6-й японской армии на Халхин-Голе он рассчитывал получить высокий пост в Москве, а его в Киев отправили. Как тут не заплакать? Вот объяснение его горю».
Мистер Резун шестнадцать раз повторяет этот эпизод, для того чтобы все усвоили и запомнили. «Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит». И так шестнадцать раз давит на эмоции.
Авиаконструктор А.С. Яковлев свидетельствует:
«Супрун, сильный мужчина, заплакал и, не глядя на товарищей, ушел с собрания»[40].
О летчике, дважды Герое Советского Союза Степане Павловиче Супруне мистер Резун упоминает в книге «Святое дело»:
«Напомню названным серьезным историкам и столь же серьезным полководцам, что Ме-209 в свое время был детально изучен советскими авиационными конструкторами. На нем летали наши славные летчики-испытатели, среди них С.П. Супрун. То были другие люди. Они знали авиацию, они ее любили»[41].
Да и сам мистер Резун сообщает о себе в книге «Беру свои слова обратно»:
«Самому себя жалко – получается, что к нормальной жизни я полностью не готов. Пишу и плачу…»[42].
Мужчины не только огорчаются, но и плачут.
На 71-й странице заламаншский «историк» удивляется:
«Удивительно и другое. В беседах со Сталиным, Калининым и другими членами Политбюро Жуков “окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима…”. Выходит, что еще до бесед с товарищем Сталиным и другими товарищами, то есть до прибытия в Москву в апреле 1940 года, Жуков уже знал, что будет война с Германией, и беседы со Сталиным и другими членами Политбюро лишь окончательно убедили Жукова в правильности этой мысли. Следовательно, и товарищ Сталин, и другие товарищи стояли на той же точке зрения еще за год до германского вторжения: они знали, что война с Германией неотвратима, задолго до того, как у вождей Германии созрели планы нападения на СССР».
Г.К. Жуков и весь советский народ уже в марте 1939 года знали о том, что Вторая мировая война началась. И.В. Сталин в Отчетном докладе на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(б) 10 марта 1939 года говорил:
«Вот перечень важнейших событий за отчётный период, положивших начало новой империалистической войне. В 1935 году Италия напала на Абиссинию и захватила её. Летом 1936 года Германия и Италия организовали военную интервенцию в Испании, причём Германия утвердилась на севере Испании и в испанском Марокко, а Италия – на юге Испании и на Балеарских островах. В 1937 году Япония, после захвата Маньчжурии, вторглась в Северный и Центральный Китай, заняла Пекин, Тяньцзин, Шанхай и стала вытеснять из зоны оккупации своих иностранных конкурентов. В начале 1938 года Германия захватила Австрию, а осенью 1938 года – Судетскую область Чехословакии. В конце 1938 года Япония захватила Кантон, а в начале 1939 года – остров Хайнань.
