Что касается Леннона, то он в это время сохраняет спокойствие.

Возможно, его будет нетрудно игнорировать.

Я оглядываю салон, и тут меня не на шутку поражает тот факт, что если не считать Леннона, то я еду в недельный поход с самыми популярными в нашей школе личностями. Мама была права. Мне действительно это нужно, чтобы не чувствовать себя таким аутсайдером. Я собираюсь весело провести время. Все будет хорошо.

И нежелательное присутствие Леннона ничего не испортит.

И я точно не чешу руку. Если что-то и в состоянии усугубить мою крапивницу, так это Леннон. Поэтому я ему этого просто не позволю. Дыши глубже. Я в порядке. Я в самом что ни на есть полном порядке.

Когда Ист-Бей остается позади, разговор становится столь же монотонен, как и вид на долину. Я наблюдаю в окно ровные поля, плодовые деревья, бездонное синее небо и время от времени небольшие городки. Продолжительные участки автострад размечены стоянками для грузовиков и придорожными фруктовыми палатками, поэтому народ, чтобы отвлечься, достает телефоны. Примерно на полпути Кендрик показывает нам Баллион’з Блафф, крохотный исторический городок золотоискателей у самой дороги.

– У них здесь огромный винзавод, – говорит он, – меня как-то привозили сюда родители. В центре сохранилась атмосфера времен «золотой лихорадки». Я имею в виду салун «Старый Запад» и универмаг. А еще здесь есть музей «золотой лихорадки» и разные производства. Халтурно, зато весело.

Поскольку Саммер без конца ноет, что ей надо в туалет после огромного количества выпитой газировки, Рейган решает съехать с автострады. Проехав захудалую газовую заправку, мы без особого труда обнаруживаем перед собой центр города. Кендрик был прав: обстановка здесь, как на съемочной площадке старого вестерна. Присутствует даже знак, хвастающийся, что в 1980-х годах здесь действительно снимали кино.

Музей «золотой лихорадки» на вид здорово потрепан, за вход в него взимают плату. Мы приходим к совместному решению воздержаться от похода туда, вместо этого направляемся в универмаг Баллиона и паркуемся в ряду туристских трейлеров перед деревянной коновязью – увы, без лошадей – и лоханью для воды, в которой растут кактусы.

Внутри просторного магазина толкаются туристы, он сверху донизу забит выставленными на продажу товарами. Чего здесь только нет – от старомодных леденцов и коричневых бутылок с напитком на основе экстракта сарсапарели до украшений из самородного золота и тележки золотоискателей, наполненной полированными камнями. К тому же в магазине стоит запах сливочной помадки из арахисового масла, и меня тут же охватывает чувство голода. Арахисовое масло – моя слабость.

В отделе сладостей к кассе выстроилась очередь, поэтому, пока Саммер с Рейган отправились на поиски туалета, а мальчишек, как магнитом, потянуло к витрине с киркомотыгами – дополненной картонной фигурой старателя из старых добрых времен, – я слоняюсь по проходам до тех пор, пока не выхожу в отдел товаров для активного отдыха. Мое внимание привлекает плакат с рекламой «медвежьих сейфов». А может, не он, а огромное чучело медведя, который стоит на задних лапах, подняв передние. Табличка у него на шее гласит: «МЕДВЕДЬ КИНГСЛИ».

– Какой здоровенный, – шепчу я, видя, что в некоторых местах на нем полопался запылившийся мех.

Кроме того, от него исходит вонь. Но если честно, я бы на сто процентов предпочла все пестрые запахи этого магазина атмосфере нашего внедорожника, провонявшего лосьоном после бритья Бретта, от которого у меня начинает болеть голова.

– Ты же тоже себе такой купила, да? – произносит рядом чей-то глубокий голос.

Рядом со мной, призраком из мрака, возникает Леннон.

– Боже праведный, разве можно так подкрадываться к другим? – едва слышно выражаю я свое недовольство. – О чем это ты?

Он показывает на контейнеры, уютно выстроившиеся у стены. От его одежды исходит приятный аромат.

– О медвежьих сейфах.

– Ловить этих животных я не намерена и уж тем более в эти штуковины их сажать.

– Это же для хранения продуктов, глупое ты человекоподобное создание.

Я искоса бросаю на него взгляд. Он держит в руке квадратный леденец, завернутый в вощеную бумагу. А когда откусывает от него кусочек, я понимаю, чем это так здорово пахнет. Сливочная помадка с арахисовым маслом.

– Как вкусно, – мычит он, зная, что оно для меня как наркотик.

Или, по крайней мере, знал раньше. Может, теперь забыл и даже не понимает, что сейчас, когда я смотрю, как он ее ест, это не что иное, как демонстрация гастрономического чувственного наслаждения в чистом виде.

Тихий стон его экстаза мне приходится напрочь игнорировать.

– Я так и не поняла, что ты имеешь в виду. Стараясь не уронить помадку, он снимает с полки черную канистру в форме бочонка и откидывает приделанную к ней на шарнирах крышку:

– Медвежий сейф предназначен для хранения еды. Медведи в состоянии учуять продукты за несколько миль. Кроме шуток. Чтобы добраться до жратвы, они выламывают двери хибар и окна автомобилей. Поэтому все нужно хранить в этих малышках. Продовольствие. Туалетные принадлежности. Все, что обладает сильным запахом, как одеколон Бретта.

Я бросаю на него неодобрительный взгляд. Бретт пользуется лосьоном после бритья, а не одеколоном. Мне, по крайней мере, кажется так. Кому теперь нужен одеколон? Имеется в виду, кроме моего дедушки Джона, у которого в голове одни тараканы. Это папа моего отца, гомофоб и где-то даже расист, полагающий, что все должны «говорить по-английски». Вот дедушка Сэм не говорит по-английски, но одеколоном при этом не пользуется.

– Я уверена, что на гламурной турбазе знают, как не подпускать медведей к еде, – говорю я Леннону.

– Знают и именно поэтому запрещают в палатках любую еду, кроме той, что хранится в медвежьих сейфах, – отвечает он, отворачивая вощеную бумагу, чтобы откусить еще кусочек помадки.

Я беру в руки воображаемый айфон и делаю вид, что говорю:

– Привет, Сири, Леннон здесь с три короба наврал, да? Что-что? Ага, наврал все-таки. Ну что ж, отлично. Спасибо тебе.

– Привет, Сири, разве я хоть в чем-то солгал? – произносит он, включаясь в игру. Потом делает вид, что ожидает ответа, и говорит, наклоняясь к медвежьему сейфу: – Ничуть Леннон. Твои слова – чистая правда. Вы находитесь в Медвежьей зоне, а открытое хранение продуктов питания в таких местах запрещено федеральным законодательством.

– Судя по виду, это закон совершенно надуманный, – говорю я ему.

– Ты что, правила не читала?

Какие еще правила?

Леннон закатывает к потолку глаза:

– Я же посылал Бретту по электронной почте список всего, что нам понадобится в походе. Он обещал донести его до сведения всех остальных.

О каком таком списке он говорит? Я вдруг пугаюсь, что осталась не в теме. Что меня забыли. Это придает новый импульс моим опасениям насчет того, насколько вообще мое присутствие желательно в этом походе. Но Леннону я ничего такого не говорю.

– Рейган на этой неделе покупала много чего, – докладываю ему я, – но никаких медвежьих сейфов я не видела. Она уже бывала в этом лагере раньше и может знать что-то такое, что тебе невдомек. Может, они нам и не нужны.

Леннон неразборчиво ругается себе под нос.

– Когда пойдем в пеший поход, они нам точно понадобятся.

Он поднимает канистру и подносит ее к шее, дабы устроить демонстрацию. Она примерно того же размера, что его голова, – слишком большая.

– Ее можно прикрепить к рюкзаку либо сверху, вот так, либо снизу – для тех, у кого могут быть проблемы с координацией движений.

Он ухмыляется в мой адрес – одними глазами. Я представляю, как бью его по большой голове этим идиотским медвежьим сейфом.

– Как ты здесь оказался?

– А как вообще каждый из нас здесь оказался, Зори? Жизнь полна загадок.

Из моей груди вырывается стон.

– Я имею в виду этот поход.

– Ах это… – невинно говорит он; при этом не улыбается, но в его глазах все равно искрятся смешинки. – Меня позвал этот разбойник с одеколоном. Вероятно, потому, что «я круче всех», – говорит он, изображая одной рукой кавычки и откусывая от помадки еще кусочек.