Он сверкает своими зубами на миллион долларов и награждает меня ослепительной улыбкой.
– А ты, Зори, все не расстаешься с этой сексуальной ученой внешностью, – с присвистом говорит он, целясь пальцами, будто из пистолета, в мои очки. Затем машет рукой, подзывая поближе, чтобы обнять. – Иди сюда, девочка моя, сто лет тебя не видел.
Ох, ни фига себе! Меня накрывает волна запаха лосьона после бритья. Он пахнет, примерно как папа, но думать об этом странно. Эй, мозг, может тебе заткнуться? Во всем виноват Леннон, это он меня так удивил. Его присутствие выбивает меня из колеи. А Бретт меня уже выпускает из объятий, так что я потратила эти драгоценные две секунды впустую, думая, во-первых, об отце, а во-вторых, о парне, который приходит ко мне в кошмарах. Ужас какой-то.
– Как провела лето? – небрежно спрашивает Бретт.
Скажи что-нибудь. Хоть этот шанс не упусти.
– Вообще-то работала.
Работала? Лучше ничего не могла придумать? Если я торчу в клинике два раза в неделю по четыре часа, то зачем говорить об этом с таким видом, будто горбачусь за зарплату на настоящей работе?
Мне хочется начать все сначала, но внимание Бретта уже поглощено другой задачей – открыть большой пластмассовый грузовой контейнер, прикрепленный к рейлингам на крыше внедорожника. Леннон тем временем поворачивается и смотрит на меня – нет, даже пялится… Из-за его идиотских очков я не могу сказать, что он думает, но чувствую, что осуждает.
Неужели это все происходит в действительности? Неужели Леннон в самом деле едет с нами?
Бретт со щелчком открывает багажный контейнер, помогает Леннону поднять рюкзак и пристраивает его вместе с несколькими другими. Тот машет рукой в мою сторону и одновременно наклоняет голову, предлагая ему помочь мне поднять рюкзак. Сначала я пытаюсь сделать это сама, но в итоге мне приходится позволить Леннону и Бретту запихнуть его наверх. С чувством унижения в душе.
– Привет, – говорю я, чтобы поприветствовать Кендрика Тейлора, когда закрываю дверцу и устраиваюсь на сиденье.
Семья Кендрика владеет прибыльным винным заводом, который пресса превозносит в качестве одного из лучших винодельческих предприятий в округе Сонома. И поскольку он посещает в Мелите частную школу, видеть его мне приходилось лишь однажды, когда Рейган затащила меня на какую-то вечеринку.
– Ты Зори, правильно? – спрашивает он, щуря один глаз.
Он ведет себя уверенно и дружелюбно, а в рубашке из шамбре на пуговицах и шортах цвета хаки, приятно контрастирующих с темной, смуглой кожей, выглядит лучше, чем в тот раз.
На пассажирском месте рядом с водителем в мою сторону поворачивается высокая девушка с длинными волосами с выбеленными прядками. Саммер Валентино. Если вам нужны сплетни о ком-нибудь из школы, это к ней – она в курсе всего. И хотя ее оценки оказались настолько низкие, что теоретически ей надо было остаться в одиннадцатом классе на второй год, она входит в комитет по выпуску ежегодного альбома выпускников и активно принимает участие в создании школьной онлайн-газеты – именно это ее, вероятно, и спасло.
– Зори у нас обожает астрологию, – говорит Кендрику Саммер.
– Астрономию, – поправляю ее я.
– Блин! – с улыбкой говорит она. – Вечно я их путаю. Какая из них составляет гороскопы?
– Астрология, – отчетливо произносит Кендрик, делая вид, что хочет шлепнуть ее по затылку, после чего она с глупой ухмылкой отдергивает голову.
За моей спиной вступает в разговор Бретт, представляя Кендрика Леннону.
– Вот он, мой парень, – говорит Бретт Кендрику, бесцеремонно тряся Леннона за плечо, – потрясающий чувак. Верно я говорю, Джон Леннон?
Леннон сидит за Кендриком, и поэтому мне виден лучше, чем Бретту.
– Как скажешь, – невозмутимо отвечает он.
– Тебя действительно зовут Леннон? – спрашивает Кендрик.
– Ага, только не Джон, – отвечает тот, – хотя Бретта это никогда не останавливает.
Если бы я не знала их так хорошо, то наверняка посчитала его слова выпадом. Однако Бретт всего лишь смеется, словно ему рассказали самую смешную шутку на всем белом свете.
Ну ладно. Что же тут у нас происходит?
– Отец Леннона – Адам Ахмед из «Сирот штата», – объясняет Саммер, – они сто лет назад выступали на разогреве у «Green Day». Его отец был барабанщик, тот самый американец египетского происхождения.
– Гитарист, – тихо поправляет ее Леннон, хотя я не думаю, что его, кроме меня, кто-нибудь слышит.
– Одна из твоих мамочек, случайно, не провела несколько недель в доме Билли Джо Армстронга? – спрашивает Рейган, вводя маршрут в навигационную систему внедорожника. – Может, знала его жену или типа того?
Не успевает он ответить, как в разговор опять встревает Саммер:
– А правда, что твои мамаши были одновременно с отцом? – Она на несколько мгновений умолкает и добавляет уже чуть тише: – Я хочу сказать, они что, были втроем?
– Я понял, что ты имела в виду, – говорит Леннон.
– Просто я слышала, как об этом говорили в школе, – с извиняющимся видом говорит Саммер.
Хотя не до такой степени извиняющимся, чтобы закрыть данный вопрос.
– Я и сам это слышал, – говорит Леннон.
– Ну и? – подгоняет его Саммер.
– Мои родители делали много чего, – туманно изъясняется Леннон.
Интрига в салоне автомобиля накалилась до предела. Скандал! Все ахают от удивления! Дело в том, что Санни и Мак – одна из самых любящих и преданных пар, какие я когда-либо знала. И что они когда-то там делали или, наоборот, не делали, никого не касается. Я уже открываю рот, чтобы это сказать, но тут в голову приходит мысль – а какого черта мне защищать Леннона, если он сам даже пальцем не желает пошевелить, чтобы себя защитить? Я знаю, раньше ему досаждали все эти слухи, распространяемые в школе за его спиной. Окружающие обожают обсуждать жизнь его семьи. Даже мой отец и тот обвинил Санни и Мак, назвав варварскими дикарками.
Возможно, Леннону до этого больше нет дела. А может, он просто смирился.
– Рок-н-ролл на все сто процентов, – говорит Бретт. – Керуаку[3] такое точно понравилось бы. А вы знаете, что он и его лучший друг Нил Кэссиди вместе спали с Кэролайн Кэссиди, женой Нила? Круто, правда? Могу на что угодно спорить, что ты знаешь уйму умопомрачительных историй, раз уж вырос в доме, где уважают панк-рок.
– Еще каких умопомрачительных, – вяло отзывается Леннон.
Бретт всплескивает руками и говорит, обращаясь ко всем:
– В жилах этого братана, который сейчас сидит перед нами, течет легендарная кровь. В восьмидесятых и девяностых панки из Сан-Франциско были душой поэтов-битников.
Ну-ну. Теперь я могу связать факты в единое целое. Бретт считает, что у Леннона отличная родословная. Вот почему он решил, что тот – потрясающий чувак.
Ну да, Леннон и в самом деле выглядит потрясающе. Так же потрясающе, как унылый труп.
– Отлично, теперь все в сборе и друг с другом познакомились, – говорит Рейган. – Может, тогда поедем?
– На этой неделе мы устроим самое что ни на есть сумасшедшее веселье, – восклицает Бретт и обнимает Леннона за плечи, чтобы сделать сэлфи; когда он показывает экрану язык, выражение лица друга остается бесстрастным. – Правильно я говорю?
Леннон откидывается на сиденье и лишь повторяет свои предыдущие слова:
– Как скажешь.
– Правильно я говорю, Рейган? – обращается Бретт к передним рядам.
– Так давайте веселиться, – утвердительно говорит она, трогая машину с места. – Эй, Сьерра, вот и мы.
Катя по Мишн-стрит, она ставит нас в известность, что до гламурного лагеря ехать больше четырех часов. В первые несколько минут все стараются говорить одновременно, поэтому в салоне воцаряется хаос и стоит крик. Рейган рассказывает Кендрику о прелестях лагеря, в то время как Саммер добавляет свой собственный комментарий о гламурной турбазе в Колорадо, куда родители возили ее на день рождения. Бретт пытается поделиться с Рейган сведениями об окрестных местах, упомянутых в романе Джека Керуака «В дороге». И что самое удивительное, Рейган, похоже, проявляет к его словам интерес. Для меня это что-то новое, потому что обычно, когда Бретт напыщенно распространяется в школе о поэтах-битниках, ей на него наплевать. Он постоянно убеждает всех въезжать в Сан-Франциско через мост Золотые Ворота, чтобы устроить после обеда экскурсию в дружелюбный к битникам книжный магазин «Сити лайте букстор», называя его исторической достопримечательностью. А Рейган без конца жалуется, что поэзия – это скука.
