Рано утром через северные ворота Дельты входило много народа. Немало и покидало город, пробиваясь сквозь плотный поток в обратном направлении, благодаря чему на узкой улице, ведущей к воротам, образовывалась роскошная, непрекращающаяся, бурлящая и кипящая давка. Люди толкались, расчищали себе путь локтями и норовили наподдать каждому, кто задевал их локтями в ответ. Мужчины ругались, женщины визжали, младенцы орали, скот ревел – и над всем этим гордо и немного надменно развевался флаг с гербом Дельты, довольно омерзительного вида морским чудовищем, сжимавшем в лапе трезубец. Легенд происхождения герба было множество, но в любом случае он отражал дух портового города. Дельта была мрачной, тесной и грязной. Находившаяся всего в нескольких десятках миль от Акрии, столицы, она никогда не получала большой прибыли от обширной морской торговли, и лишь служила поставщиком дешевой рабочей силы на корабли, а заодно ареной для всех сделок и операций, которые проводить за светлыми стенами столицы было как-то несподручно.

Утро тринадцатого дня последнего весеннего месяца было тем более неприветливым, что сегодня, как назло, был еще и пятый день недели. Как и все жестокие и циничные люди, дельтцы были неимоверно суеверны, верили во все до единой морские приметы, носили обереги, слушались советов ворожей и гадалок – и искали на небесах объяснений и знаков для своей несложившейся жизни. Тринадцатое число всегда было предметом для справедливого негодования – пятый же день недели, пару раз в году приходящийся на это не благословенное во всех отношениях число, был проклинаем не раз и не два. Все знают – в этот день жди беды.

Однако день, суливший столько несчастий жителям забытого Светом и Тьмой города, начался хоть и уныло, но без происшествий. Стражник у северо-восточных ворот к полудню начал, как обычно, клевать носом, пока его не сменил приятель, а сам он не пошел набить живот и проветрить голову, отупевшую от постоянного крика и ора. Вернувшись на пост слегка взбодрившимся, он начал развлечения ради рассматривать всех входящих в город и выходящих из него – занятие, которое, по идее, входило в его прямые обязанности, но к которому он всегда относился как к развлечению.

Стражник делил всех на две категории – давящие и давимые. В жизни, насколько он успел заметить, люди делились именно так, а давка у ворот лишь обостряла эти черты, делала их более заметными. День на день не приходился – иногда больше было одних, иногда других. Стражник вел строгий счет и каждый вечер выводил результат. В зависимости от соотношения он соответственно выпивал после заката рюмку наливки или пинту пива – тем самым подводя итог и закрывая очередной безрадостный день.

В отличие от большинства жителей, в приметы стражник не верил, а потому не ожидал от тринадцатого числа ничего необычного, даже если оно совершенно случайно оказалось пятым днем недели. Он был свято уверен, что дни недели и числа совпадают по хаотичной воле случая и как-то раз открыто высмеял одного ученого паренька, который уверял стражника, что возможно высчитать, каким днем недели будет любое число любого месяца спустя миллиарды лет. Стражник не поверил тогда – а поскольку парнишка через несколько месяцев затонул на «Среброокой», он решил, что это является косвенным доказательством его, стражника, правоты, так как демонстрирует совершенное бессилие человека перед стихией. Стражник не верил в приметы. Но сила природы была для него совершенно очевидна.

Вот и сегодня, совсем согласно с природой, сильные и решительные давили в толпе слабых и робких, слабые и робкие в ответ исподтишка огрызались и покусывали сильных – жизнь шла своим чередом. Стражник уже снова начал скучать и отвлекаться от собственного подсчета, когда его взгляд привлекла необычная фигура в толпе. Это был паренек, среднего роста, но жутко тщедушный. Короткие темные волосы чуть рыжеватого оттенка торчали во все стороны, взъерошенные ветром. Одет паренек был как самые бедные работяги, тянувшиеся в город в поисках куска хлеба – рубаха, бесформенные штаны, босые ноги уверенно шлепали по грязи. У него было холеное, почти девичье лицо, и стражник точно бы решил, что это девка, если бы не две интересные особенности. Во-первых, выражение этого тонкочертного лица отнюдь не пристало девице, ибо было слишком холодным и решительным. Стражник ежедневно видел многих девушек, входивших в город и выходивших из него, и слишком часто он встречал в толпе их испуганный взгляд и слышал в общем гуле вскрики и писк.

Кроме того, у молодого путника была примечательная и совсем не женская манера двигаться, которая, собственно, и привлекла внимание стражника. Юноша обладал особенным талантом перемещаться даже в тех местах, где это, казалось, было совершенно невозможно. Никого не давя и не терпя видимых неудобств, он скользил между людьми, легко проскакивал между спрессованными телами, уворачивался от неповоротливых телег, незаметно проходил между лошадьми и людьми, равно не замечая ни тех ни других. Стражник внимательно следил за перемещениями юноши, одновременно пытаясь причислить его к какой-либо из двух категорий людей и постепенно приходя к выводу, что парнишка, судя по всему, принадлежал к высшей касте – той же самой, к которой принадлежал и он сам, стражник. Это был особенный род людей, крайне редко встречающихся в народе – тех, кто не давил сам и не давал давить себя другим, но существовал независимо и от тех, и от других, наблюдая за ними со стороны.

Юноша в толпе неожиданно поднял голову и встретился взглядом со стражником. После недолгого раздумья он вдруг поменял свой курс, пересек плотный поток, идущий из города, – и невозможным, невероятно быстрым прыжком взлетел на стену, в пару раз превышающую человеческий рост. Стражник замер, широко раскрытыми глазами глядя на юношу, балансирующего на краю парапета. Тот резко выпрямился, оглянулся на людское море внизу, после чего легко соскочил на каменную площадку. Стражник машинально сжал древко алебарды.

– Отвратительно, – спокойно сказал юноша высоким женским голосом. – Я и не знала, насколько ужасны большие скопления народа. Доброго дня, – кивнул он стражнику, после чего мгновенно и бесшумно скрылся в узком проходе, идущем от караульной вдоль стены.

Стражник несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, потом растерянно посмотрел на толпу внизу. Когда он обернулся к темному переулку, там уже никого не было.

По выходным в Дельте всегда бывала ярмарка. Мероприятие это, шумное и грязное, как и все в портовом городе, непременно кончалось парой трупов, а то и поджогом. Однако власти города разумно полагали, что лучше пара трупов раз в неделю и один сгоревший трактир, чем вооруженное восстание и пожар на полгорода. А дельтские ремесленники и моряки могли устроить и то и другое. Просто от скуки.

Сегодня же день был особенный – капитан «Веселого», корабля, промышлявшего как торговлей, так и довольно сомнительными делами, устраивал соревнования. Любой желающий мог принять в них участие – а желающих было много. Главный приз, тысяча лотаров золотом, приманивал в город искателей приключений со всей округи. Менестрели в портовых трактирах воспевали немыслимую щедрость капитана – однако руководила им отнюдь не она. Соревнования было частью сделки, на основании которой власти Дельты закрывали глаза на сомнительные дела «Веселого». Они прикрывали его перед Акрией, когда оттуда приходил очередной запрос после ноты протеста какого-либо союзного государства, чьи корабли атаковал «Веселый». Тысяча лотаров была не самой дорогой платой за подобную услугу – благо соревнования устраивались раз в год, в мае. Город же получал отличную возможность разом избавиться от большей части искателей приключений – ибо одна половина благополучно сворачивала себе шею, а вторая шла в команду «Веселого» в качестве поощрительного приза. Победитель же либо вкладывал полученные деньги в собственное дело, способствуя экономическому росту города, либо спускал все в ближайшие несколько месяцев – лишние деньги так или иначе все равно добирались до городской казны. В результате все были довольны – кроме, разве что свернувших шею. Но их мнение мало кого интересовало.